Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он резко вскочил и спрятался за моим креслом, присев на корточки. В ушах у меня еще звучал панический крик Харди, когда внушительная дверь медленно распахнулась и в комнату вступил доктор Рапхаш. Я застыл, вцепившись руками в подлокотники кресла.

— Итак, Паркер, — по обыкновению равнодушно и сухо произнес он, — это снова я, как видите. Но кто это тут у нас… убийца наконец пойман, не сомневаюсь!

Его взгляд зажегся торжеством, упав на Харди, который, побледнев как полотно и тяжело дыша, стоял теперь у стены.

— Да, убийца! — выдохнул Харди. — Да только это не я! О, у меня доказательств хватит! Вы были в этом самом сюртуке — а пятно крови на рукаве уже замыли?

Доктор Рапхаш уселся, еле заметно улыбаясь и не спуская глаз с Харди. Затем он осмотрел свой рукав.

— Удивительное дело, — вполголоса заметил он, словно размышляя вслух. — Я заметил пятно на рукаве; это никак не может быть кровь; поглядите, Паркер, это ведь не похоже на кровь, а?

Но мои глаза заволоклись густым красным туманом; я ничего не видел.

— Самая настоящая кровь, — продолжал Харди; спокойный тон доктора придал ему мужества. — Вы и сами это знаете, а может, совсем обезумели той ночью и не знаете ничего. Только умалишенный мог тащить тело этой леди так далеко, чтобы запихнуть его в старый сундук; а там, разве не вы гнались за Джимом по всей комнате и резали его ножом, как собаку, и приговаривали, что один труп сундук не заполнит? И если бы я не слез с балкона по трубе, разве вы не убили бы и меня? Не вы ли выглянули из окна и велели мне готовиться, потому как вы уже идете, так что мне пришлось прыгнуть, и покатиться по земле, и растерять все ценное, а потом схватить два первых попавшихся ботинка, когда вы спустились и погнались за мной?

Я глядел на доктора Рапхаша; пока Харди произносил эти недвусмысленные обвинения, он не издал ни звука; постепенно желтоватая смертная бледность разлилась по его лицу, оно застыло и напряглось; голова его свесилась на грудь, ноги и руки выпрямились как палки и недвижно торчали из туловища; в глазах появилось поистине жуткое, холодное, каменное выражение, придававшее ему вид непреклонно-сурового Радаманта[184].

Я подбежал и сжал его холодные и влажные пальцы в своих; но он не узнал меня. Так он сидел в течение нескольких минут, и ни единый звук не нарушал тишину комнаты.

Затем, не пошевелив окаменевшими конечностями, он поднял голову и с трудом откинул ее на спинку кресла; и с этим движением из его побелевших губ — все более высокий, раскат за раскатом, в ужасающей членораздельности, пронзительным стаккато — вырвался перезвон маниакального смеха. И когда он стих, на лице доктора медленно проявилась бессмысленная улыбка идиота.

Весь дрожа, я схватил Харди за руку, неверными шагами выбежал из комнаты, захлопнул дверь и запер внутри человеческую развалину.

Так доктор Арнот Рапхаш выследил убийцу своей сестры; и так, вместе с ним, пал, как иудейский храм, Дом Рапхашей в графстве Кент.

Спустя несколько дней я получил письмо; привожу некоторые отрывки:

