— Я знаю, как работает время. Я — физик.

— О, поверь мне, время совсем не такое, каким ты его себе представляешь, — улыбается Лидия, и я вынуждена признать, что она права.

— Время — это море, по волнам событий которого мы плаваем всю жизнь, пока однажды нас не прибивает к берегу царства мертвых.

Я разочарованно вздыхаю.

— Все хорошо, — успокаивающим тоном говорит Лидия. — Ты не обязана верить в способы, к которым я прибегну, чтобы тебе помочь. Важно то, что я верю тебе. Но все же я скажу… Мы не просто прах. И когда наступит твоя ночь, а она наступит, ты попытаешься удержаться за ту часть себя, которая никак не связана с телом. И тогда ты либо сохранишь ее, либо потеряешь навсегда. Береги свою душу.

— Так вы можете мне помочь? — спрашиваю я.

— Я могу лишь подготовить тебя и передать то, что знаю. Верить в это или нет — твое дело.

Она снова берет меня за руку. Мне сразу же хочется высвободиться, но в этот раз ее прикосновение будит во мне что-то странное. Это чувство крепкой и абсолютной уверенности. Я не испытывала его с тех пор, как приехала в Бруклин. И не уверена, что вообще когда-либо испытывала. Я чувствую себя привязанной к ней. Чувствую себя в безопасности.

— Я не выбирала свой путь и свои способности. Это они нашли меня, — говорит Лидия. — Как и твои. Но со временем я научилась выбирать, куда идти. Однако с тобой все иначе. Твой путь вскоре подойдет к концу. И будущего я не вижу. Твой путь — очень опасный, и когда ты пройдешь его до конца, нового, быть может, и не найдешь.

— Я знаю. Я сама его выбрала.

Лидия кивает.

— Ты очень смелая. Если ты будешь против, возможно, это не сработает, но мы можем отправиться в небольшое путешествие вдвоем. Посмотрим, получится ли у нас что-то увидеть. Вот только не знаю, удастся ли мне зайти так далеко, как обычно заходишь ты.

Я тянусь к ее второй руке. Она закрывает глаза, и я делаю то же самое.

На меня обрушивается шум дороги внизу. Шорох жалюзи на ветру. Где-то рядом курлыкает голубь. А затем вдруг мною овладевает глубокая усталость. Она проникает в каждую пору и заполняет вены. Не могу припомнить, когда я спала в последний раз. Есть только этот миг, и я переполнена усталостью до краев. Свет, который проникает сквозь мои закрытые веки, мигает и угасает, и я чувствую, как меня уносит. В моем сознании мелькают обрывки сновидений, но я изо всех сил стараюсь не спать.

— Ты хорошо справляешься, — шепчет Лидия. Кажется, что ее голос звучит у меня в голове. — Очень хорошо. А теперь открой глаза и скажи, что ты видишь.

Мы в той же кухне. Только теперь она совсем другого цвета. Возле раковины стоит женщина в белом кружевном фартучке и моет посуду. Лидия по-прежнему сидит напротив меня, и, хотя ее глаза закрыты, я точно знаю, что она тоже все это видит.

— Еще раз.

Ее голос звякает, словно колокольчик. Я моргаю, и сцена снова меняется. Теперь никакой раковины нет. В углу стоит кровать. Мужчина в поношенной рубашке обнимает тонкую, как ивовая ветвь, девушку и страстно целует ее. Ее руки, изящные, словно лепестки лилии, обвивают его шею.

— Еще дальше.

Здания больше нет. Нет ничего, кроме голубого неба над головой, высокой травы и кухонного стола, который, похоже, путешествует вместе с нами. Горизонт сливается с линией моря, и это все, что я вижу. Тишина. Ветер ласкает траву. Я слышу, как стрекочут кузнечики.

— Спасибо. — Лидия разжимает ладонь, и вокруг нас снова появляется ее кухня. Я стремительно разворачиваюсь на стуле и смотрю на Горошинку, но она, судя по всему, не заметила, как мы с Лидией и ее столом растворились в воздухе.

— Интересно. Никогда ничего подобного не видела, — улыбается Лидия. — Я никогда не встречала таких, как ты. Тех, кто может рассекать мир живых, как я рассекаю мир мертвых. Это потрясающе!

