– Никогда, – я замотала головой. Гадость какая!

Кошмарыч пожал плечами, мол, каждому свое.

– И видят эти сны кто-то каждую ночь, а кто-то раз в жизни, но выстроены они так, что каждый просыпается с твердым знанием – выстоял, смог. Поэтому недостатка в сновидцах у нас нет, многим в реальной жизни очень этого не хватает – выстоять и смочь, – Кошмарыч помолчал. Я молчала тоже. Что тут сказать? Наверное, он прав.

Почему-то представился Яндра в таком сне. Он не мог противостоять матери в своей реальной жизни и в наведенных ею снах, но могли же ему тоже сниться другие? Я очень надеялась, что да. Уж очень жалко мне было моего неслучившегося возлюбленного. Теперь уже и не случится, конечно. Как бы он мне не нравился раньше, но зайди он даже в кафешку, где я работала, я бы вылила на него кофе и забралась под стол!

– Принято считать, что в той локации, что была ближе всего к университету, мы не рассчитали силу диких снов и поставили недостаточно толстый заслон из снов-защитников. Я не стал спорить с этим, потому как проверить уже нельзя – эти сны были смяты и снесены хлынувшими дикарями. Но я уверен в одном, кто-то изменил несколько снов-защитников. Нашептал сновидцам, что они больше не могут держаться, что прорыв неминуем. Нет никого сильнее сновидца в своем сне, и нет никого внушаемее. Если кто-то сказал, что будет прорыв, то он будет – и это никак не исправить.

– Вест говорил, что бывший ректор мог что-то видеть, – заметила я, чтобы чем-то заполнить паузу. – Он там оказался одним из первых.

– Да, была очередь моего друга проверять, не слишком ли близко локация подползла к университету, – согласился Кошмарыч. – Мы с Кощеем и Картиной не сразу сообразили, как заделать прорыв, и под этим напором перепутанных диких агрессивных снов мой друг сгинул, как и те старшие студенты, что не догадались смешаться с дикими снами.

Я снова вспомнила Крампуса, и поняла, о чем Кошмарыч говорит. Каждый морф так или иначе может сам превратиться в что-то несусветное. Хотя бы для того, чтобы его не превратили насильно. Картина могла стать кошкой, я была в этом уверена, Кощей тоже наверняка обладал каким-то устрашающим обликом и ладно одним. Даже я наверняка в случае беды смогла бы вызвать прошлогодний хвост и змеи-волосы.

– А как его звали? Ректора, – на всякий случай уточнила я.

Кошмарыч неожиданно изменился в лице и поднялся на ноги.

– Он не умер, – глухо произнес он. – Просто ничего не помнит. Но однажды память к нему вернется. Что до имен… он давно не пользовался настоящим именем в сновидениях, и все его тут знали как Тенакса. И тебе стоит знать только это имя.

– Да я просто спросила, – пробормотала я, совсем не уверенная, что стоит оправдываться.

– Мы ищем новые способы защитить университет, – своим обычным голосом произнес Кошмарыч, словно устыдившись своей вспышки. – Вот вывели с Гиеной этих красавцев, что плавают внизу. Эти змеи теоретически должны питаться дикими снами, но пока предпочитают пончики и туфли.

Мне стало стыдно, словно это я кидалась едой и заодно туфлями. То есть, пончиками я, конечно, кидалась. Не в змеев, правда, а в Веста… В общем, тот случай, когда лучше ничего не объяснять.

– Кстати, снижение нагрузки не означает, что мне не нужно сдавать работу по звуковому сопровождению кошмара, – сменил тему Константин Константинович. – И не вздумай у этого паршивца помощи просить, сама делай.

– Как можно, Константин Константинович! – возмутилась я, про себя решив, что при любом раскладе «этим паршивцем» назначу Веста, потому как помощь Жюля мне точно понадобиться. Я уже придумала, что сыграю на контрасте – вместо жутких звуков настрою что-то вроде завязшего на зубах «Милого Августина», только чтобы его словно заедало и медленно тащило – для этого мне нужна была не просто шарманка, а сломанная шарманка. Вот кто еще мне такую нарисует?

На том и разошлись. Я решила наконец-то изучить университет снаружи – пусть и ту версию, что выдает мое воображение, а Кошмарыч просто понял, что я хочу остаться одна. Или у него были другие дела – кто разберет.

