— Если «будь человеком» — это очередная шутка, то доношу до твоего сведения, что она не смешная, — Хэнк вышел с кухни и посмотрел на него с оттенком укоризны. — Сколько?

— Самую большую чашку.

— Хорошо.

Салли опять почесал затылок и уткнулся сонным взглядом в начищенную до блеска столешницу. Он не шутил, но фразочка правда вышла не очень. Хэнк Вернер всегда был человеком, пока деньги не вынудили его семью пойти на эксперимент. Тогда в центре инноваций набирали добровольцев на новый опыт: в здоровых мужчин от двадцати до тридцати пяти лет вводили искусственные элементы, постепенно превращая ту или иную часть тела в робота. Платили ого-го, результаты оказались плачевны. Мама и бабушка Хэнка перестали голодать, а Хэнк…

— Не спи, иначе разобьёшь мне носом столешницу, — велел Хэнк.

— Да-да…

А Хэнк пострадал больше всех. Ему пытались изменить глазные яблоки, и результат был обещан фантастический: супер-зрение, как вдаль, так и сквозь вещи, встроенный лазер и всякое такое. У кого-то получалось, у кого-то — нет, а Хэнку был нужен только грант, который дадут за смелость, потому что семью грозились выселить на землю. Ниже двадцатого этажа сейчас живут только отбросы общества и всякие криминалы, и такая участь была бы для них гибельна.

Операция сорвалась, глаза у Хэнка остались свои, только этот проклятый аппарат повредил какую-то часть головного мозга. Поэтому последние два года друг обитал в реабилитационном центре, пытаясь вернуться в норму. И у него получалось: Салли ещё помнил, как всё было плохо, а теперь Хэнку разрешили открыть кафе, пусть и недалеко от места вынужденного проживания, общаться с людьми вне центра реабилитации, и вообще жить по-человечески, а не как пациент или неудавшийся робот. Только к нему никак не возвращались эмоции, и иногда это угнетало. А иногда — забавило, правда, только Салли, ведь Хэнк не мог этого ощутить в прямом смысле слова.

— Спасибо, — от души поблагодарил Салли, заливая в себя одним глотком добрую треть огромной чашки. — Теперь не сдохну.

— Ты бы и так не испустил дух ещё лет пятьдесят, — ответил Хэнк. — Не злись, я понял, что это шутка.

— Это не шутка, это переносный смысл, — оскорбился Салли. — Скажи честно, ты прикидываешься или реально не можешь просто пошутить?

— Могу, — неожиданно признался друг. — Но твоё лицо, когда я не понимаю шуток, просто бесценно.

Вот так дела, его, оказывается, водили за нос. Хэнк улыбнулся (дежурно — по-другому он больше не мог) и отправился варить вторую чашку, уже себе.

Связавшись с механической клипсой, Салли запросил Кона, искренне надеясь, что друг хотя бы немного протрезвел.

— Ну, что? Всё ещё грезишь об асфальтах?

— Очень смешно, — пробормотал Кон. — Хер с ними, с асфальтами, лучше скажи, какие у нас сейчас отношения с седьмым небом? Ты же в этой политике варишься.

— Я не варюсь, так, рядышком плаваю. Седьмое небо ещё не открыто, — пожал плечами Салли. — А что, тебе надо? Максимум, что я могу выяснить — это расспросить послов с первого неба, если они, конечно, соизволят мне ответить.

— Не надо никого спрашивать, я просто уточняю. А эти послы, — замялся друг, — они, э… норм люди?

— Кон, твоё «норм» — очень пространное понятие, — он начинал раздражаться. — Ты можешь, мать твою, сказать нормально и не ходить вокруг да около? Ничего не понимаю!

— Это надо видеть. Тебе. А мне — как-то показывать… Слушай, я могу к тебе на работу кое-кого завезти? Ты же сейчас на работу?

— Я с работы, — застонал Салли. — Насколько это важно?

— По-моему, пиздец важно.

Салли взвесил услышанный ответ по шкале важности Кона. В принципе, можно было и послать.

— Ладно, значит, на работу… Кто-нибудь ещё нужен?

— Сейчас спрошу… — Через пару минут Кон вернулся и потребовал: — Желательно одного из этих твоих супер-пупер-послов. Ну, которые крылатые.

— Есть один не крылатый, но тоже супер, — припомнил Салли, и тут до него дошло: — Стоп! Кого ты там собрался подвозить?!

— Вызов завершён, — услужливо доложила клипса.

