Мы – гости и пресса – сидели на балконе. Сверху нам хорошо было видно, что происходит внизу.
И вот в этом великолепном зале начали появляться иностранные лидеры, которые вслед за Хайле Селассие должны были приветствовать гостей. Первым появился Жан Бедель Бокасса, президент Центрально-Африканской республики, который известен тем, что по своим наклонностям был людоедом. Жестокий и самодовольный человек. И я единственный раз – мне этого показалось достаточно – увидел его на трибуне. Когда он вышел, на него никто не обратил внимания. Неказистый, маленький, щуплый какой-то африканец – ну мало ли кто там вышел! Его это очень обидело. Он приподнялся на цыпочки, поднял руки и так потряс ими, обращаясь к залу, что зал засмеялся и зааплодировал. После этого президент прочел какую-то безумную речь на тему «Да здравствует свободная Африка» и уступил место другому экзотическому персонажу, которого я тоже запомнил. И не только потому, что он выступал после прекрасного Бокасса. Это был Иди Амин, диктатор из Уганды. Огромный человек, чемпион по боксу, он сразу привлек к себе внимание, потому что вышел и произнес следующую речь, насколько я её запомнил. Он сказал:
– I am African president and I love all Africans.
Пока он это говорил, его взгляд упал на первый ряд, где сидела делегация Танзании во главе с Джулиусом Ньерере. А это был заклятый враг Иди Амина, потому что приютил у себя бывшего министра Уганды Милтона Оботе. Абсолютная неприязнь, даже ненависть была взаимной. И когда Амин сказал, что любит всех африканцев, он увидел своего заклятого «друга» и решил усилить эффект. Он спустился с трибуны, подошел к первому ряду и с чувством произнёс: «Even the president Nireira!» Ньерере начал сползать вниз, под стул, а Амин пытался вытащить его оттуда, чтобы поцеловать. Это был настоящий цирк! Такой, что невозможно себе представить. Я не помню, они все плохо кончали, конечно, но Иди Амин… Ходили слухи, что Иди Амин был каннибалом и хранил в холодильнике в своей резиденции части человеческих тел. И это – организация Африканское единство.
По карьерной лестнице – вниз
Из Эфиопии я попал на курсы руководящего состава Дипакадемии и наконец добрался до вожделенной Италии. В ранге дипломатического советника занял пост первого секретаря посольства СССР в этой стране. Но в этой должности я находился недолго.
Всё рухнуло буквально в один день. Случилось так, что мой младший брат Сашка – мамин сын от второго брака (он на девять лет моложе меня), после окончания Московского университета и успешной защиты кандидатской диссертации принял приглашение Массачусетского технологического института и уехал туда преподавать биохимию. Что делает и сейчас. Он талантливый ученый, его имя хорошо известно в научных кругах. Но брат носит другую фамилию – фамилию своего отца, Клебанова. Так что надлежащие органы как-то проморгали наши родственные связи. Но когда просекли это, решили наказать меня за то, что я не поставил их в известность о «проступке» брата. И вот в Рим на имя посла приходит телеграмма за подписью министра иностранных дел А. А. Громыко с распоряжением командировать первого секретаря Букалова А. М. в Москву для участия в закрытых советско-сомалийских переговорах. Совершенно спокойно я собираю чемоданчик, еду в Москву, являюсь в МИД. Как и предписано, иду в отдел кадров. У меня забирают мой дипломатический паспорт. Сотрудник отдела говорит: «Вам надо подняться на 23-й этаж, в отдел собственной безопасности МИДа. Там вас ждет генерал такой-то. Больше я ничего не знаю, я только выполняю поручение».
Генерал указал на стул, и я внутренне поблагодарил его за то, что по своей профессиональной привычке он усадил меня против света, как полагается в этом ведомстве, лицом к окну. Из окна с высоты 23-го этажа вид на Москву был замечательный. Генерал положил передо мной пачку листов бумаги и предложил написать все про моего брата, о том, как он уехал и почему я не сообщил об этом. Закончив писать, я придвинул листки генералу, он быстро пробежал их глазами, мы перекинулись несколькими фразами и вдруг он спрашивает:
– Алексей Михайлович, можно задать вам вопрос личного характера?
Я весь напрягся – решил, что будет вопрос о Гале, потому что мы уже были вместе, но официально я еще был женат на своей первой жене.
