Очень близкого.

– По виду контактная рана, – сказал я. – Ружейный выстрел с одного или двух сантиметров производит эффект татуировки, и это наблюдалось в нашем случае. – Заметно почернение на остатках зубов и кости, мягкие ткани все еще сохраняют следы ожога. Ствол во время выстрела либо находился во рту, либо был к нему прижат. Удивительно, что пыж тоже не вылетел из черепа.

Ланди согласно кивнул.

– Наложил на себя руки?

– Не исключено.

Контактные раны – характерная примета смертей самоубийц, особенно если оружием служит охотничий дробовик. Длина ствола, как правило, не позволяет отодвинуть от себя дуло, и неизбежно приходится прижимать его к себе. Это, разумеется, не исключает возможности, что его застрелил кто-нибудь другой.

Ланди уловил мой тон, и по его глазам я понял, что он улыбается, хотя его губы скрывала маска.

– Не волнуйтесь, я не делаю поспешных выводов, но очень может быть, что этот человек именно тот, кем мы его считали.

Я с ним не спорил. Пропал склонный к самоубийству человек, и вместе с ним исчезло ружье. В теле рана, произведенная выстрелом с близкого расстояния. Многое говорило о том, что это Лео Уиллерс.

Я промолчал.

Ланди дал знак полицейским.

– Грузите в лодку.

За те несколько минут, пока мы говорили, вода значительно поднялась и залила нижний край пластикового листа. Пока Ланди докладывал, я взялся за один угол, а морские полицейские за три остальные. Больше в данный момент я ничем не мог помочь расследованию.

После того, как все было погружено на лодку, я занял прежнее место, и мотор ожил. Еще недавно вершины песчаных банок были выше наших голов, но вода прибывала, и теперь мы с ними почти сравнялись. Когда лодка рванула с места, я оглянулся на то место, где мы только что были. Волны перехлестывали через отмель, где лежало тело, и, разглаживая песок, стирали всякие следы того, что там только что находилось.

Лодка прибавляла скорость, и Ланди, тронув меня за руку, указал на каменистый мыс, выдающийся в русло со стороны моря от песчаных банок.

– Видите? Это Уиллетс-Пойнт, где жил Лео Уиллерс.

В отличие от других попадавшихся мне на глаза здешних пейзажей, это место обильно поросло деревьями, которые почти скрывали одиноко стоящую на клочке обнаженной земли викторианскую виллу. Ее большие окна-эркеры выходили на море над маленькой пристанью, и единственно, что загораживало из них вид, были охраняющие вход в устье башни форта.

– Раньше была летней семейной резиденцией, затем стояла законсервированной, пока несколько лет назад Уиллерс не решил вернуться. – Ланди повысил голос, стараясь перекричать мотор. – Отец жил то в Лондоне, то в их главном доме под Кембриджем, так что этот целиком принадлежал Лео. Ничего не скажешь, недурной холостяцкий кров.

Недурной, но богатство семьи не принесло Лео счастья в конце жизни. Я снова задумался о состоянии его тела.

– До этого вы говорили, что точно не уверены, когда он пропал? – крикнул я. – Как это так?

Ланди, чтобы не надрывать горло, наклонился ко мне.

– О пропаже Лео сообщили только месяц назад, но его реальное общение с людьми состоялось за две недели до этого. Он вызвал на дом ветеринара, чтобы усыпить свою старую собаку. Ветеринар сообщила, что он был этим сильно расстроен. С тех пор его никто не видел и с ним никто не разговаривал. Никаких телефонных звонков или электронной почты, никаких соцсетей. Ничего. Поэтому, что бы с ним ни случилось, произошло в этот двухнедельный промежуток. Больше его сузить невозможно, но, выплачивая ветеринару гонорар, Лео в последний раз воспользовался своей кредитной картой. Так что событие произошло скорее шесть, чем четыре недели назад, но поняли это гораздо позднее.

– И в течение двух недель его никто не хватился? – Ситуация объяснимая, если бы на месте Лео был пенсионер без родных и друзей, но для него совсем не характерная. – Что говорит его отец?

