Мы подошли к палатке, и Валерия раскрыла плотную занавеску, выполнявшую роль двери в гримерку.

– Подожди меня здесь, я лучше зайду одна, – неуверенно попросила девушка. – Его сейчас лучше не раздражать. Как и все таланты, он сварлив и вечно всем недоволен.

Я пожал плечами, но послушно остался на улице, открыв наконец свою бутылку с водой. При этом бутылка предательски неудачно наклонилась, и часть воды пролилась на асфальт и мою правую брючину. Я никогда не мог терпеть грязную или сырую одежду, поэтому стал усиленно смахивать влагу с ткани, раздосадованно качая головой.

Не успел я отряхнуть джинсы, как Валерия вывалилась из гримерки. Ее лицо было бледным, а губы голубовато-синими, отчего мне показалось, что девушку сейчас стошнит. Я растерянно протянул Валерии бутылку, которую она машинально схватила и поднесла к губам.

Глотнув воды, Валерия вдруг побледнела еще больше, взгляд ее совсем поплыл и перестал фокусироваться на мне.

– Боже мой, Валерия! Что с тобой? – я едва успел подхватить девушку – она обмякла в моих руках.

Не зная, что делать с моей бедной подругой, я растерянно посмотрел на палатку, откуда Пьер так до сих пор и не появился. Я почему-то почувствовал волну негодования и отвращения к этому самовлюбленному типу. Если ему стало плохо от пива и он не смог даже выйти на сцену, то необязательно было срываться на Валерии и унижать девушку до такой степени, что она даже сознание потеряла. «Ну что за скотина этот зазнавшийся саксофонист! Занесу Валерию в гримерку. Не оставлять же бедняжку лежать на земле, – я был полон решимости. – Пусть только Габен попробует показать свой гонор – спущу на него всех собак».

С Валерией на руках я кое-как протиснулся через узкий вход и быстро осмотрелся, чтобы понять, куда лучше пристроить девушку, которая все еще так и не пришла в себя.

Вокалист сидел спиной ко мне за маленьким столиком и, казалось, совершенно не беспокоился о происходящем. Видя, что он даже не обернулся при нашем вторжении, я собрался с духом и, сдерживая свой гнев, как можно спокойнее небрежно бросил:

– Прости, друг, но Валери стало плохо, думаю, стоит позвать доктора. Если ты не против, то я пока устрою ее здесь. И можно мне побыть с ней, пока она не придет в себя?

Пьер ничего не ответил и даже не шелохнулся. Он сидел за столом вразвалку и как-то неестественно неподвижно. Руки его как плети свисали вниз под столешницу, почти касаясь пола, а голова была склонена набок и намного откинута назад. Сценическая куртка, которая была его визитной карточкой и, по всей видимости, неизменным атрибутом всех его выступлений, неряшливо сползла влево. Со стороны казалось, что она надета не на живого человека, а на манекен, которого одевали второпях и еще не выставили на витрину магазина.

Я застыл на месте со своей тяжелой ношей в руках, пытаясь заставить себя приблизиться к Пьеру. Смутное предчувствие колыхнулось внутри меня, и мне вдруг стало страшно.

– Пьер! – позвал я и услышал свой голос как будто со стороны. Он показался мне хриплым и безжизненным, словно записанным на пластинку – нечеловеческий голос, скрипящий и испуганный. Но даже не мой ужасный голос навел на меня панику, а тишина, которая раздалась в ответ. Пьер молчал и не шевелился. Фигура музыканта была неподвижна, как статуя в музее восковых скульптур.

«Еще один без сознания, – пронеслось у меня в голове. – Так я и знал, что все музыканты злоупотребляют таблетками. Наверняка перебрал лишнего, да еще и залил пивом. Так, Марк, сделай глубокий вдох и успокойся, надо помочь парню».

Я с трудом примостил неподвижную Валерию на небольшой складной стул, пододвинув к нему еще один и соорудив тем самым что-то наподобие дивана. Девушка продолжала лежать с закрытыми глазами, но дыхание ее было ровным. «Скоро придет в себя», – я немного успокоился и вытер пот со лба. Оказавшись к Пьеру Габену еще ближе, я почувствовал, как мои руки охватила странная дрожь, которая бывает в прохладный летний вечер, когда забываешь надеть джемпер или толстовку. Меня почти знобило и трясло уже всего с головы до ног, когда я пододвинулся к музыканту почти вплотную.