— Значит, люди, которых мы видели, и то, как менялась обстановка, — это не было призрачно? — спрашиваю я, и мне страшно, что сейчас она скажет, будто я все это время болтала с призраками и влюбилась в мертвеца.

— Нет-нет, милая моя девочка. Это всего лишь мгновения — как это, как то, которое было прежде и будет потом. Мы привязаны к ним, как воздушные змеи. Но если ты сможешь оторваться от этих мгновений, то отправишься куда захочешь в любое время.

— Я могу попасть в будущее? — спрашиваю я. — А узнать, что произойдет, если я изменю прошлое? Какими будут последствия?

Лидия качает головой.

— Никто не должен знать о том, что лежит между ним и смертью. К тому же сейчас у тебя нет будущего. Нельзя увидеть то, чего нет.

— Луна, — Горошинка подходит ближе и сжимает мое плечо, — ты еще можешь передумать. Тебе не обязательно делать это. Мы можем просто вернуться домой, и все будет хорошо.

Лидия качает головой.

— Боюсь, что нет. Момент, когда можно было передумать, был упущен в самом начале. Быть может, это получилось бы, если бы ты боролась за него с самого начала, но ты так хотела увидеть и узнать больше… И оставила в прошлом слишком много следов. Пути назад уже нет. Нужно закончить начатое, этого требует твоя судьба. Время поймало тебя в ловушку и не отпустит, пока кто-то из вас не победит.

Странно, но я, когда окончательно убеждаюсь в том, что не могу просто сесть в самолет и улететь домой, чувствую облегчение. Теперь мне не нужно убеждать себя быть смелой, не нужно делать сложный выбор. Потому что выбора у меня нет. Кроме того, мне не нужно бояться или скорбеть о том, что я потеряю, потому что в будущей версии этой жизни я давно уже все это потеряла.

— Нет другого способа? — настойчиво спрашивает Горошинка. — Получше?

— Я не знаю, — честно говорит Лидия все с той же слабой улыбкой. — Я не знаю, что именно вы делаете. Но я знаю другое: у меня есть вера. Вера в Бога, возможно, и уж точно — в людей, которых я люблю. И более того — в саму любовь. Любовь может пережить смерть, она существует во все времена, наполняет каждый миг, даже самый темный. Она не сдается и не принимает отказов. Это единственная сила во Вселенной, которую не решить уравнением и не объяснить с помощью науки. Верьте в любовь и позвольте ей вас направить. И тогда — кто знает. В жизни всегда есть место чему-то невероятному.

Глава 41

Человеческая вера способна творить чудеса. Иногда мимолетное общение двух незнакомцев делает их в глазах окружающих персонажами одной истории. А когда эту историю рассказывают и пересказывают много раз, она перестает казаться выдумкой и становится правдой. Когда войны отыграны, люди измучены, а их жизни уже безвозвратно изменены, ритуалы становятся привычкой, а привычки пропитываются магией. Именно вера делает нас теми, кто мы есть. Каждая религия — это история, которую пересказывали так часто, что она стала истиной.

Вот во что я всегда верила. В тех редких случаях, когда я оказывалась в церкви, окруженная ароматами цветов и пылью, пронизанной солнечных лучами, падающими из окон, я думала, что все это лишь сказка и не имеет значения.

Теперь я понимаю, насколько важны все эти истории. И не только те, известные, которые касаются всех нас, но и тайные, которые передаются от матери к дочери, от отца к сыну, от одного любящего человека — к другому. Те, которыми мы делимся снова и снова. И каждый раз они связывают нас все крепче.

Истории — это единственное, что может изменить мир. Единственные истории, которые имеют значение, — те, в которые верят другие люди. Именно у таких историй есть власть изменить порядок вещей в мире. И мы верим в то, что понимаем их.

Это — моя история. Моя и моей мамы. Я — единственный человек, который может ее рассказать и изменить. Изменить то, чем она закончится.

Я тихо ступаю в церковь и замираю в тени, вслушиваясь в мирное дыхание тишины. Воздух здесь соткан из множества звуков: приглушенных молитв прихожан, шуршания юбок и подошв, сквозняка, колышущихся огоньков свечей, потрескивания воска… Я слушаю до тех пор, пока все эти звуки не начинают танцевать у меня перед глазами — ярко и отчетливо.