— Луна, заткнись, или мы поссоримся! — внезапно говорит она, и я замолкаю в ужасе, что могла оттолкнуть ее. Рисс передает мне сверток. — Вот. Это твое платье. Я хотела забросить его к миссис Оберман или где ты там живешь, но раз уж мы увиделись… Встречаемся сегодня в десять в «2001 Odyssey», если захочешь прийти.

Это приглашение куда менее дружелюбное, чем в прошлый раз.

— Спасибо, — говорю я, принимая сверток. — Постараюсь изо всех сил.

— Хорошо. Но, пожалуйста, никогда больше не говори так об отце Фрэнке, слышишь? Все это дерьмо имеет для меня огромное значение. Бог для меня — не пустой звук.

Я киваю, тщательно обдумывая свои дальнейшие действия. Я очень боюсь потерять ее доверие.

— Увидимся.

Я вижу, как она исчезает в темной аллее.

— Черт… — Я закрываю лицо ладонями.

— Все хорошо? — Майкл касается моего плеча, и я стряхиваю его руку. — Это не похоже на Рисс, ее вообще трудно чем-то задеть. Странно, что твои слова ее так взбесили. Ты явно зацепила ее за живое. Похоже, для нее все это много значит.

Я пытаюсь сфокусировать взгляд, но Майкл то расплывается, то снова становится четким. Я проваливаюсь, и такое ощущение, что на сей раз в будущее меня выкидывают с неприязнью. С каждой проходящей секундой я вижу, как парк вокруг меня расплывается и меняется. Мимо проходит пара. Они держатся за руки и слушают музыку на iPod. Они исчезают так же быстро, как появляются.

— Мне пора идти, — говорю я, с трудом ворочая языком. — Мне нужно побыть одной.

— Не стоило ей так с тобой говорить.

Майкл очень добр и серьезен. Его взгляд переполнен сочувствием. Боже, как же я не хочу уходить от него, но все же встаю и тут же теряю равновесие.

— Вау, осторожнее! — Он вскакивает и пытается удержать меня, но я отстраняюсь.

— Нет, я… Нет, уходи, — говорю я. — Мне нужно побыть одной.

— Луна, я подумал, что мы…

— Уйди! — рявкаю я так, что он невольно отступает на несколько шагов. — Пожалуйста, просто уйди!

— Ладно. — Он отворачивается.

Как только он исчезает из виду, я сдаюсь, с трудом спускаюсь по улице к какому-то частному дворику и падаю в высокую траву. А затем возникает ощущение, что я проваливаюсь в нее, проваливаюсь сквозь землю, пронзая почву, камни, ядро земли, и падаю в раскаленную лаву. Разрываться атом за атомом — это больно. Я жду и надеюсь, что, когда молекулы вокруг меня перестанут вибрировать, смогу прожить еще немного, чтобы успеть сделать то, что должна. Это не конец, он не может быть таким. Я не могу умереть, не зная, спасло ли ее мое предупреждение.

Глава 32

— Что случилось?

Когда я наконец добираюсь до нашего дома, то вижу, что Горошинка сидит на ступеньках.

— Ты была с нами, а потом взяла и оставила меня с Мишель!

— Снова произошло это.

Руки и ноги болят и не слушаются меня. Я присаживаюсь на ступеньки и кладу сверток рядом с собой. За последние три минуты он постарел на тридцать лет. Бумага выцвела и покрылась пятнами. Бечевка, которой он был обмотан, истончилась и ослабла.

— Все произошло так быстро… Прямо там, в холле, рядом с кабинетом Мишель. На этот раз было намного быстрее и грубее. Такое чувство, что чем чаще я это делаю, тем меньше меня становится, поэтому все происходит быстрее и легче. Но это каждый раз ранит меня. И я не была к такому готова. У меня не хватает сил контролировать это. Контролировать саму себя. — Я поворачиваюсь к ней. — Я видела его.

— Черт…

Я отпиваю из бутылки «Coke», которую она мне протягивает. Пытаюсь вспомнить, что чувствовала рядом с ним, но это чувство уже рассеялось, как кошмарный сон, и меня беспокоит то, что наша встреча задела меня так слабо. Мне хотелось, чтобы он оказался голубоглазым монстром с рогами и хвостом, которого я могла бы с легкостью уничтожить. Но он оказался обычным человеком. А ведь скоро — похоже, очень скоро, если я не буду осторожна, — я уже не буду знать, в каком месте и в каком времени должна быть.

