– Пошли! – решительно сказала Пандора, закутываясь в пеплос.

Ифигения с легким неодобрением смотрела им вслед. Потом вздохнула, шепнула что-то, обращенное к богам, и покачала головой.

Затаив дыхание, Пандора медленно поднималась по широкой мраморной лестнице. По пути на акрополь она вздрагивала от каждого брошенного на нее взгляда, шарахалась от каждого встречного. Но сейчас все волнения вылетели у девушки из головы. Ее захватили восторг и благоговение. С пропилей совсем недавно сняли строительные леса, и ей еще не доводилось видеть их во всем строгом великолепии. Несколько лет назад, когда она была послушницей в Аррефорионе, строительство пропилей только-только начиналось. Кругом были пыль, грязь и слышалась постоянная ругань рабочих.

Пандора вспомнила, как каждое утро они вместе с Гиппаретой выбегали во двор Аррефориона и глазели на всю эту рабочую суету, рисуя в нетерпеливом детском воображении картины торжественного шествия, несущего дары богине. А они во главе процессии, и все вокруг стоят и восхищаются их красотой и благочестием. Каждое утро девочкам казалось, что еще чуть-чуть – и все будет готово. В детстве всегда все кажется быстро и легко.

Пандора подошла к ограде, отделяющей оживленный акрополь от тихого дворика, в котором девочки послушницы служили богине, и осторожно постучала. Отворилась калитка, и старая рабыня-привратница сурово посмотрела на девушку. Здесь не любили незваных гостей.

– Хайре! Благословит тебя совоокая Богиня, – прошептала Пандора и чуть приподняла диплакс, позволив рабыне рассмотреть свое лицо.

Глаза привратницы подобрели. Она узнала девушку. Для всех, кто когда-либо нес послушание в этих стенах, вход в святилище всегда был открыт.

Скрипнула калитка, и Пандора будто окунулась в тишину, покой и благодать, так памятные ей. Вдоль ограды пышно цвела мальва, наполняя маленький дворик фиолетовыми брызгами ярких красок. Повинуясь полузабытому ритуалу, девушка сделала шаг в сторону, коснулась небольшого алтаря и склонила голову, шепча благодарность богине. Затем сорвала бутон с куста и положила его на алтарь. Все было в точности как во снах, мучавших ее в последнее время.

– Проходи, дочка, – привратница приветливо махнула рукой и села на скамеечку возле калитки.

Осторожно, словно крадучись, Пандора поднялась по ступенькам и вошла в прохладную тень храмового зала. Ее сердце заныло от нахлынувших воспоминаний. Две девочки, сонно сидящие за ткацкими станками, увидев гостью, бросили челноки и вскочили.

– Так, девушки! Вы уже закончили работу? Кто вам позволил остановиться? – раздался за спиной Пандоры строгий голос.

Послушницы вздрогнули, быстро сели на клисмосы и схватились за челноки. Пандора с трудом подавила невольный порыв присоединиться к ним.

Она обернулась. Сзади стояла жрица Афины Лисимаха и строго смотрела на девочек, но на лице ее гуляла легкая улыбка.

Пандора сняла с головы диплакс и преклонила колени перед жрицей.

– Хайре, госпожа! Благослови меня.

Лисимаха нежно улыбнулась, шепнула посвящение богине и прикоснулась сухими холодными губами к горячему лбу гостьи.

– Здравствуй, Пандора! Давно я тебя не видела.

Жрица протянула к ней руки, помогая подняться, затем сделала шаг назад, разглядывая девушку.

– Как ты подросла! Хвала Киприде! – Лисимаха с явным удовольствием и одобрением смотрела на Пандору. – Я всегда знала, что ты вырастешь красавицей. Но сейчас… У меня просто нет слов! Девочка моя, ты прекрасна!

Щеки Пандоры залило румянцем. Она спрятала глаза, на мгновение позабыв обо всем от смущения.

– Ну, ну. Не переживай. Тебе не нужно стесняться своей красоты. Боги награждают достойных… – улыбку Лисимахи вдруг сменила маска суровой серьезности. Она испытующе посмотрела на девушку. – Надеюсь, ты была благоразумна?

– Да, госпожа.

– Значит, все хорошо. Идем, расскажешь мне, что привело тебя в святилище.

Лисимаха провела Пандору в свои покои, посадила на высокий клисмос в углу, села рядом и выжидающе посмотрела на девушку.

