Скрип ступенек!

— Джесси, девочка моя, ты что, уже дома?

С размаху бухнувшись на диван, она рывком надела наушники и, увидев, что кассета в магнитофоне ещё крутится — прошло-то, наверно, всего минут пятнадцать, — до отказа повернула регулятор громкости и закрыла глаза. Тяжко, оглушительно ударили органные аккорды.

— Джесси! — рука отца сдёрнула с неё наушники. — Ну что это такое, ты ничего вокруг себя не слышишь и не видишь! Я спросил, давно ли ты дома?

— Нет, то есть да… давно, я уже два раза переворачивала кассету.

— Неплохая мера времени. — Па сердито покачал головой, но худое лицо его вовсе не было сердитым. В усталых светлых глазах мелькнуло что-то вроде облегчения. — Тебе не кажется, что пора бы пообедать?

— Да, конечно, Па, я сейчас спущусь, только переоденусь.

Привстав, она виновато ткнулась лбом ему в плечо, пряча глаза.

— Кстати, лизунья, к нам приходил дядя Фил.

— Он останется обедать? — спросила Джесси, стараясь, чтобы голос прозвучал весело и естественно.

— Нет, он уже ушёл, он сегодня очень занят.

— Жалко, — протянула она. — Ну ты иди, Па, а я сейчас, быстро…

*

Словно костёр внутри горит, и не загасить его. Да я и не пытаюсь. Если бы он мог спалить дотла эту чёртову комнатушку вместе со стильной мебелью, аккуратными рядами книжек на полках, допотопными вышивками на стенах… Вместе со мной.

«Теперь это твой дом, Рэд, и мы искренне надеемся, что ты его полюбишь…» Мать их за ногу, мой дом! Мой дом остался там, далеко на западе, где сейчас садится солнце. В Холмах.

Забиться бы куда-нибудь в угол и пореветь, так ведь и этого не могу. Наверно, в последний раз я плакал тогда, над полудохлым волчонком. Ни одному из моих поганых благодетелей потом не удавалось выжать из меня ни слезинки. И не удастся.

А утром надо тащиться в эту долбаную… как её… среднюю школу имени доктора Сайруса Белла. Преподобный что-то вещал насчёт того, какой там крутой компьютерный класс, чуть ли не лучший в штате. Пускай… с машинами легко, они хоть к тебе не лезут. Это всё, что мне пока нужно.

Пока.

*

После утренней ассамблеи старшеклассники, как всегда, разбились на группки и, обмениваясь кивками, улыбками, весёлыми тычками, направились в классы. Коридор стремительно пустел, стихал обычный шум. Джесси задержалась возле расписания, рассеянно скользя по нему взглядом.

Во время ассамблеи она, не в силах удержаться, искала глазами в толпе ребят незнакомое лицо до тех пор, пока её соседка, рыженькая Марджи, приглушенно фыркнув, не прошептала ей на ухо:

— Дружка выбираешь, что ли, Джесси? Давно пора… Ну, что надулась, дурочка? Прости, забыла, что ты у нас совсем ещё малышка…

«Малышка»… Конечно, когда все её знакомые девчонки уже с кем-нибудь встречались. Но Джесси всегда робела перед мальчишками и вовсе не считала себя привлекательной для них. Вздохнув, она наконец выбрала из перечня обязательных предметов литературу, оглянулась, — в коридоре, кроме неё, никого уже не было, ей следовало поторопиться.

Разбирали «Большие ожидания» Диккенса, одну из её самых любимых книг, и, уткнувшись в тетрадь, сосредоточенно покусывая ручку, Джесси сразу и не заметила наступившей вдруг тишины. Она удивлённо подняла голову — в дверях класса стоял Па, пропустив вперёд рослого худого парня в чёрном свитере и джинсах, и, скользнув глазами по классу, чуть заметно нахмурился — при виде Джесси.

— Простите, мисс Стивенс. У нас пополнение, и я решил привести нового ученика для начала к вам. Знакомьтесь, это Рэд Хайленд, — он говорил и ещё что-то, но Джесси его уже почти не слышала.

Весь подобравшись, новичок стоял под двумя десятками любопытных взглядов совершенно неподвижно, уставившись куда-то в окно, поверх голов. Смуглое резкое лицо его было бесстрастным, как маска, ремень потёртой сумки зажат в кулаке так крепко, что под кожей отчётливо проступили жилки.