– Пьер, если ты решил пошутить, то шутка не удалась, – громко произнес я. – Ребята ждут тебя на сцене, а ты тут разыгрываешь представления. Довел Валери до обморока. Эй, да что с тобой?!

Парень продолжал молчать, и мне это наконец надоело. Что за выходки! Да кто он такой, чтобы два взрослых человека потеряли самообладание и чуть не лишились рассудка из-за подобных историй! Я уже бог знает что успел подумать за эти две минуты в палатке, а он, может, всего лишь просто заснул от таблеток.

Я резко схватил его за плечо и тут же отдернул руку, так как от моего прикосновения парень медленно сполз со стула, оставив на спинке и сиденье кровавый след. Тут у меня все поплыло перед глазами. Чтобы не свалиться на пол, я схватился за край стола. Вид крови всегда вызывал у меня приступы тошноты, и мне пришлось сильно ущипнуть себя, чтобы не грохнуться в обморок прямо на обмякшего музыканта. Только тогда я заметил на затылке Пьера какое-то пятно. Это была липкая и потемневшая кровь из глубокой раны, которую я не сразу разглядел из-за густых темных волос саксофониста. «Валерия! – подумал я в ужасе. – Неужели это она огрела его, не справившись с эмоциями?»

Не зная зачем, я рванулся к выходу, но тут же остановился. «Боже, что я делаю! Возьми же себя в руки!», – мысленно приказал себе я. С трудом я заставил себя вернуться к телу молодого певца и, опустившись на колени, попытался прощупать пульс. От вида такого количества крови мне вновь стало дурно, меня чуть не стошнило. Еле сдерживая рвотные позывы, я встал с колен и машинально достал из кармана свой мобильник. На дисплее горело 19:10.

Парень, без сомнения, был мертв.

Бессознательно поправив сырую брючину, несколько минут назад облитую водой, я стал лихорадочно соображать, что же мне теперь делать. Передо мной оказался самый настоящий труп! А ведь этого человека я едва знал. Это уму непостижимо! Без сомнения, кто-то ударил музыканта по голове, и тот скончался почти сразу. Но кто мог это сделать и когда? Валерия сказала, что Пьер просил ее выйти в аптеку, значит, до ее возвращения парень оставался в палатке один. Не считая убийцы. Я выдохнул и с силой сжал руками виски. Валерия, конечно же, ни при чем. Это была бредовая идея, идея о том, что девушка могла убить Пьера, и мне должно быть стыдно, что я заподозрил ее. Даже в гневе Валерия не смогла бы нанести человеку смертельный удар такой силы, чтобы раскроить череп. Видимо, ее просто свалил с ног вид крови, только и всего, вот она и хлопнулась в обморок.

Я провел руками по волосам, немного придя в себя. Раз это была не Валерия, то убийца хорошо все рассчитал. Вероятно, он следил за гримеркой и видел, как девушка ушла в аптеку, оставив Пьера в одиночестве. Тогда этот неизвестный быстро проник в палатку и нанес свой удар. Не похоже, чтобы музыкант ожидал этот удар, также вряд ли он с кем-то поругался. Он сидел спиной ко входу и явно даже элементарно не успел обернуться, перед тем как что-то обрушилось на его голову. Я не видел никого, выходящего из палатки, Валерия, думаю, тоже. Получается, убийца вошел целенаправленно, чтобы расправиться с Пьером, а затем быстро незаметно удалился, смешавшись с толпой. Возможно, он еще там.

Внезапно снаружи послышался разгневанный голос Натали. Девушка влетела внутрь, как разъяренная фурия, сотрясая воздух обвинениями и ругательствами.

– Да он просто издевается над нами! Эй, Пьер, ты в своем уме? Мы ждем уже десять минут! Еще одна такая выходка, и следующий концерт будете играть без меня. Хоть мы и помолвлены, я не допущу такого свинского отношения к коллективу с твоей стороны.

Увидев меня, девушка от неожиданности замолчала и тут же сменила тон на более любезный:

– Нет, ну ты представляешь! Зрители, конечно, любят нас и простят Пьеру все, даже задержку концерта, но всему же есть предел. Где это самовлюбленный индюк? Милый, ты, я вижу, решил, что уже отработал на сегодня?