Он кивнул в ответ. - Я не помешаю.

- Спасибо и на этом.

Он покачал головой: - Нет. Тебе спасибо. Мне это не доставило радости.

Она испытующе вгляделась в его лицо. - Хорошо.

***

Картерон распахнул дверь "Смешка", найдя зал пустым. - Госпожа Грюмсюрет! - закричал он, отчего-то запаниковав.

- Да? - сказала она, выглядывая из двери на кухню.

Он глотнул, подавляя непонятный страх. - Где все?

- Наверху.

Прощай сошла с лестницы, весьма удивленная. - Сухарь? - чуть не заикнулась она. - Что... что ты здесь забыл?

- Где Зубоскал?

Она указала наверх. - С Хаул. Она вроде бы заболела. Мы тревожимся...

Он пошел наверх. - Сам погляжу.

Прощай не мешала ему, лишь махнула рукой и увязалась следом.

Он открыл дверь и комнату и на миг застыл, не понимая, что случилось. Хаул лежала в постели, грудь мокра от крови; на полу валялся Зубоскал, лицом вниз, в спине ножевая рана.

Он набрал воздуха, чтобы заорать, когда ладонь закрыла рот и ослепительная боль пронизала бок. Стальное лезвие вошло на всю длину. Он упал, объятый агонией, едва заметив, как каблук уперся в спину и нож вышел наружу.

Женский голос - Прощай - шепнул на ухо: - Нужно было платить больше, Сухарь. - Ноги застучали по лестнице.

Грюмсюрет едва различимо спросила: - Как она?

Ответа было не разобрать. Потом загремел стол, загрохотали ноги. Кто-то ругался. Ах, это он сам! - Снизу, - шепнул он. "Она бьет снизу".

Он пытался ползти к лестнице.

***

У них было по два клинка. Разумеется, каждый выбрал излюбленные по длине и весу. Танцор потерял счет мелким порезам на руках, боках и бедрах. Они бегали, прыгали, изворачивались, перекатывались и снова вскакивали. Здравые мысли и планы пропали; остались лишь простые инстинкты и мышечные рефлексы - атаки и блоки, уловки и смены позиций следовали одна за другой, слишком быстро для рассудка, чтобы обдумывать и даже регистрировать.

Куртка его повисла лоскутами, предплечья и грудь обнажились. Лицо противника, и грудь, и шея покрылись кровью. Они сходились вплотную, уставшие, ладони скользили по рукоятям, пот и кровь покрыли тела. Каждый искал малейшего преимущества.

Но даже теперь глаза Кова горели какой-то безумной яростью едва в локте от лица Танцора. Похоже, он совершенно лишился естественного страха смерти. Танцор осознал, что этот поединок стал самым трудным в его карьере.

Ибо нет человека более опасного, чем тот, кто не заботится о сохранении собственной жизни.

Они дрались, проламывая двери, врезаясь в столы, размахивая оружием. Ни один не мог нанести последнего, решающего выпада. Пинок Кова заставил Танцора вылететь на улицу, ударившись спиной; парень бросился следом, но Танцор поймал клинок клинком. Парень врезал ему лбом и, хотя ассасин успел отвернуться, звезды засверкали повсюду, а ногу пронзила мучительная боль.

Он встал, зажимая бедро. Ков последовал, медленно, перехватив кинжалы и утерев кровь с лица - точнее, наложив еще один слой багряной грязи. Волосы его стали липкой неопрятной массой, он пыхтел, хромая на правую ногу и следя за каждым движением Танцора.

Танцор почти упал на каменный бортик канала. Стряхнул с глаз капли крови - или то были слезы боли? С трудом выпрямился и выставил оружие.

Парень кивнул, шагнув к нему. Ткнул в сторону Танцора острием запятнанного клинка. - Ты был хорош, - прохрипел он. - Но все кончается так, как всегда.

Он подходил все ближе, плетя кинжалами танец обманов и уловок, делая выпады высокие и низкие - без остановки.

Танцор выждал нужного расстояния и бросился вперед.

Они сошлись вплотную, изгибаясь и скользя. Ни один не выпустил оружия. Горячее дыхание смешалось, каждый напирал, толкая врага грудью, шипя и кряхтя, пинаясь, ища малейшей возможности встать твердо.

