– Нет, – прошептала ему, умоляя. – Не надо! Не сейчас!

Но он словно и не заметил моего протеста, втискиваясь между моих бедер, прижимаясь пульсирующей головкой к моим складкам.

– Ты не можешь меня отвергать, – проурчал Грегордиан, легко царапая шею зубами. – Ты так же умираешь от желания. Нуждаешься во мне!

Нуждаюсь, да. Вот только не в таком тебе и не так. Мой разум взбунтовался, не приемля боле извечного компромисса с уступающей перед похотью плотью. Я больше просто не могла подбирать небрежно швыряемые мне крошки, тоскуя по целому.

– Нет! – стала упираться сильнее. Я знала, что мне не победить в этом противостоянии физически, но уже не умоляла, а почти требовала.

– Ты отказываешь мне? – Деспот приподнялся на руках, еще сильнее вжимаясь в меня внизу, почти проникая внутрь. Он даже не злился, а лишь недоумевал.

– Я не хочу, – сдержала желание сказать это агрессивнее. Это и так достаточный вызов для него, который он вряд ли стерпит.

– Не хочешь? – склонил он голову и толкнулся вперед. – Я бы так не сказал.

– Я. Не. Хочу! – повторила, глядя в почти черные в сумраке спальни его глаза.

Не отодвигалась, не боролась, лишь закусила губу, пытаясь не дать политься слезам, когда он сделал один глубокий рывок, потом еще. Он привычно предельно наполнил меня, вызывая невольный всхлип от ошеломительности самого ощущения, но от этого я почувствовала лишь еще большее опустошение. И с каждым новым толчком оно ширилось и расползалось как морозные узоры на стекле, вытесняя все остальные эмоции.

– Ты с ума сходишь по моему члену, – хрипло пробормотал Грегордиан, крутнув бедрами так, что основание члена надавило на клитор. – Ну, давай же, Эдна. Дай мне это ощутить. Сожги нас обоих.

Меня подбросило, но это судорога скорее болезненного унижения, нежели удовольствия, и щеки все же стали мокрыми.

– Я схожу с ума по мужчине, – давясь рыданием, сказала я. – Но член – это единственное, что он готов мне дать. А я больше не хочу довольствоваться частью, отдавая себя целиком. Дай мне что-то, кроме секса, или будешь получать лишь бесчувственную куклу!

Грегордиан замер, тяжело дыша и глядя мне в лицо цепко и так тяжело, что воздух загустел в моих легких. А потом он стремительно скатился, садясь на край кровати, и я сжалась, ожидая вспышки его гнева.

– Тебе следовало хорошо подумать, прежде чем говорить это! – бросил он перед уходом.

Прежде чем подняться, я ощупала себя во всех местах, где мое тело было порвано и изломано. Ничего. Ни боли, ни шрамов. Все же это по-прежнему шокировало и приводило в ступор. Прикрыв глаза, вспомнила, как необыкновенно гармонично и уютно ощущалось исцеляющее воздействие зверя. Совсем не как ожог и насилие, исходившие от Грегордиана. Зверь отдавал тепло, объемное, дарящее чувство защищенности присутствие, освобождающее от беспредельного одиночества. С ним даже сам факт невозможности избегнуть хоть как-то пребывания здесь становился менее безысходным. С ним мне было легче. Во всех возможных смыслах.

У меня никогда не было домашних животных, и я их не хотела. Я не смотрела передачи про живую природу, разве что попадала на них случайно. Не ходила в зоопарки и цирк. В общем, животные были для меня реально существующими соседями по планете, но из тех, с кем практически не пересекаешься и понятия не имеешь о том, чем и как они живут. То есть ты знаешь, что они дышат, ходят, едят, как и ты, и на этом, в принципе, все. Поэтому столь полный и безоговорочный контакт со зверем Грегордиана был чем-то странным для меня. Конечно, зверем его в полной мере не назовешь. Он существо, мало чем похожее на животных из мира Младших. Разумное создание и даже в чем-то, наверное, больше, чем его вторая ипостась. Это я, само собой, язвлю, но не без оснований же. В его присутствии мне несоизмеримо гораздо комфортнее, чем даже в те краткие моменты, когда Грегордиан «оттаивал» и проявлял ко мне своего рода заботу и внимание. В присутствии огромного, покрытого шерстью монстра я не боялась своих эмоций, не опасалась неожиданных вспышек гнева, спровоцированных парой слов. Он не давил меня своей энергетикой, как сам деспот, не пытался меня разрушить, сломать. Если бы в моей голове такое могло уложиться, то я бы решила, что он мне друг. В самом полном и глубинном понятии этого слова. И не важно, что мы общались всего ничего. Несколько мимолетных контактов. Но, оказавшись в мире, где все вокруг было настроено убить меня, использовать или стереть как личность, эти недолгие взаимодействия были единственным спасительным островком в откровенно враждебном море. А показателем их ценности были мои мысли и попытки проанализировать странную связь со зверем Грегордиана в тот момент, когда лежала в постели, еще пропитанной запахом архонта, и даже не думала ни о нем, ни о его уходе. Впрочем, слово «странный» мне, наверное, пора здесь забывать.

