Стен не просто казался задумчивым, он был таким. Его наставник во многом ошибался, приписывая беспечность наивности и ровняя ее с небрежностью. Этот юноша думал слишком много. Ему было не все равно, кого он спас и как, кого изгнал, куда изгнал. Он задавал себе те вопросы, о которых многие даже не задумывались, и потому казался порой потерянным. Зато потом, осознав что-то, он словно заново видел мир и восхищался им. Если бы Рейнхард это понимал, он бы сделал все, чтобы сохранить эту черту, ибо время стачивает подобные свойства. Но Рейнхард только холодно следил за учеником, которому совсем не было никакого дела до чужих разговоров и недовольства врача в госпитале ордена. Рассеянные ответы и взгляд, устремленный в окно, все так же раздражали наставника, но на его решения уже не могли повлиять.

Стен же не помнил даже, как заполучил себе право уйти от всех разговоров. Его не волновала ни рана, ни результат экзамена, что-то другое мучило его так сильно, что он забыл о вежливости и приличиях. Болезненным скрежетом зарождалось в его груди предчувствие, а он понятия не имел, о чем оно может быть, но и забыть о нем просто не получалось.

Скучный внутренний двор столичного подразделения ордена не мог, казалось, ничем его удивить. Однако внезапно это ему удалось.

Он просто увидел ее – ту самую девушку, которая не так давно сказала, что заметит его, только если судьба сведет их вновь. И вот она, совершенно случайная особа, живущая совершенно в другом конце города, прямо сейчас шла по каменной кладке. Стен не заметил, что на ней было надето. Это было неважно. Одной копны ее рыжих волос было достаточно, чтобы сердце сжалось, а разум забыл про все свои мысли в надежде, что это действительно она.

Он невольно чуть приблизился к окну, дернувшись в тот момент, когда врач завершал шов на его ране, но даже не обратил внимания на боль, потому что ее черты лица, а главное зеленые глаза заставили сердце Стена замереть.

«Это она. Она!» – стучало в его голове.

Это не было любовью с первого взгляда, когда один миг делает чужого человека полубогом, но это была та молния, которая заставляет нас делать самые непонятные поступки. Он должен был узнать ее, должен был удержать именно сейчас, когда она ускользает от его глаз. Зачем? Он не знал ни тогда, ни потом, но им правило то притяжение, с которым демона привлекает ангел, а ангела демон. Он буквально чувствовал кожей, что это не просто красивая девушка, не просто привлекательная особа – она была чем-то большим, чем-то, что стоило разгадать.

Пришлось вспомнить о реальности. Впрочем, мысли его впервые мгновенно улетучились, так и не дойдя до своего финала. И это было уже неважно.

− Долго еще? – спросил Стен, внезапно посмотрев на старого врача.

− Ну, почти все, надо еще повязку…

− Я ведь на сегодня свободен? – не слушая, спросил он у Рейнхарда, сидевшего рядом с какими-то бумагами.

Мужчина кивнул, поражаясь такому внезапному оживлению.

− Вот и славно!

Больше ничего не объясняя, Стен просто сорвался с места, не дав даже перевязать рану, и помчался вниз, на ходу натягивая рубашку.

− Это что было?

От такой дерзости у старого врача аж лицо перекосилось, а Рейнхард подошел к окну и с усмешкой прошептал:

− Молодость…

После увиденного в лесу его поразила та неловкость, с которой его ученик догнал девушку и пытался ей что-то объяснить, смущаясь то от своих слов, то от пятна собственной крови на рубашке. Старому воину было сложно понять, как один человек мог бесстрашно сражаться с демоном, словно настоящее чудовище, и смущенно извиняться за последствия этого сражения, словно кровь была ему в диковинку, но именно такой странный человек был перед ним. Он был еще молод, и было в нем что-то по-настоящему особенное, сочетающее в себе точность воина и задумчивость философа. Это что-то, заметное только при внимательном рассмотрении, когда-нибудь обязательно покажет себя. По крайней мере, Рейнхард в это верил, давая Стенету звание экзорциста и впервые задумавшись над тем, что все в этом мире может быть далеко не так, как кажется на первый взгляд.