Я бесстрашно ползала по внешним неустойчивым лестницам замка, которые обвивали его словно выпуклые ленты, и вглядывалась в колышущиеся огромными пузырями сны вокруг университета. Некоторые выглядели плотными и громоздкими, другие казались совсем крошечными, непонятно, как в них поместиться сновидцу или приличному морфу, но все они колыхались и дрейфовали вокруг, насколько хватало взгляда. И все они казались одинаковыми – никаких синих или каких-то еще оттенков. А такая хорошая была идея издалека разглядывать их и так уберечься от диких снов!

Усевшись на краешке изогнутой крыши одной из башен, я достала свой руль, которым не пользовалась с начала лета. Обычно я боюсь высоты, но после разговора с Кошмарычем все страхи отступают. Руль я не держала… с весны? Когда постоянно пропадаешь в кошмарах Веста не до собственного перемещения, знаете ли. Нажала на значок и свесилась с башни вниз, наблюдая за тем, как мягко светится тропа, выбранная мною на руле. Так вот как оно работает! Довольно просто, если не задумываться о том, что это сначала нужно было создать и как-то закрепить в постоянно меняющемся мире. Вроде как метро – обычная штука, все пользовались, но одна мысль о том, что его копали и копают в наши дни, вызывает у меня какой-то неконтролируемый ужас, переходящий в восторг. Так что лучше я задумываться об этом не стану. И я нажала соседний значок, высвечивая еще одну тропу. С высоты на них даже смотреть было страшно, но перила лестницы надежно защищали меня от возможного падения.

Пройти что ли несколько снов, вспомнить свое волонтерство? Кажется, это не запрещалось, а у меня уже закончились уроки, и просыпаться пока не хотелось. Потому как я чувствовала – если проснусь раньше времени, буду лежать без сна и думать о том, как меня чуть было не поцеловал Вест. Тот самый, что перед этим сказал, что я ему нравлюсь. Нет уж, лучше я погляжу как люди с крыш падают – и чего это всем постоянно снится? Хотя… сейчас ведь слякотная осень, по крайней мере, у нас и ближайших соседей. Так что больше всего снов должно быть с теплым морем и солнцем. Самое то, чтобы не думать о всяких глупостях.

И я решительно нажала кнопку, позволяя себе словно с горки скатиться с лестницы прямо в подрагивающий упругим боком и мягко светящийся сон, с которого начинался выбранный мною маршрут. Кажется, я всё-таки зажмурила глаза перед столкновением, потому как когда открыла их, обнаружила, что угодила прямо в шумный и дробно стучащий колесами поезд. Я только собиралась расстроиться, как выглянула в окошко своего плацкартного вагона. За окном отчаянно синело небо, а поле было таким ослепительно желтым, что глазам делалось больно. Только редкие цветки василька мелькали в нем словно осколки неба. Лето. Жаркое лето и мы все едем в отпуск! На соседнюю полку опустился светящийся высокий парень в форме.

– Домой еды на побывку, – вроде как поздоровался он и выкатил на стол огромный полосатый арбуз. Один бок его был совсем теплый, зато от второго тянуло холодком. С сочным хрустом от одного надреза ножом гигант распался на две части, явив нам багровую прохладную середину. – Петр.

– Ольга, – представилась я.

– За знакомство, Ольга, – и солдатик отрезал мне внушительный ломоть арбуза.

«Пусть этот сон будет подольше!», – мысленно попросила я, вгрызаясь в сочную серединку и чувствуя, как сладкий сок стекает по подбородку, пачкает щеки и даже нос.

Некоторые сны словно созданы для того, чтобы забывать другие – и сейчас я в этом убедилась на все сто.

Едва я разобралась со своими проблемами в университете, как плюху подкинула реальность. Вот уж от кого не ожидала такого, так это от Светы, но именно она меня и удивила. Вообще-то мы не виделись с отъезда Васьки в университет, немного обидно, но ожидаемо. Ни одного звонка, даже в соцсетях она мне не писала. Обычное дело для неё, чего и говорить. И вдруг, спустя несколько месяцев после той нашей встречи она зашла в тот Старбакс, в котором я работала. Я даже головой завертела, ожидая увидеть поблизости Ваську. Мало ли, приехала к родителям на выходные, ну и что, что среда? Василисы не было.