– Я тороплюсь.

– У меня уже три билета в кино на Марэн. Вы пойдёте?

Ты твёрдо отказывалась:

– У меня пять нерешенных проблем. Когда премьера?

– Двадцать девятого. Пожалуйста.

– У меня в этот день удаляют коренные зубы – точно не смогу.

Настаивать я не решался, но чувство уверенности, что билеты я покупал именно тебе, оставалось, и меня лишь интересовал вопрос, как же, каким образом это случится.

Ты неожиданно спросила:

– Вы были у о. Иоанна? Что он вам сказал?

Я замялся и не знал, что ответить. Ты заметила это и на нашем перекрёстке стала выпытывать:

– Отвечайте, что он сказал про разницу в возрасте?

– Да неважно, Галя.

– Нет, важно. Что он сказал?

Ты стояла напротив, как учительница младших классов, и смотрела мне в глаза.

– Чтобы я женился на тебе.

Лицо твоё несколько секунд не выдавало никаких эмоций. Сказанное, наверное, никак не укладывалось в голове, и реакция задерживалась.

– Что вы врёте?

– Честное слово, Галя. Я сам не ожидал.

– Да вы совсем не так всё ему рассказали. Не так всё изложили. Скажите ему, что вы досаждаете девушке. Обещаете?

– Хорошо. Спрошу его ещё раз.

Ты рассеянно попрощалась и пошла в сторону дома. Я долго смотрел вслед и, только когда ты исчезла за вторым перекрёстком, тоже пошёл домой.

В понедельник я нашёл новый повод разговорить тебя и написал в «дневниках»:

– «Галя, продайте мне Ваши зубы мудрости. В Бельгии есть сумасшедший коллекционер, который платит за них тысячи, и я мог бы хорошо заработать. Он строит зубной музей и утверждает, что может определить по зубу возраст, национальность, характер и имя владельца. Я Вам предлагаю по двести алтын за каждый зуб. Соглашайтесь».

Повод был далеко не самый умный, но результативный. Твоя реакция не заставила себя долго ждать:

– «У Вас там все в порядке?»

– «Я же не про себя – про коллекционера».

– «Так Вы же просите Вам продать… Бред какой-то. Поэтому и спрашиваю, все ли у Вас в порядке. Вы уже переработались на новой работе…»

– «Разве в моем предложении нет логики? Я куплю два ваших зуба и продам втридорога. Корысть налицо – вы же по ней определяете поступки».

Ты догадалась, в чём дело, и перестала отвечать. Я же продолжал распинаться:

– «И, Галя, не принимайте близко к сердцу, но я завтра буду вынужден снова написать Вам. Не люблю официозов, но мне придётся поздравить нескольких женщин с Восьмым марта, и будет лицемерием обойти Вас при этом стороной. Вы самая красивая девушка на Земле, даже если вместе с характером…»

На такое ты тоже больше не реагировала.

– «И ещё я хотел по зубам мудрости определять, чем Вы живёте, чтобы хоть немного угадывать Ваше настроение: можно ли к Вам подходить иногда или лучше оставить в покое, добрая Вы или не очень, и каких народностей и племён в Вас понамешено. Ладно, простите. Снова наговорил Вам…»

Всё это летело мимо цели, и я терпел фиаско:

– «Это шутка – про зубы это была шутка и, очевидно, неудачная».

И лишь когда я обмолвился о работе над портретом, ты оживилась. Лучший знакомый портретист последние недели пребывал в пьянстве. Я встречал его на улицах еженедельно и постоянно пьяным. Он оправдывался всяческими непредвиденными трудностями и показывал свою опухшую руку.

– «И ещё, Галя: это просто невероятно, но у моего художника рука всё ещё опухшая – он, бедный, не понимает, что пишет против Вашей воли, а я не могу его остановить. Вы бы пожалели его, смягчились и принимали бы всё с лёгкостью. Никто же Вам плохого не желает, только хорошее».

– «Вот только не вините теперь меня. Какой ужас… У меня совсем не было подобных мыслей, но, думаю, что нужно бросить работу».

– «Я не виню Вас, а прошу просто согласиться: пусть до конца напишет, Вы получите портрет и можете потом его закрасить белым…»

– «Вы как друг и “заказчик” должны попросить его об этом. Я, к сожалению, ничего не могу с собой поделать. Простите… Не люблю собственные портреты».