«Когда я сообщу вам, что являюсь владельцем частной клиники для душевнобольных, названием которой помечено это письмо, и кузеном доктора Рапхаша, вы тотчас сделаете вывод, что периоды его необъяснимого (для вас) отсутствия всегда совпадали со временем его добровольного пребывания в моем заведении. Он хорошо изучил первые симптомы — головная боль, высокая температура и т. п. — и обычно располагал двумя-тремя днями отсрочки до полноценного приступа болезни. Случалось, однако, что недуг нападал на него внезапно, особенно в тех случаях, когда приступу предшествовало любое волнение; например, месяц назад он поступил в мое заведение уже в совершенно безумном состоянии, и я немедленно заключил, что в этом повинно какое-то сильное потрясение… Первый пароксизм наступил у него в возрасте тридцати лет: только что женившись, он убил свою молодую супругу, заперев ее в комнате, наполненной ядовитым газом. Пребывая в здравом уме, он ничего не помнил о своих безумных деяниях, отличавшихся большой хитростью и ярко выраженной манией человекоубийства, направленной в основном на самых близких людей. О судьбе жены он так и не узнал, поскольку был немедленно помещен под мою опеку, а по возвращении домой нашел лишь ее могилу… Когда он покидал клинику, „излечившись“ после гибели сестры, я посчитал благоразумным ничего не рассказывать ему о трагедии, решив, что для него предпочтительней вернуться в Тауэре, прежде чем тяжкий груз этого известия падет на его едва окрепшие плечи; именно поэтому он ничего не знал о происшедшем… Вероятно, я попадался вам на глаза, когда посещал мисс Рапхаш во время пребывания доктора в клинике; целью моих визитов были подробнейшие отчеты о состоянии ее брата, каких требовала от меня мисс Рапхаш. В день трагедии у нас произошел довольно острый спор относительно необходимости заковать ее брата в кандалы; она резко возражала, я настаивал. К несчастью, я поддался ее влиянию, последствием же стала ее смерть… Теперь не остается никаких сомнений, что доктор в ту ночь бежал из моего заведения; понятия не имею, как ему удалось незамеченным покинуть клинику и прилегающий участок и вернуться обратно; однако хитроумие его, как я уже намекал, воистину не знает границ… Должен лишь прибавить, что в скором времени буду иметь — готов почти сказать, удовольствие — сообщить вам о смерти доктора Рапхаша. Он может протянуть еще несколько недель, но конец, как бы то ни было, уже близок».

ОН ПРОБУЖДАЕТ ЭХО

Кажется невероятным, но следует помнить, что то был василиск[185].

Плиний.

Пер. А. Шермана

Кселуча и другие фантазии - i_038.jpg
ы обитали в Эбби-Хоу, доме Монка в Котсуолдсе[186]; глазная болезнь Монка — для облегчения которой он носил в одном ухе золотую затычку — обострилась, и он тихо сидел целыми днями у камина в библиотеке, надвинув на глаза зеленый козырек; огонь рельефно высвечивал его профиль. Собственно говоря, мы и жили в библиотеке, где все окна были наглухо закрыты ставнями, так что в полдень мы были столь же скрыты от солнца, как и в полночь; возможно, сознание того, что снаружи особняк казался воплощением многовекового запустения, усиливало нашу склонность к праздности; Монк не подавал никаких признаков жизни, лишь иногда вздрагивал от порывов осеннего ветра, завывавшего среди холмов.

Но в случае Монка можно было не сомневаться, что перемена не заставит себя ждать. Пришла минута, когда он пошевелился и потянулся; после на несколько минут вновь наступил рецидив мертвой неподвижности; затем он задумчиво подался вперед, нахмурив лоб, и вдруг вскочил, засмеялся и пробормотал:

— Боже мой, как я голоден!

Его терзал голод по многим вещам: городам, жизненным бурям, гуще битвы. Подняв над глазами козырек, он произнес:

— Знаете, о чем я думал? О том, что нас может пробудить к жизни какое-нибудь значительное преступление.

— В этом нет сомнения, — отозвался я. — Но кто же станет целью нашего преступления?

— О, бросьте, нам незачем совершать преступление самим, — сказал он. — Я хочу сказать, что сначала мы должны придумать преступление, выстроить его, потом найти того, кто где-либо это преступление совершает. А затем мы постараемся ввязаться в неприятности.

— Но каким образом? — спросил я. — И каков же, объясните, будет наш мотив?

— Разве преступление, будучи делом человеческих рук, не является тем самым и моим делом? — сказал он.

— Но… послушайте, Монк: о каком преступлении вы говорите?

— Преступления — вот о чем я размышлял — бывают трех видов: мелкие — они обычно становятся известны, и за них наказывают; средние — хоть они и известны, наказание, как правило, за ними не следует; и значительные — такие обыкновенно остаются неизвестными.

вернуться

184

Радаманта — в греческой мифологии Радамант — сын Зевса и Европы, критский законодатель и братоубийца; после смерти стал одним из судей в загробном мире (Аиде).

вернуться

185

Кажется… василиск — возможно, цитата вымышленная; см. Плиний, Естественная история, кн. VIII:78, ХХХIХ:66.

вернуться

186

Котсуолдсе — Котсуолдс — живописный холмистый район на территории английских графств Оксфордшир и Глостершир.

66
{"b":"653487","o":1}