Состояние Амелии его откровенно пугает. Сначала она с диким подчиняющим взглядом требует отвезти её в бар. Потом всю дорогу упорно молчит и курит в окно, лишь то и дело нервно скользит пальцами под чокер, морщась, как от боли. «Сними эту дрянь!» — хочется выплюнуть Нику, ужасно раздражающемуся при виде дурацкого, отрезвляющего ошейника на девичьей шее. Но прекрасно понимает, что не её руки надели это — не ей и снимать. И вот сейчас она хмуро прищуривается, подливает себе сама текилы в стопку, отказавшись от услуг бармена. Руки всё ещё подрагивают, мелко и едва заметно в приглушённом свете «Ангельской пыли».
— Может, тебе тоже налить? — в который раз кивает она с усмешкой бледных до синюшности губ на его бокал.
— Боюсь, что не приучен садиться за руль подшофе, — мягко и не совсем честно отказывает Николас, а затем вздыхает, всё же решаясь на негромкий вопрос. — Эми, какого чёрта произошло?
— Не твоё, — стопка резким движением залита в рот, следом острый язычок слизывает соль с руки: даже не передёргивается, — собачье, — запихнув дольку лайма, она наконец-то невнятно договаривает, — дело.
Он лишь закатывает глаза: глупая, а то по ней незаметно, что едва держит себя в узде. Ещё пара стопок, и ноги её уже не понесут, но отобрать у неё бутылку совершенно нет желания. Пусть у неё будет свобода хоть в чём-то, потому как исполнять прихоти Босса целыми днями точно не простая работа для нервов. Без косметики и с влажными волосами она кажется столь хрупкой и невинной, что лишь муть в пасмурно-серых глазах выдаёт, сколько дерьма накопилось у неё на душе. Не выговорится. Не доверяет. И это справедливо на сто процентов.
— Моё, если сейчас Алекс ищет меня для какой-то работы, пока я тут теряю с тобой время, — наигранно блефует он и вытаскивает из кармана пиджака сигареты. Эми сверкает глазами, недобро прищуривается, словно оценивая, достоин ли он правды. И кажется, не находит в нём подходящей жилетки для нытья. А может, просто не в её характере жаловаться.
— Можешь валить. Сама доберусь обратно.
Её демонстративное безразличие почему-то страшно его нервирует. Всегда будучи спокойным и рассудительным, именно сейчас Николас понемногу начинает терять терпение. Когда она изображает то ли святую неприступность, то ли королеву бала: того и гляди, ей надоест мучиться со стопками, допьёт текилу с горла и пойдёт плясать на бильярдном столе. Хотя при взмахе тонкой руки в сторону бармена ясно видится, что движения остаются чёткими и слаженными:
— Эй, мальчик! Ещё лайма.
— Минуту, мисс!
А вот в её расслабленной улыбке в адрес незнакомого парнишки уже чувствуется, что контроль уплывает сквозь пальчики. Умом Ник прекрасно понимает, что Босс не одобрит такой вот отлучки, и виновата останется не Эми. Бросить её тут не может по определению — мало ли, что она натворит в пьяном состоянии. Это общество нужно защищать от неё, а не хрупкую на вид девчонку от толпы байкеров. Но и сидеть тут до утра в ожидании, пока она упадёт головой на стойку, как минимум странно. И решение приходит само.
— Бутылку Джека, — устало бросает он суетящемуся мальчишке в фартуке.
— Вот это уже другой разговор, — довольно хмыкает Эми, одобряя этот выбор. Небрежным жестом убирает падающие на лицо волосы и тихо, чуть нетрезво шепчет, — слушай, а если я тебя спрошу, как мужчину, ты мне ответишь честно?
— Смотря о чём спросить, — он пытается не любоваться тем, как она на мгновение закусывает губу. Не задержать дыхание, когда чертовка словно дразнит, наклоняется к нему ближе, вплетая в спёртый воздух придорожного бара аромат ежевики и лайма. Хреново выходит: кажется, изо дня в день она всё привлекательней, потому как в животе пульсирует напряжением. Не дышать ей. Только не дышать.
Боже, какой он идиот. Как по-идиотски было думать о ней весь день, вспоминать привкус вишни от её чашки с кофе и умелость женских пальцев, затягивающих клемму аккумулятора. Ведь её сейчас интересует совсем не то, как его рука непроизвольно сжимается в кулак.
— Ник, я что, настолько страшненькая? Ну там, не знаю, чего во мне не хватает? Размера груди? Пластики? — это уже абсолютно точно, вопросы не самой Амелии, а говорящей в ней текилы. От внезапного истеричного смешка его удерживает только полная серьёзность на милом личике и громко стукнувшая бутылка виски с двумя бокалами, предоставленная барменом. Отвлекло. Но от улыбки не спасло. Она что, набивается на комплименты?