Новоиспеченный экзорцист же смотрел в зеленые глаза, смущенно улыбался и краснел от женского смеха, переходящего в детский плач…

Стен резко сел на постели, разгоняя сон о далеком прошлом, и бросился к детской кроватке, чтобы подхватить на руки плачущего сына, такого маленького, слабого, едва живого, но смотрящего на мир яркими зелеными, как у матери, глазами.

Экзорцист первого ранга Стенет Аврелар одернул черную куртку, выдохнул и открыл высокую узкую дверь, стучать в которую было неприлично.

− Вы хотели меня видеть, ваше преосвященство? – спросил он, найдя взглядом седовласого мужчину, застывшего у окна с древним фолиантом.

− Присядь, Стен, − сказал старец, − поговорим без лишних церемоний о том, что ты просишь в своем последнем рапорте.

Стен подчинился, стараясь скрыть свое раздражение.

− Итак, ты хочешь перевестись в восточный округ в городок Ксам, в котором ты учился и служил первые годы. Другими словами, ты хочешь вернуться из столицы в глушь, из которой прибыл. Почему? Знаешь, обычно люди рвутся в столицу и держатся за свои места всеми возможными способами.

Глава ордена действительно не понимал, почему один из его лучших бойцов вдруг решил оставить столичное подразделение.

− Это нужно для физического и морального здоровья моих детей, − спокойно ответил Стен, хотя о личном говорить совсем не хотелось.

− Твоих ли детей? – внезапно спросил епископ, заставляя подчиненного оскалиться.

− Моих.

− Ты так уверен? – спросил старик, поднимая брови и занимая, наконец, место напротив, чтобы наблюдать за глазами экзорциста.

− Я так решил.

В этом ответе не было ни тени лжи. Как бы ни складывались его отношения с женой, куда бы она ни пропадала и когда бы ни возвращалась, сводя его с ума своей рыжей шевелюрой и зелеными глазами, это никак не должно было повлиять на мальчишек, которых он называл своими сыновьями. Думать о том, что он мог оказаться кому-то из них не отцом, Стен просто не хотел.

− А уверен ли ты, что в этих детях не таится ничего темного, ведь мы оба знаем, как коварны ведьмы и как легко они обманывают любые инстинкты. Можешь ли ты ручаться, что эти мальчики не несут в себе ведьмин дар?

Стен сглотнул. Слухи о том, что его супруга была не просто сложная женщина, а настоящая ведьма, призывающая в мир Тьму, заставляли мужчину внутренне содрогаться от ужаса. Верить в них он не хотел, но сердце сжималось так, что хотелось взвыть от боли, а это заставляло сомневаться. Уже двенадцать лет его жена Анне, ведьма она или нет, была его болезнью.

Только, выдыхая, он напомнил себе, что детей это не должно касаться.

− Нет, я не уверен, что в них нет ведьминых сил, − признался он честно, − но для меня они просто дети, ни в чем не виновные, а если в них что и дремлет, то на то я и экзорцист, чтобы сберечь их души.

− И даже понимая, что это могут быть совсем не твои дети, ты все равно готов отказаться от карьеры, которая ждет тебя здесь? – спросил епископ тихим вкрадчивым тоном, стараясь прочитать ответ в глазах Стена.

Он его не понимал. Стенет был тем человеком, который, по мнению самого епископа, заслуживал уважения. Он приметил его еще мальчишкой, приехавшим в столицу, за умные и глубокие глаза. Именно епископ позаботился о том, чтобы Стен остался в столице, и именно он дал безродному парню благородно звучащую фамилию Аврелар, оставив свое вмешательство абсолютной тайной для самого Стена. Теперь же, глядя на мужчину немалого сана, с силой экзорциста первого уровня, он видел затуманенные глаза, полные отчаянной боли.

Епископ хотел знать, понимает ли разум за этой пеленой мучений всю ситуацию, а главное способна ли эта душа победить Тьму, которая поспешит к ней сквозь нанесенную судьбой рану.

С высоты своего опыта он с сожалением признавал, что никого нельзя оградить и любое страдание лишь сделает человека сильнее, если он устоит.