— Я думала, что после встречи с ним у меня появятся силы, что я точно буду знать направление, в котором нужно двигаться. Или что это ослабит мою решимость, что я увижу себя в нем и засомневаюсь. Но… ничего такого.

— Эти последние несколько часов… — Она зажимает переплетенные пальцы рук между колен, и я впервые понимаю, что все это время она не только ждала меня, но еще и делала что-то. — Для меня они были просто ужасными, жуткими. Я не знала, вернешься ли ты, не знала, что с тобой происходит, ждала секунду за секундой, когда все изменится. Это страшно.

— Прости, — говорю я. — Я не думала…

— И я была в баре.

Я вздрагиваю и поворачиваюсь к ней, но она качает головой.

— В том самом, через улицу. Я зашла и заказала себе рюмку. Я села на стул и задумалась о том, есть ли смысл выпить эту рюмку, потом еще одну и еще, потому что в следующие пять секунд все может навсегда измениться и, что бы я ни делала, иначе уже не будет.

— Так ты… — Мне тяжело на нее смотреть.

— Нет, — отзывается Горошинка. — Потому что, даже если жить осталось пять секунд, я не хотела выбрасывать на помойку то, над чем так тяжело работала. Но, боже, я очень хотела! Луна, я думала, что смогу пройти через все это вместе с тобой, но я трусиха. Пожалуйста, давай остановимся! Давай просто поедем домой. Давай примем жизнь такой, какая она есть, как делают все люди, и просто проживем остаток наших дней изо всех сил, как можно лучше. Она бы этого хотела, ты сама знаешь. Пожалуйста!

Горошинка опускается на одну ступеньку ниже и оборачивается ко мне.

— Пожалуйста… Поедем домой?

— Я видела ее, — говорю я вместо ответа. — Я видела Рисс. Я пыталась ее предупредить.

Ее голова опускается так низко, что я вижу темные корни волос и светлую кожу под ними. Горошинка выглядит так, словно молится.

— Не честно, что ты можешь ее видеть, а я — нет.

— Ты знаешь, ведь сегодня тот день, когда папа сделал ей предложение. — Я тянусь к сестре и глажу ее по голове. — Он сидит сейчас в гостиной, возится в саду или заперся в темной комнате. Помнит ли он об этом дне? Помнит ли, как мама выглядела в тот день, когда он повел ее гулять по берегу и подарил кольцо? Думаю, если бы он помнил, то захотел бы, чтобы я осталась и довела дело до конца.

— Но почему? Да, наша жизнь не идеальна, но, в конце концов, она наша!

Мне нужно рассказать ей о Майкле. Рассказать о том, что, когда я там и дышу одним воздухом с ним и Рисс, последние двадцать девять лет кажутся пустотой, превращаются в двадцать девять секунд. Как-то объяснить, что это уже нечто большее, чем попытка спасти маму и оплатить долг, который повесил на меня тот человек. Что это стало настоящей жизнью. Там я за несколько секунд проживаю больше, чем смогла бы прожить за всю жизнь здесь…

Нужно ей рассказать, но я не могу. Я боюсь, что она попытается пробудить во мне здравый смысл.

— Потому что нечто невероятное не происходит без причины, — наконец говорю я. — Во всем, что происходит, есть какой-то смысл. И я не хочу просто сидеть, наблюдать за тем, как этот шанс ускользает, и делать вид, что ничего не было. В конце концов, маме это так и не удалось.

Горошинка поворачивается ко мне спиной, и пару мгновений мы смотрим на странное сооружение на узкой полоске земли рядом с одним из стоящих вдоль дороги домов. Это застекленный шкаф ростом с меня, заполненный крошечными фигурками животных, людей, гномов, макетами зданий и мельниц. Прежде он, похоже, был выкрашен в золотистый цвет, а теперь сгнил и рассыпается.

Целый маленький мир, с любовью созданный ради того, чтобы кто-то его увидел. А теперь шкаф выставили на улицу, где его видят одни и те же люди каждый день.

— Сегодня одиннадцатое, да? — спрашиваю я.

Она смотрит на часы и кивает.

— Он напал на нее тринадцатого, в ночь затмения.

Осталось два дня до того, как станет поздно, но, если у меня ничего не получится, я, по крайней мере, буду знать, что попыталась.