Танцор понимал, что сила покидает его с каждой каплей крови - рана в ногу оказалась глубокой. Времени больше не было.

Он согнул плечо, давая Кову подвести клинок к груди. Тот немедля бросил второй клинок и схватился за скользкую рукоять обеими руками, ища силы удара. Танцор швырнул наземь оба ножа и обвил руки Кова; они встали неподвижно, напрягая все силы, хрипло и натужно дыша.

- Все хорошо, - шептал Ков едва в пяди от его лица, зловеще и дико выпучив глаза. - Ты сделал все что мог. - И он принялся напевать, будто колыбельную: - Больше нет забот... глазки закрывай... сказочке конец...

Танцор понял, что надо действовать немедля. Последний шанс. Он позволил себе выказать долю изматывающей усталости; острие кинжала Кова приблизилось к груди. Убийца надавил на оружие всем весом...

Танцор бросился через парапет, потянув Кова за собой, и в миг удивления вывернул кинжал, проведя по шее.

Они шлепнулись в болотистую грязь, в тростники и тотчас начали тонуть. Он отпустил врага и потерял из вида, молотя руками и кашляя: в горло влилась вонючая вода канала. Выхватил еще два ножа, развернулся, ища - но никто не спешил нападать из зарослей.

Он лег, успокаивая дыхание и слушая ночь.

Бешеный ветер колыхал тростники и деревья. Новый ослепительный взрыв пронесся над городом, гром отозвался дребезжанием крыш. Медленно - он так устал! - Танцор пробрался через заросли к покатой стенке канала.

Тайскренн сидел, обвив руками прижатые к животу колени. Качался, закрыв глаза, думая "Вставай! Иди!" Но он не мог. Он так устал. Вал накатывался на него без остановки: разрушительные атаки, способные лишить рассудка любого другого практика во всей округе. Они не отставали, они преследовали его.

"Просто оторвись!"

Нет, они не сдадутся. Уже ощутили, так сказать, вкус крови. Вчера он просто игнорировал попытки помешать побегу. Но не сегодня. Сегодня ему все труднее удерживать защиту. Рано или поздно броня треснет под непрестанным напором.

Он был так уверен, что сможет бежать! Но им как-то удавалось следовать за ним в глубочайшие слои Садка Д"рисс, находить его там; они как-то вынюхали его сущность в изнанке Тюра. Он бросал на пути кусочки и намеки Мокра, создавая иллюзии и ложные следы; они видели насквозь и не сходили с охотничьей тропы. Ему удавалось удерживать их вдали только предельным напряжением воли.

Жрецы Д'рек оказались совершенно безжалостными.

Если ему удастся продержаться, оторваться... Тогда, может быть, шанс еще есть.

Он моргнул, скорчившись в переулке какого-то холодного городка, среди зданий под гонтовыми кровлями - и внезапно оказался в ином месте.

Свет был слабым, словно на закате, почва проседала под весом тела. Он расцепил руки и огляделся. Его сущность перенесена!

Вокруг были поля серого пепла; вдали поднимались покатые холмы. Небо было неестественно ясным - в таких сумерках следовало ожидать появления звезд.

Перед ним стоял человек, невысокий, в темной, явно повидавшей лучшие дни одежде. Он покачивался на каблуках, опершись о короткую прогулочную трость. Дальхонезец в обличье старца - Тайскренн умел видеть сквозь морок, различил черты лица костлявого юноши.

Маг нахмурился, ощущая вокруг... - Меанас? - предположил он.

Дальхонезец покачал головой. - Не совсем. Хотя близко.

- Тело остается там. Этим мы не купим мне времени.

Парень вновь склонил голову, как бы раздумывая. - Не всё сразу. А пока... побеседуем.

Тайскренн встал и потянулся. Всмотрелся в незнакомца пристальнее и ощутил еще большее смущение. Рисунок манипуляций с Садком отличался от всего, виденного им ранее. Был каким-то особенным. Парень словно испытал на себе множество разнородных влияний и потоков силы. Здесь был даже намек на Старших. Тайскренну стало ясно: незнакомец пережил опыт некой трансформации.