— И куды мы с ней? — напыжился одноглазый, не обращая внимания на завывания. — Нам еще неделю тут батрачить, а я, знаешь ли, семь дней подле блаженной крутиться не намерен. А как беду на нас накликает? Упырей или еще чего… Слышь! А ну, заглохни, нам тут вою лишнего не надобно! — последние слова были адресованы рыдающей Дите.
Всхлипнув напоследок, женщина притихла, только спросила:
— Где дорога? И без вас выйду…
— Дорогу показать немудрено, — отозвался чернобородый, — вон там она, меньше сотни шагов, — широким жестом мужик указал направление.
Дорога действительно нашлась. Только была эта дорога совсем неправильной: без фонарей, столбов с проводами, машин и придорожных закусочных. Ни в одном из направлений не было видно ни огонька, кроме костра психических мужиков. «А кто сказал, что они не под наркотиками? — утешала себя Дита, двигаясь в наугад выбранном направлении. — Может, это мне еще повезло, что я так легко отделалась. Сейчас найду или ферму, или машину, и нормальные люди мне помогут. А может, и Яну хватит ума подобрать меня…». С такими мыслями, женщина уверенно шагала по пыльной грунтовке, окруженной шелестящим разнотравьем.
Только когда над полями забрезжил серый рассвет, выдернувший из темноты еще одну странную деталь пейзажа, а именно высокие синеватые горы, укутанные туманными шалями и снежными шапками, Дита обессиленно опустилась на обочину дороги и снова заплакала.
***
Ей не хотелось не то что идти, ей даже жить не хотелось. За ночной переход она в кровь изодрала руки, искусанные комарами, разбила к чертям проклятые балетки, которые выкинула бы, не будь дорога такой ухабистой и каменистой. Ноги, натертые обувью, не предназначенной для подобных марафонов, гудели от усталости, а подошвы пекли, будто их кто-то поджаривал. Падала Дита по меньшей мере трижды, каждый раз оставляя новые дырки на некогда красивых джинсах с вышивкой. И теперь она сидела, таращась на собственные окровавленные колени, растертые до ярко-красных волдырей ступни, воспаленные, припухшие предплечья, и гадала, чем же она заслужила такие вот лишения.
Солнце уже было высоко, а по небу летели легкие перистые облака, подгоняемые порывистым ветром, который прогнал докучливых комаров и высушил слезы женщины. Дите казалось, что она проглотила комок пыли, настолько пересохло у нее во рту и горле, а желудок с завидной регулярностью напоминал о том, что было бы неплохо что-то съесть. Она давно слышала, что где-то в высоких кустарниках, растущих по ту сторону пыльной дороги, журчит вода, но боролась с нарастающей жаждой мыслями о кишечных инфекциях и диффузном поносе. Но человек, как известно, раб своего организма, поэтому Дита все-таки поднялась и, постанывая, принялась продираться сквозь колючие кусты, покрытые узкими продолговатыми листьями.
Она уже видела поблескивающую воду, когда со стороны дороги до Диты донесся мужской голос:
— Я бы этого не делал. Место здесь нечистое, могут быть утопцы.
Женщина повернулась кругом, попутно оторвав здоровенный клочок от своей туники, и увидела, что со стороны дороги на нее пялятся верховые. Эти были одеты еще более странно, чем давешние мужики: в какие-то помятые и погнутые железки, шлемы с полями, тускло поблескивающими на солнце. А еще у всех них было оружие. Дита не была асом по части оружия, но даже она легко распознала рукояти мечей, торчащие из-за поясов мужчин, а за спинами у двоих виднелись прилаженные арбалеты.
— Я пить хочу, — пожаловалась она, надеясь, что ее абсолютно несчастный вид вызовет у мужчин хоть толику сочувствия.
Верховые, а их было пятеро, переглянулись.
— Выходи к нам, барышня, мы тебя напоим, — предложил один из них, видимо главный, поскольку одет он был почище, на нагруднике было меньше вмятин, чем у остальных, а на плечах красовался воротник из побитой жизнью лисьей шкуры.
Поколебавшись с полминуты, Дита решила, что хуже все равно не будет, и принялась выбираться из кустов обратно. Она сильно ошибалась.
Стоило женщине приблизиться к верховым, как тот, что был с воротником, ухватил ее за волосы и сильно потянул вверх. Дита вскрикнула от боли, но мужики только захохотали.