Чужак. Пришелец. С другой планеты, из другого мира… из тюрьмы. Джесси опять стало трудно дышать, будто она сама стояла сейчас там, чужая среди чужих…

— Ну что ж, — мягко произнес Па, — вот свободный стол, думаю, здесь тебе будет удобно, — он ободряюще взял новичка за локоть.

Парень поднял запавшие тёмные глаза — Па, осекшись, отдёрнул руку, словно этот взгляд обжёг его, — и так же молча, бесшумно и мягко ступая, закинув на плечо сумку, прошёл к указанному столу у стены и сел.

Тишина стояла такая, что был слышен доносившийся из соседнего класса размеренный голос преподавателя права: «Таким образом, пятая поправка к конституции…»

Кашлянув, Па спокойно кивнул мисс Стивенс и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Унимая зашептавшийся, зашушукавшийся класс, учительница слегка постучала костяшками пальцев по столу — красные пятна выступили у неё на скулах.

— Итак, на чём же мы остановились? Да, каков, по-вашему, смысл, вложенный писателем в заглавие романа? Хайленд, может быть, вы достанете тетрадь?

Рэд медленно глянул на неё, потом так же медленно, прищурившись, обвёл взглядом класс, пока перед ним не опустились все любопытные, настороженные, испуганные, растерянные глаза, и только тогда, усмехнувшись уголком рта, снова уставился на свои скрещённые на столе руки.

В сторону Джесси он даже не посмотрел.

И на литературу больше не приходил. Не был ни на одном из курсов, которые посещала Джесси: американская история, мировое искусство, иностранный язык. Не был ни на консультациях, ни на семинарах, ни в библиотеке. Даже в столовой не появился ни разу за три недели.

Очень редко Джесси видела его по утрам на ассамблеях и иногда — на переменах. Рэд всегда стоял у окна, повернувшись спиной к бурлящему, хохочущему, грохочущему коридору, словно отгородившись от него невидимым, но прочным барьером.

Как всегда, когда выпадала очередь дежурить в лаборатории естествознания, Джесси не расслышала звонка. И, только насыпав полную кормушку своей любимице, чернохвостой белке Тикки, она спохватилась и бросила взгляд на часы. Лекция по американской истории началась семь минут назад…

Запыхавшись, она подлетела к аудитории и, тихонько приоткрыв дверь, проскользнула к свободному месту. Но никто не заметил, как она вошла. Немудрено! Поглядев в сторону кафедры, Джесси почувствовала, что у неё подгибаются ноги. Марджи дёрнула её сзади за юбку, прошипев: «Да садись же ты!»

— Мой предмет — один из основных в этой школе! — голос преподавателя истории, мистера Фергюсона, тощего сутулого человека неопределённого возраста, срывался на фальцет — для старшеклассников это было сигналом, что старина Ферджи просто вне себя от злости. — Однако вы регулярно, несколько недель подряд игнорируете мои лекции! Вот и сейчас вы намеревались уйти! Я ведь могу поставить вопрос перед советом школы…

Рэд на миг вскинул глаза, но тут же опустил. Он стоял напротив Фергюсона в своей обычной позе — руки за спиной, сумка через плечо, лицо совершенно безразличное, только краешек губ подергивается.

— Я, кажется, с вами разговариваю, а не с этой стенкой! Вас, что, не устраивает моя методика преподавания? Или, может быть, мой предмет? В конце концов, отвечайте же!

Рэд вздёрнул левую бровь.

— Предмет.

Фергюсон часто заморгал.

— Мой предмет? История своей страны вас не устраивает?

— Это не моя страна, а ваша, — коротко отозвался Рэд.

Сзади кто-то из ребят тихо присвистнул. Джесси прижала ладонь к губам.

Фергюсон ошеломлённо огляделся, словно не веря своим ушам.

— Что? Да ты благодарить должен эту страну за то, что вообще получил возможность учиться — вместо того, чтобы плести коврики и глушить сивуху в своей резервации! Или сидеть в тюрьме, где тебе самое место. Тебе здесь оказывают снисхождение, но ведь всему же есть предел!

Он поперхнулся — Рэд шагнул вперед. Джесси зажмурилась.

— Прочь с дороги! — яростно выдохнул парень.

Громко хлопнула дверь.

— Я этого так не оставлю… — пробормотал заметно побледневший Фергюсон. — Сейчас же подам рапорт…