«Того, что случилось» – так теперь наши друзья обозначают в пространстве и времени катаклизм, пережитый мной и Каем. Никто из них не говорит о нём предметно содержательно, лишь обозначают невинной обтекаемой фразой: «в тот год, когда это произошло», «после того случая», «до того, как всё случилось» и т.д. и т.п.

– Прости, я не хотела тебя огорчать! – оправдывается подруга. – Но согласись, нет ничего глупее, чем уступить незаурядно обеспеченного, зрелого и готового для отношений мужчину другой, когда его становление как бизнесмена и личности пришлось переживать тебе!

Конечно, нет ничего глупее. Особенно после того, что именно мы умудрились пережить и не рассыпаться в прах. И особенно после того, как тебя, дорогая подруга, мой уже давно состоявшийся супруг отшил, невзирая на не самые лучшие времена нашей жизни.

Честно сказать, в последние годы я относилась к повышенному интересу подруг (и не только их) к моему супругу философски: он вполне закономерен, учитывая его успехи и достижения. А с тех самых пор к разумности ещё и добавилась некоторая доля цинизма.

Но всё это имело место до сегодняшнего «прозрения»: моя слепая вера в преданность и заботу друг о друге, в клятвы, которые мы дали в присутствии священника и родни пятнадцать лет назад, со звоном врезалась в реальность и разлетелась на куски. Обломки.

Да, мой муж изменяет. Возможно даже, я допускаю, что у него имеются на это веские причины, но мне, как живому существу и женщине, всё ещё отчаянно пытающейся жить, от Её Величества Логики не легче.

– Он сказал, что с ней у него пятнадцать минут, а со мной – вся жизнь.

– Ну так, тем более! Прости меня, сейчас, дорогая, но вот здесь я совершенно согласна с твоим супругом: глупо уходить от состоявшегося мужа, чтобы нарваться на очередного козла, убедиться в том, что он ещё больший козёл, чем предыдущий, бросить его и обнаружить маячащий на горизонте климакс. Это в лучшем случае.

Не могу поверить своим ушам: когда этот мир успел настолько прогнить? Я не заметила.

– А для снятия болевого синдрома всегда есть старое доброе, апробированное веками средство – показывает феноменальные результаты в реанимации убитой самооценки. Оно же – бальзамическая субстанция с эффектом анальгетика, – подмигивает.

– Какое?

– Заведи любовника!

Вот мы и добрались до сути всего экскурса.

– Хватит! Руки не ломай! Действуй! – внушает.

Действуй! Действуй! Действуй! – гудит моя голова.

– Помнишь, ты пару недель назад говорила…

– Не помню! – отрубаю, надеясь задушить этот разговор в зачатке.

– …про парня… молоденького… в художке твоей, что ли? Ансель, кажется? Ты сказала, глаз с тебя не сводит!

– Замолчи! – прошу.

Адити обиженно поджимает губы, затем, хлебнув ещё вина, постановляет:

– Ну и зря! Душу бы отвела, с мужем бы расквиталась, получила бы удовольствие!

Удовольствие… в последние годы это запретный плод: я не позволяю себе испытывать радость. Варюсь в чувстве вины, сожалениях и тупой хронической боли. Никому не легче от моих душевных самоистязаний, но данный вполне разумный вывод никак не влияет на мою способность полноценно жить. Кажется, грусть и подавленность стали моей потребностью.

– Слушай… ты знаешь, а я ведь лет сто не видела тебя такой… такой…

– Какой?

– Живой… Да, точно! Именно живой! С тех пор, как это случилось, ты… поменялась.

Я знаю, что поменялась. В одном слове-определении, только что выданном подругой, заключена трагедия всей моей жизни.

– Ты что-то путаешь, дорогая, – вымучиваю улыбку и тянусь за стаканом, чтобы скрыть от Адити тот простой факт, что в данный момент я нахожусь на грани эмоциональной перегрузки.

– Да нет, вовсе не путаю! Посмотри на себя: щёки румяные, глаза блестят…

– Это от невыплаканных слёз.