— Ты гля, Джакоб, она седая какая-то… — донеслось до женщины, безуспешно пытающейся вырвать волосы из стальной хватки.
— Ничего, — хохотнул Джакоб, сильно встряхнув Диту, от чего у той градом полились слезы из глаз, а руки сами собой опустились. — Главное, что задница ладная, а патлы, коли надо, обрежем и делов.
— Отпусти… — хрипло взмолилась женщина, но мерзавцы только рассмеялись.
Дита поднялась на цыпочки, чтобы хоть как-то уменьшить боль, но негодяй только повыше поднял руку, словно пытался скальпировать женщину.
— Сейчас уберем седину, Линдро, коли она тебя так смущает, — сквозь слезы Дита увидела, как в руке Джакоба появился здоровенный нож.
— Барышня просит отпустить ее.
Сила, с которой мерзавец тянул голову Диты вверх, поуменьшилась, и женщина смогла разглядеть троих всадников, появившихся словно из ниоткуда. На двоих сверкали бронзой и золотом латы. «Может, это реставраторы? — скользнула в сознании перепуганной Диты спасительная мысль. — Ролевики разыгрывают постановку! Сейчас меня отпустят и вручат какой-то подарок…». Идея была соблазнительной, но что-то подсказывало женщине, что так легко она не отделается.
— А если не отпустим, то что? — нахально спросил Джакоб, встряхнув Диту так, что у нее даже ноги слегка оторвались от земли.
— Тогда вы понесете заслуженную кару от рыцарей благодетельной княгини Туссента Анны-Генриетты — Мильтона де Пейрак-Пейрана и Пальмерина де Лонфаля!
— От винных бочек, состоящих на услужении у княгини-шлюхи? — вызывающе отозвался Джакоб, которого угроза совершенно не впечатлила.
— Ну, за это ты поплатишься, мерзавец! Клянусь цаплей!
Дита полетела в пыль именно в тот момент, когда земля затряслась от ударивших по ней подков. Оказавшись на земле, женщина откатилась в траву, спасаясь от мешанины лошадиных ног. Лязгнула сталь, раздались вскрики, но ничего этого Дита не могла рассмотреть из-за желтоватого марева, окружившего сцену сражения. Женщина протерла глаза и схватилась за голову, на которой, как ей казалось не осталось и живого места. «Точно реставраторы!» — подумала она, глядя как мутные из-за клубящейся пыли силуэты мечутся по дороге, скрещивая мечи.
И тут прямо к ее ногам упал Джакоб. Лицо мужчины пересекал косой кровоточащий разрез, а из чудовищной раны на шее булькала страшно-алая кровь. Дита успела только удивиться реалистичному гриму, когда на голову Джакоба наступило подкованное конское копыто. Глядя на растекающуюся по дороге мешанину из крови и мозгов, женщина сильно пожалела, что не смогла сразу потерять сознание.
========== 2. Рыцари, ведьмак и не очень прекрасная дама ==========
— Еще тошнит?
Дита подняла голову и посмотрела на стоящего над ней мужчину. Он точно не был ролевиком, просто потому, что не может ролевик быть таким натуральным и пугающим. Его одежда, преимущественно состоящая из сочетания грубой кожи, серых металлических пластин и кольчужных колец, сплошь была покрыта пылью и кровавыми потеками. Кровь была и на грубом, обветренном лице, на седых волосах, которые мужчина собрал на затылке в тугой хвост. За спиной человека виднелись рукояти двух мечей, один из которых он только что вытер от алых разводов об одежду того, что осталось от Джакоба.
— Уже нечем, — сипло ответила женщина.
Она по-прежнему сидела на траве, как и в начале боя, только теперь лошади мерзавцев разбрелись по округе, а сами негодяи лежали, присыпанные пылью. Дита старалась не смотреть, что стало с ее обидчиками, опасаясь, что ее снова вырвет.
— Давай, поднимайся, — мужчина протянул Дите руку, затянутую в кожаную перчатку с серебряными шипами на костяшках пальцев.
Женщина встала, чувствуя, как распрямляется скрученное в узел нутро.
Два рыцаря, закованные в сверкающие позолоченные доспехи, нашлись тут же: они, сняв шлемы и убрав их под мышки, осматривали поле боя. На породистых лицах застыла гордость и торжество, каких Дита еще не видела.