– Слушаю вас, товарищ генерал.
И он задал мне потрясающий вопрос, по которому я понял, что у них тоже масса комплексов.
– Алексей Михайлович, за что вы нас так не любите? – спросил он, имея в виду спецслужбы.
У меня отлегло от сердца: слава богу, не про Галю. Я засмеялся и сказал:
– Товарищ генерал, вы что – девушка, что вас надо любить?..
На этой шутливой ноте мы расстались. Но я понял, что в Италию (да, наверное, и в МИД) мне путь закрыт.
Для меня в этой истории была одна очень важная деталь: я не потерял никого из своих друзей.
Почему вы нас так не любите?
Здесь, наверное, к месту объяснить, чем был вызван неожиданный вопрос генерала. Дело в том, что я старался вести себя корректно, но независимо по отношению к этим службам. Хотя они много раз делали разные заходы и ходы, чтобы подобраться ко мне. Особенно это проявилось в Эфиопии, когда свергли Хайле Селассие, власть перешла в руки военного комитета и обстановка стала более напряженной. В посольство приехал офицер по безопасности некий полковник Ильинцев. Эта официальная должность есть в каждом крупном посольстве. Работники спецслужб на мидовском жаргоне называются соседи. Потому что когда-то МИД, находившийся на Кузнецком мосту, и КГБ на Лубянке были соседями. И вот приехал этот неведомый нам Ильинцев. Потом я нашел книжку на английском языке про КГБ, где говорилось, что он в своё время был выслан из Индии. Надо быть большим мастером, чтобы тебя выслали из Индии!
Мы жили на территории посольства, которое находится в замкнутом пространстве. Такой огороженный парк. Этот участок был подарен императором Менеликом русскому правительству. И вот меня вызывают в спецотдел и просят ознакомиться с распоряжением, подписанным послом. В нем говорится, что местным гражданам категорически воспрещается вход в служебные и жилые помещения посольства. А на территории посольства работает много эфиопов. Они убирают дорожки, работают на заправочной станции, пилят деревья – территория большая, и ее нужно обслуживать. И, конечно, большинство из них приходит домой, помогает по хозяйству, получает за это какие-то деньги. В служебные помещения их никогда никто не пускал. Так что странное, на мой взгляд, распоряжение. Спрашиваю: «Что с этим делать?» Отвечают: «Надо ознакомиться». Ознакомился, расписался и думать забыл. Мало ли что придумают, им надо отчитываться.
У меня был приходящий помощник, Габриольт. Замечательный эфиоп, который служил еще у итальянцев, и из-за того, что я говорил по-итальянски, уважал меня как вождя племени. Временами мы с ним дружески беседовали, он получал какие-то подарки себе, детям.
Обычно в обеденный перерыв – довольно большой по африканским масштабам, три часа, по-моему, – я с работы спускался по дорожке к нашему симпатичному домику с черепичной крышей, построенному итальянцами. На втором этаже у меня была квартира. Я обедал, забирал сына Борю и жену Алину, и мы ехали в бассейн с горячей водой – был такой, купались, я возвращался на работу, а они оставались до вечера. Там была еще детская площадка, маленький бассейн, Борька там научился плавать. В конце рабочего дня я или кто-то из моих друзей забирал их и привозил домой. А в это время ключ клался под коврик, эфиоп приходил, быстро все убирал и уходил. Такой был порядок.
Так вот этот Ильинцев заметил, что я не подчинился новому распоряжению – Габриольт продолжает ко мне ходить, – и решил подловить меня на нарушении дисциплины. Каким образом? Однажды я, как всегда, приехал из бассейна, мы случайно встретились около посольского здания – а здание стеклянное, очень красивое, кстати, среди авторов его проекта была одна из моих тетушек – Лидия Михайловна Букалова. До работы оставалось минуты три, мы перебросились парой слов, и я поднялся к себе в кабинет. В это время Ильинцев взял понятого, слесаря (и мы поняли, кто такой был этот слесарь), прошёл к нашему домику, поднялся на второй этаж, подошёл к кухонному окну, а в окне стоит Габриольт, поет заунывную военную песню и драит сковородку. Эфиоп увидел, что пришел человек, – он не знает, кто это, но знает, что это начальник. Это они очень четко понимают.