– Слушай, как по мне, лучше уж так, чем мумией быть. Народ уже шарахается от тебя… ой, прости, что-то я не то говорю…

Точно шарахается: вот и муж, последний мой оплот, дёрнул на поиски приключений, чтобы окончательно не заплесневеть со мной рядом.

Словно издалека до моего сознания доносится обрывок риторического вопроса Адити:

– … а кто отправил сообщение? Меня это интересовало бы в первую очередь.

А меня не интересует. Потому что я ненавижу, а значит, НЕ ВИЖУ.

Семь лет назад.

Наша первая встреча произошла перед кабинетом гинеколога, примерно за год до «того события», когда во мне ещё жила способность удивляться, радоваться, проявлять интерес. Я до сих пор не знаю, почему обратила на него внимание: из-за внешности или потому, что он привёл подругу на процедуру, о которой я при своём муже решила даже не упоминать.

В небольшой комнате ожидания, забитой стариками, двадцатилетняя пара выделялась слишком ярко, чтобы остаться незамеченной.

Пациентам, терпеливо ждущим своей очереди, не хватало посадочных мест, части из них пришлось толпиться прямо посередине комнаты. Молодой девушке славянской внешности досталось крайнее кресло, её парень встал рядом вроде бы и ровно, но, в то же время, создавалось впечатление, будто он накрывает её собой, прячет от других.

Усевшись, девушка сразу провалилась в свой смартфон. Её друг последовал примеру, достав из кармана стильной куртки свой собственный гаджет, но его поза не давала мне покоя: слишком громко она заявляла о его мужском начале, выпячивала его.

За время ожидания я успеваю изучить облик молодого человека с исключительной точностью: узкие модные штаны известного спортивного бренда, расстёгнутая удлинённая парка тёмно-синего цвета, достающая до середины его бедра, молодёжные кеды. Обычный юношеский наряд, но мой опытный глаз отмечает главное – безупречность и стиль. Его обувь настолько чистая, что выглядит новой, одежда аккуратная и выглаженная, не мешковатая и не слишком узкая. Нельзя сказать, что юноше повезло с ростом, но в его стройной хорошо сложенной фигуре имеется нечто особенное – мужская грация.

Его лицо не относится к числу тех, которые можно назвать модельными, но в нём есть приковывающая, даже затягивающая сила. Я отмечаю необычный разрез глаз, аристократически тонкий нос и ровную, по-детски безупречную кожу. Его волосы коротко острижены сзади, но оставлены длинными спереди и по моде зачёсаны назад. Я бы назвала подобную манеру их носить женственной, а потому отталкивающей, но не на этот раз: красивый высокий лоб и скулы молодого человека органично дорисовывает эстетически идеальная линия роста его тёмных волос. На этом как будто обнажённом лице самое первое, что я вижу – ясные карамельные глаза и ровные выразительные брови.

Благородство – именно его транслирует облик молодого человека.

Внезапно его взгляд встречается с моим, я чувствую себя пойманной на месте преступления и, оставив в качестве извинений небольшую улыбку, исчезаю в экране мелькающего новостями телевизора, висящего на стене прямо перед моим носом.

Нагнетаю серьёзность, для верности добавляю сосредоточенности и долго пытаюсь прочесть буквы, бегущие красной строкой. Я не знаю, сколько времени необходимо среднестатистическому человеческому мозгу, чтобы распробовать новое развлечение, но мой застрял где-то не там.

Если ваши взгляды столкнулись во второй раз, знайте: между вами уже что-то есть. Особенно если нечаянный зрительный контакт задержался дольше положенного. И я снова отвожу глаза.

Смотрю в немой экран телевизора, говорю себе: они дети. Просто дети, которым уже позволен секс и поцелуи. Это мальчик, вчерашний ребёнок, немного подросший, со вкусом одетый и причёсанный, с необычно умным для его возраста взглядом…

Так! Стоп!

Вынимаю из сумки телефон: от мужа звонков нет, сообщений тоже – он занят. Как всегда, слишком увлечён покорением Айти–Олимпа, чтобы вспомнить о том, что у него вот уже годы имеется жена. У всякого успеха есть цена, я свою плачу хронической тоской по мужу.