— Ты сейчас серьёзно, Эми?
— Серьёзней некуда, — печально моргнув, она переводит задумчиво-рассеянный взгляд на каплю, стекающую по темному запотевшему стеклу холодного «Джека Дэниэлса». Словно говорит сама с собой, когда осторожно признаётся. — Я не понимаю его. Он наигрался и потерял интерес. Но я-то по-прежнему в нём нуждаюсь, понимаешь? Делаю для него всё, что прикажет, пытаюсь угодить. И вижу, как сильно ему плевать на меня. Хотя он ревнует…
— Это не ревность, дурочка, — укоризненно качает головой Ник, безмерно удивляясь тому, что она надеется на искренность со стороны конченного мудака. — Это просто чувство собственника. Ты для него не больше, чем бокал вина. Выпьет и бросит через плечо, разбивая окончательно.
— А ты хорошо его знаешь, — нетрезво протягивает она, хмуря брови. Взяв из руки Ника так и оставшуюся в его пальцах пачку сигарет, аккуратно вытягивает одну зубками. И только предмет их странного разговора помогает сохранять здравый рассудок: слишком манящая эта сумасшедшая девчонка в жалких дюймах от его тела. Слишком отчётливо греет собой воздух между ними, трепеща длинными ресничками. — Неужели ты думаешь, что до него абсолютно никто не сможет достучаться? Он человек, не машина.
Ник невольно оглядывается на других посетителей бара: тема приобретает откровенные тона, а шпионы могут быть везде. Однако на них по-прежнему никто не обращает внимания, так что он старается придать смелости своим действиям. Достаёт из кармана зажигалку, даёт Эми прикурить, и она послушно дымит его сигаретой. Ник решительно тянется к запотевшей бутылке и сворачивает пробку с глухим хрустом. Отвечать не торопится. Думает. Надо ли ей знать, что выполняет роль подстилки для чудовища? Безусловно. Возможно, это единственное, что поможет ей понять: сбежать никогда не поздно.
Например, сбежать к кому-то, кто проявит к ней чуть больше заботы и увидит в ней человека, а не коврик для вытирания ботинок. И кажется, это самый главный мотив для правды:
— Он эгоист. До мозга костей. Представь, насколько ему похуй на весь мир, если он собственными руками прикончил своего папашу, — едва слышно, попутно разливая на два бокала виски. Такие темы уже требуют пары алкогольных градусов в крови, а тачку Герра всё равно никто не остановит по дороге обратно, чтобы проверить трезвость водителя.
Эми тихонько ахает, ближе придвигает свой стул. Пасмурные глаза зажигаются каким-то болезненным, лихорадочным интересом. Быстро затянувшись дымом, она выдыхает серую струйку в сторону и как будто намного трезвеет:
— Откуда знаешь? Это было больше года назад. А ты работаешь на него меньше.
— Кларксон, — пожимает плечами Ник, вспоминая старый разговор с дворецким Браунвилля, пока они грузили в багажник чьё-то бренное тело. Не самые лучшие дни его жизни, но раз уж Эми нужны доказательства, что Алекс — монстр, то это не сложно. — Старик мне рассказывал многое. Той ночью Эдвард поехал на встречу с каким-то важным клиентом, один. А Алекс сразу за ним, прихватив оружие. Но вернулся он раньше, а дворецкого заставил подтвердить алиби, якобы не выезжал из дома. Кларксон случайно проболтался мне, потому что скучает по предыдущему хозяину: тот был в разы добрей к нему, насколько это возможно для наркобарона.
— Во времена Эдварда такого ужаса не было, — кряхтение, закидывая чёрный мешок в багажник в четыре руки и укоризненный взгляд на входную дверь. — А этот щенок уже утопил бизнес в крови. Я вытираю её с пола чаще, чем следы от туфель!
Неудачные воспоминания заставляют Ника взять бокал и выпить почти залпом. Он понимает дворецкого на сто процентов, потому что сам временами тоскует по нормальной жизни. По дням, когда с увлечением перебирал движки в мастерской, а вечерами ел пиццу с Мэл под глупые комедии с Джимом Керри. Теперь память об этом словно тухнет, и кадры становятся серыми, как в засохшей от старости киноплёнке. Но как же дорого он бы отдал, чтобы вернуть это. Или хотя бы начать с нуля. Уехать… и быть самим собой, забыв уже, наконец, про длящийся полгода нескончаемый хоррор. Снова заниматься только тачками, желательно в компании умелого напарника… напарницы?