– Они не были, что называется, близки. В их отношениях существовали трения, поэтому нет ничего удивительного в том, что они могли неделями не разговаривать. О пропаже Лео заявила домработница. Штат прислуги у него был небольшой: она и садовник, приходившие раз в неделю. У нее был свой ключ, и она не удивлялась, если, приходя, не заставала дома хозяина, поэтому поначалу не забеспокоилась. Но однажды застала на вилле полный кавардак: повсюду бутылки, грязные тарелки, недоеденные продукты. Лео устраивал кутежи и раньше, поэтому она убралась и ушла. Домработница заметила, что открыт оружейный сейф, и это показалось ей странным. Свой «Мобри» Лео редко вынимал – как ни странно, охотиться он не любил. Она забеспокоилась, когда пришла на следующей неделе и нашла дом в том же состоянии, в каком оставила, – поняла, что что-то неладно. Почтовый ящик полон, машина и маленькая моторная лодка на месте. Вот тогда она осмотрела все внимательно, нашла записку и позвонила нам.

– Сначала в полицию, а не его отцу?

– Полагаю, сэр Стивен не тот человек, который принимает телефонные звонки от прислуги. Кроме того, она, наверное, посчитала: пусть лучше узнает все от нас. Побоялась стать тем самым гонцом с дурными вестями, которых отстреливают. – Сообразив, что сказал, Ланди смутился: – Простите, неудачно выразился.

– Что с ружьем? – спросил я. – Его в доме не оказалось? Даже если оно упало в воду, его должны были обнаружить во время отлива.

– Нет. Отчего мы сначала решили, что в деле замешан кто-то еще. Но, принимая во внимание записку и все остальное, версия с самоубийством стала представляться более вероятной, и в качестве рабочей гипотезы мы приняли, что он застрелился где-нибудь еще. Например, на песчаных банках. Это объясняло бы, почему так долго не обнаруживали тела и пропажу «Мобри».

Инспектор откинулся назад, предоставляя мне возможность поразмыслить над его словами. Итак, Лео Уиллерс пропал от четырех до шести недель назад, но скорее шесть, чем четыре. Я взвесил увиденную степень разложения и влияющие на него факторы в русле: температуру воды и падальщиков – как плавающих, так и летающих. Воздействие соленой воды и отливов, дважды в день оставляющих тело на милость атмосферы и ветров.

Мои размышления прервало выглянувшее в просвет прозрачных облаков солнце. Оно позолотило точками света зыбь на воде. Отразив луч, что-то блеснуло на берегу – бутылка или осколок стекла. Но солнце снова заволокло облаками, и блеск пропал.

У устричного ангара нас ждал целый комитет по приему. Когда мы приблизились к берегу, я заметил, кроме провожавших нас полицейских, новых людей. На одном был предназначенный для работы в тяжелых условиях голубой комбинезон, и я понял, что он патологоанатом, о котором ранее упоминал Ланди. Рядом стояла высокая женщина в светлом плаще, должно быть, старший следователь Кларк.

Кто два других мужчины, я понятия не имел. Они держались в стороне в конце набережной. Вскоре я различил на них фуражки и догадался, что они высокие полицейские чины.

– Господи… – пробормотал Ланди, глядя на них.

– Что такое?

Большую часть пути от песчаных банок инспектор провел на носу, не обращая внимания на душ брызг, которыми его окатывало всякий раз, когда суденышко натыкалось на волну. Казалось, ни тряска, ни болтанка не доставляли ему неудобств. Наоборот, наслаждался встречным ветром, как собака, высовывающая из окна автомобиля голову.

А вот теперь сник, словно жалел, что слишком быстро закончилось короткое плавание. Снял очки и принялся вытирать с них пену.

– Это Драйден, заместитель начальника территориального управления полиции. С ним сэр Стивен Уиллерс.

Я повернулся к набережной и сам испытал тревогу. Не слышал, чтобы такой высокий чин пожаловал на рядовое расследование. Не говоря уже об отце жертвы. Неправильная затея: ненужный стресс как для родителя покойного, так и для вынужденных работать под надзором полицейских.

Стояла тишина, только сержант, направляя лодку к устричным ангарам, отдавал короткие команды. Мотор сбавил обороты до тихого ворчания, и суденышко осело в воду. Волны плескали в трубчатую конструкцию, и мы по инерции плыли последние несколько ярдов к пирсу. Вода поднялась настолько, что мы могли подойти прямо к нему и не пользоваться эллингом. Лодка ткнулась рядом с пролетом каменной лестницы, ступени которой уходили на глубину. Кларк и остальные молча наблюдали, как один из морских полицейских выпрыгнул на берег и закрепил на металлической стойке конец.