Мысли Пандоры перепутались. Все вылетело из головы. Но Лисимаха терпеливо ждала.

– Я… Мне кажется… Я думаю… что хочу служить богине.

– Стать жрицей?

– Да, госпожа!

Лисимаха тяжело вздохнула и вопросительно глянула на Пандору.

– Жрицы богини от многого должны отказаться: от мужа, дома, родных и, главное, детей. Ты готова на такую жертву?

– Госпожа, этот храм – мой дом! Последние месяцы мне часто снится, что я опять стала маленькой девочкой. Что я сижу здесь, с тобой и тку наряд для богини. Дома я чувствую себя чужой. Я не могу ни с кем поговорить. Отец все время занят… И ему не интересно слушать меня…

– Ты уже совсем взрослая. Ты скоро выйдешь замуж. У тебя будет свой дом!

– У отца нет сыновей. Лишь я одна… Дома все шепчутся, что меня отдадут за дядю Анита, чтобы все мое приданое осталось в семье. Я видела его на похоронах тети. Он отвратительный и мерзкий! А еще он жадный и злой. Я не хочу!.. – Пандора зарыдала.

Жрица нежно обняла девушку и стала поглаживать ее плечи тонкими морщинистыми руками.

– Вспомни, что сказал муж Андромахе, отправляясь на последнюю битву:

Судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный

Муж, ни отважный, ни робкий, уж если на свет он родился.

Лисимаха снова испытующе посмотрела на Пандору.

У девушки перехватило дыхание. Ледяной холод побежал по спине, но губы сами шептали продолжение:

– Шествуй, любезная, в дом, озаботься своими делами;

Тканьем, пряжей займися, приказывай слугам домашним

Дело свое исправлять.

– Да, милая, – повторила жрица. – Судьбы избежать невозможно.

– Тогда я хочу знать свою судьбу!

– Хорошо, – Лисимаха встала и торжественно подняла руки. – Мы спросим богиню.

Они вышли на улицу, чтобы совершить обряд омовения: очистить душу и тело перед обращением к божеству. В который раз Пандора залюбовалась огромной статуей Афины. Ее золотой шлем пылал в лучах полуденного солнца, ослепляя ничтожных людей, как и должно ослеплять человека величие богини.

– Ты знаешь, – тихо молвила жрица, – рядом с Аррефорионом на месте спора снова начала расти священная олива.

Пандору охватил благочестивый восторг.

– Слава богам!

– Так что скоро из пепла будет восстановлен храм Афины и Посейдона. Кроме того, – продолжила Лисимаха, – в новом храме будет посвящение Царю Эрехтею и его дочерям…

Глаза Пандоры удивленно расширились, по спине побежали мурашки.

– Его дочерям? – тихо переспросила она.

– Да, всем его дочерям, которые принесли себя в жертву во имя нашего города. И Хтонии, и Прокриде, и… – Лисимаха сделала выразительную паузу. – Пандоре!

– Но ведь в жертву принесли лишь Хтонию… Пандора и Прокрида просто решили разделить участь сестры, убив себя? – прошептала девушка.

– Тем почетнее их выбор и их деяние, слава о котором осталась в веках! – голос Лисимахи торжественно звенел. – Ты понимаешь теперь, что значит быть благородной афинянкой? – жрица выжидающе смотрела на Пандору. – То немногое, что может сделать женщина, – это достойно умереть! Этого у нас никто не отнимет!

Пандора подавленно молчала, опустив глаза. Ее бил озноб.

Лисимаха снисходительно усмехнулась и потрепала девушку по волосам:

– Ничего. Придет время, и ты все поймешь. А сейчас пойдем к алтарю…

Выйдя из храма, Пандора увидела красное закатное небо над Саламином. У нее перехватило дыхание. Уже вечер! Вдруг отец вернулся из Пирея? Вдруг ее ищут? Конечно, Гиппарета постарается выгородить подругу, но нельзя терять время. О, быстроногий Гермес, помоги! Сердце оглушительно билось. Пандора едва сдерживалась, чтобы не броситься бежать.

Вскоре она очутилась у подножья акрополя. Теперь направо! Пандора спешила мимо купцов, запирающих свои лавки, мимо харчевен, распродающих остатки загустевшей чечевичной похлебки и остывших тушеных бобов.