– Эдна, вставай! – Алево появился в дверях, однако в спальню не вошел. – Пора переезжать!

– Переезжать? – поднялась я, прикрываясь черным покрывалом, и он закатил глаза с выражением «да чего я там не видел».

– Грегордиан хочет, чтобы ты покинула его покои! – пояснил блондин и, развернувшись, исчез. – Шевелись!

И нет, я даже не была удивлена, и мне не было обидно. Похоже, что вообще все мои эмоции относительно деспота оказались временно недоступны. Чего я, собственно, ожидала? Было же четко сказано – архонт не намерен терпеть отказов в любой форме. Или я надеялась, что моя ультимативная откровенность даст результат? То есть реакция, несомненно, налицо. Меня вышвыривали, как шкодливую, нагадившую в тапки кошку вон с территории, предназначенной для сговорчивых и готовых угодить грозному архонту.

– Но так даже лучше, – прошептала я, оглядываясь в поисках одежды. – Полная ясность, теперь окончательная и бесповоротная.

– Ты чего там бормочешь? – окликнул меня Алево.

Я прикусила губу, сдерживая желание узнать, куда меня отправляют. Снова в Фир Болг, в какое-нибудь подземелье? Или деспот припас нечто более креативное для моего нового места пребывания?

– У меня нет платья! – вместо этого ответила я.

– Здесь нет, – согласился Алево, и усмехнулся снова, появляясь в зоне моей видимости. – Но раньше это вроде для тебя не имело значения.

И тут я услышала глухое раздраженное рычание из-за его спины. Алево обернулся и, хмыкнув, бросил мне платье, которое держал за спиной.

– Зверю моего архонта не нравится, что я тебя дразню! – продолжил зубоскалить он, не выглядя при этом нисколько обеспокоенным, и даже нагло подмигнул мне: – Но ты ведь знаешь, что я это по-дружески делаю?

– Ты и дружба? – саркастически подняла я брови и, прихватив одежду, прошла мимо него в купальню.

Замерла, увидев черного как уголь зверя Грегордиана, развалившегося на темно-сером ковре посреди гостиной. Он впился в меня взглядом и уже знакомо тоскливо вздохнул. Что, интересно, это значит? Деспот демонстративно отказался общаться со мной лицом к лицу в человеческой ипостаси, пока выставляет меня из своих покоев? Типа, я даже этого не заслужила?

– Могу я хоть привести себя в порядок? – сначала сказала, а потом поморщилась от того, как это прозвучало. Будто я жалко цеплялась за возможность побыть тут еще хоть немного. Но с другой стороны, откуда я знала, где окажусь совсем скоро, и будут ли там элементарные удобства. Вряд ли местные застенки были оснащены душем, если, конечно, отправляюсь туда.

– А что, разве тебе это кто-то запрещал? – ответил Алево, но зверь опередил его, поднявшись, и, бесшумно ступая, пошел в купальню. Оглянулся на меня выжидательно, явно предлагая следовать за ним.

Внутри он снова вытянулся на полу, будто оставляя на мое усмотрение – лезть ли под «живой» душ или нырнуть в бассейн, но при этом не сводя с меня глаз. Изучал пристально каждый мой изгиб, как будто проверял, насколько хорошо справился с моим излечением. Его внимание, несмотря на всю свою концентрированность, не напрягало. Мне нравилось, что он рядом, а я ведь уже почти забыла, когда мне что-то действительно нравилось.