– «Ну что оскорбительного для Вас в этом?»

– «Ничего. Ничего хорошего. Просто не люблю свои портреты. Что мне с ним делать?»

– «Вот спокойно бы отреагировали на фотку – у меня бы и в мыслях не было портреты заказывать. Закрасите белым. Хотя жалко работу».

– «А зачем человек столько времени и сил тратит? Да ещё и напрасно».

– «А он и ещё один график сказал, что очень удачная фотка у вас – а Вы говорите, не любите. Я ему помог с квартплатой, он хочет отблагодарить…»

– «Ну так Вас благодарить нужно, а не меня. Хоть это и Ваше желание…»

– «Он наполовину уже готов – как бросать? Вы же не бросаете произведения на половине?»

– «Бросаю. И ему советую».

– «Ну и как после этого себя чувствуете? Обрывками?»

– «Слушайте, я Вам давно уже говорила об этом…Чтобы он бросил эту работу… Надо было сразу сказать. Сейчас тоже нормально, ещё есть шансы».

– «Галя, ну Вы же разрешили потом, чтобы это было последним. Почему Вы огорчаетесь всё время?»

– «Да не огорчаюсь я… Это я про билеты говорила… а не про портрет. Давайте всё отменим сейчас, и всё будет хорошо у всех и у художника в том числе. Это в первую очередь сейчас».

– «Но у меня тогда не будет повода подходить к Вам иногда».

– «Какой повод?»

– «Вообще какой-либо повод…»

– «То есть когда Вы мне отдадите портрет, я перестану с Вами здороваться? Вы надумываете очень много лишнего, хотя старше меня на несколько лет…»

– «Здороваться, может, и будете, а провожать до перекрёстка совсем запретите».

– «Я и так с Вами уже не хожу. Зачем эти проводы?»

– «Вот видите».

– «Вы же вроде в Москве жениться уже собирались?»

– «Я так сказал, чтобы Вы не подумали, что я за Вами ухаживаю, и чтобы доверяли больше…»

– «А жениться когда будете? Я вообще мало кому доверяю».

– «Когда у Вас друг появится, тогда я со спокойной душой женюсь. Ваше недоверие – это из детства? Из интерната?»

– «Нет».

– «А откуда?»

– «Ладно. Короче, отменяйте заказ».

– «Не знаю, рассказывать ли Вам дальше или Вы рассердитесь…»

– «Вы меня завтра поздравить хотели? Лучшее поздравление – отмените этот заказ».

– «А что делать с началом портрета?»

– «Белым закрасить, как Вы и предложили. Что рассказывать дальше? Куда ещё дальше?»

– «Не буду ничего рассказывать – Вы непредсказуемы».

– «Нет, говорите уже».

– «А Вы пообещаете не сердиться? Я всегда жалел, когда Вам рассказывал: и про фотку, и про портрет…»

– «Говорите».

– «Обещаете?»

– «Постараюсь».

– «Я вчера был у одного хореографа, и он хоть и не художник, но тоже красиво рисует. И раз тот мой знакомый тянет уже шестую неделю с портретом, то я его попросил тоже… Он сделает графику. Но я теперь переживаю, что у него опухнут ноги, и он танцевать не сможет – Вы же негодуете по каждому поводу. Дайте мне, пожалуйста, возможность отдать Вам эти портреты, и не будет никаких больше выходок. И позвольте мне иногда с Вами до перекрёстка домой идти – мне больше ничего от вас и не надо. Иначе Вы Рахманинова и не поймёте».

– «Какой Рахманинов… Эти портреты, просто заговор какой-то».

– «Да, действительно, какой? Живой, а не памятник».

– «Я просто не понимаю, зачем Вы его попросили, если знаете моё отношение к этому – что мне не нужны портреты, и я это очень не люблю».

– «Да нет заговора – просто это жизнь, всем хочется жить, петь… А вы не разрешаете».

– «Если Вам так уж хочется, ну попросите Наташу нарисовать или ещё кого-то из храма. Да это не моё право, что-то разрешать. Вот Вы скажите, что не любите что-то, а я возьму и буду делать. Да ещё несколько раз. Как Вам? Нормально?»

– «Не несколько раз, а один – просто тянется так всё странно…»

– «Это уже второй портрет…Это совсем не странно».

– «Так первый незакончен же».

– «Это знак, что нужно закругляться».