— Ну спасибо, дорогуша…

Поспать ему сегодня явно не светит. Салли представил, как его восхитительный друг заваливается в любое дежурное помещение сейф-тауэра, и засмеялся. Шоу обещает быть прекрасным. Кон — самый отбитый фрик нижнего яруса, который не чурается ходить ногами по земле, размахивает огненными волосами до задницы направо и налево и ведёт себя соответственно. Только вот что же он такое намерен им предъявить? Над Салли не так много начальников, ведь он один из лучших, но и им иногда приходится объяснять разные вещи.

— Что-то серьёзное произошло? — уточнил Хэнк, усаживаясь напротив со своим кофе. Теперь он выглядел слишком серьёзным сам, вне зависимости от ситуации, хотя был растрёпан после сна и носил реабилитационные очки с толстенными стёклами.

— Вот и узнаю, — подавив зевок, сказал Салли. — И обязательно… расска-у-а… твою мать… Если это окажется ерундой, я Кона убью и закопаю.

— Прямо в земле? — вскинул брови Хэнк.

— Прямо в земле, — уверенно подытожил Салли и встал, натягивая жилетку обратно. — И чтоб он там вечно лежал, люблю его не могу.

— Судя по тому, как вы дружелюбно разговариваете, твои чувства полностью взаимны.

Шутка это была или нет, но Салли искренне захохотал, попрощался и вышел. Снова в проклятый лифт…

========== 1.3 ==========

Сейф-тауэр находился на окраине центральной земли, и видно его было за километр. Все башни как башни: высокие, изящные, стекло и бетон, напоминают тонкую ножку от бокала. А это бельмо на глазу ещё называет себя тауэром… Этажей всего семьдесят, да у него дома и то больше. И как Салли здесь работает? Гроб какой-то. Или нет, как в старой пыльной бутылке, которая почему-то раздалась вширь, а не ввысь. И стёкла все чёрные, отстой…

— Ты не хочешь туда идти? — догадался Ти, как будто читал его мысли. — По-моему, выглядит не так плохо.

— Выглядит дерьмово, — ответил Кон. — А внутри вообще поржём.

Они тряслись в раздолбанном лифте уже полчаса. Кажется, в сейф-тауэр ездили только бодигарды и прочие охранно-оборонительные шишки, а сейчас рабочий день уже начался, и туда никому не надо — кроме незваных гостей.

Лифт сам по себе был испытанием тем ещё, а сегодня — особенно. Сначала на Ти смотрели косо. Потом — опасливо. Потом — заинтересованно. Кто-то осмелился спросить, настоящие ли это крылья. Ти сказал «да» и вежливо улыбнулся, Кону понравилось, а любопытной бабе почему-то нет. Он привык к тому, что сам выглядит экстравагантно, но ещё никогда не перевозил с собой крылатых херувимов.

По дороге не только люди пялились на Ти, но и наоборот. Он впивался взглядом в каждого, кто проходил мимо или сидел напротив, и запоминал. Сначала Кону было жутко, потом он как-то привык. Ну, а что такого, человек учится… э… быть человеком. Половину утра они потратили на то, чтобы просто пройтись пешком — почему-то у крылатика не получалось сразу совладать с собственными ногами, но он усваивал всё слишком быстро и теперь почти не отличался от человека. На первый взгляд. Ну и если на крылья забить, так нормально, да.

— Ты не знаешь, как вести себя внутри? — не в бровь, а в глаз спросил у него Ти, когда ремни отпали и двери лифта раскрылись на нужном ярусе. — Я вижу, что у людей очень много разных моделей поведения…

— Какой умный-то, блять, — проворчал Кон, выбираясь наружу и приглядывая за чужими крыльями. — Ещё идеи?

— Любые?

— Ну.

— Твоя модель поведения этим людям не нравится, — довольно сообщил Ти. Кон застыл, как вкопанный, но не врежешь же такому!

— Следи за языком, пиздюк крылатый, — ограничился он. — И не пытайся переиграть меня в сарказме.

— Конечно, не буду пытаться, — Ти совершенно по-человечески похлопал его по плечу и прошёл вперёд. — Ведь я уже это сделал.

Кону захотелось бросить ему что-нибудь в белобрысую голову. Вот и подбирай всяких чмошников на улице! Ещё вчера он этого крылатого туриста мог… не побить, конечно, зачем, но он мог ему как-то помочь, чего-нибудь подсказать. Прошло не больше суток, а он уже сам ему подсказывает. Ти усваивает всё слишком быстро, как бы чего не вышло.