Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Конечно, — заверил его я.

Латвия — или по крайней мере Рига — гораздо изысканнее Москвы или Ленинграда. Если вы попросите завтрак в номер, поймут вас с трудом, но в конечном итоге просьбу выполнят. В Ленинграде такой заказ будет воспринят как крушение всех основ. Рижские официантки аккуратны и подтянуты, с белыми кружевными наколками в стиле «Поваренной книги миссис Битон»; в Ленинграде они носят вытертые черные платья. Так что когда поздно вечером, уже собираясь отходить ко сну, я услышал вежливый стук в дверь, то не удивился, увидев на пороге официанта, который вкатил к номер тяжело груженную каталку с едой.

— Я ничего не заказывал.

Но широкоплечий официант спиной вперед пересек порог и вдвинулся в комнату, таща за собой тележку. Оказавшись в номере, он повернулся ко мне и ухмыльнулся.

— Вот уж не знал, что КГБ и номера обслуживает, — без энтузиазма произнес я.

— Я был бы вам весьма обязан, — полковник Сток приложил палец к губам, — если бы вы понизили голос.

Он направился в ванную, взял стакан и, приставив его к стене, приник ухом к донцу. Я вытащил бутылку «Лонг Джон», которую прихватил из Хельсинки. Бросив на меня невозмутимый взгляд — он по-прежнему слушал, что делалось за стенкой, — Сток кивнул. Когда я подошел к нему, он уже протягивал мне стакан. Униформа официанта сидела на нем не лучшим образом, и он напоминал персонаж из фильмов братьев Маркс.

— В течение часа, — предупредил он, — вам позвонят.

Сток сделал основательный глоток и застыл, словно ожидая аплодисментов.

— Это то, что вы называете революционной сознательностью?

— Да. — Сток спокойно посмотрел на меня, пытаясь уловить в моем взгляде, что я имел в виду. — Революционная сознательность. — Он дернул узел галстука-бабочки, и тот развязался; оба его конца легли на грудь, как струйки чернил. Сток продолжил начатое предложение. — В течение часа вам позвонят. С вами договорятся о встрече где-то на Комсомольской набережной, скорее всего, около Октябрьского моста. Если вы отправитесь на эту встречу, я буду вынужден обходиться с вами, как и со всеми прочими. Тем не менее я убедительно советую вам отказаться от нее, ибо тем самым вы подвергнете себя опасности.

— Опасности с чьей стороны?

Полковник Сток обладал массивным телосложением, напоминая старый дубовый комод. Может, некоторые из его резных украшений и пострадали от треволнений жизни, но он был тверд и неколебим, как всегда. Он прошелся по номеру, и, хотя ступал почти бесшумно, комната, казалось, покачнулась под его весом.

— Ни с моей, ни со стороны моих людей, — твердо заявил Сток. — Это я вам обещаю. — Одним глотком он допил виски.

— Вы думаете, что те, другие, о которых вы упоминали, могут причинить мне неприятности?

Сток стянул форменную куртку и повесил ее на плечики, которые лежали в моем открытом чемодане.

— Думаю, что они это сделают, — кивнул он. — Да, я думаю, что они причинят вам неприятности.

Он одернул одежду на вешалке и, отстегивая крахмальную манишку, которая за что-то зацепилась, с треском выдрал несколько пуговиц. Он кинул их в пепельницу и, сбросив узкие кожаные туфли, стал разминать о ковер пальцы ног.

— Мои ступни! — простонал он. — Такой молодой человек, как вы, полагаю, не в состоянии представить, какое наслаждение снять тесную обувь, так ведь? — Согнув ступню подобно кошачьей спине, он тихо взвыл. — Ах-х-х!

— Это несущественные потребности, — съехидничал я.

(На коммунистическом жаргоне так называется достаточно сложная идея, которая отвергает насущные потребности пролетариата, считая их близорукими, мелкотравчатыми, подсказанными дурными советчиками. Подразумевается, что желание обрести комфорт ведет к отказу от основных требований класса.)

Несколько секунд Сток молчал, после чего посмотрел как бы сквозь меня и отрешенно произнес:

— Я прикасался к Ленину. Я стоял рядом с ним на площади Восстания в июле 1920 года, когда состоялся Второй съезд, — и я прикоснулся к нему. Так что не пытайтесь использовать против меня ленинские слова. Несущественные потребности...

Он стал стаскивать рубашку, и последние слова я не разобрал. Под рубашкой оказалась майка цвета хаки. Из белых складок материи вынырнуло раскрасневшееся улыбающееся лицо Стока.

— Вы знаете стихи Бернса?

На ту же вешалку он повесил и брюки. На нем были длинные кальсоны и эластичные подтяжки для носков.

— Мне известно «К Хэггис».

— Я прочел много строк Бернса. — Сток романтически поднял глаза. — Вам стоило бы поближе познакомиться с ним. И многое стало бы понятно. «Мы трудимся долго, мы трудимся поздно, чтобы прокормить аристократов-негодяев, парень». Бернс все понимал. Человек, который учил меня английскому, мог часами читать Бернса наизусть.

Сток подошел к окну и, чуть отогнув портьеру, глянул на улицу — как в гангстерском фильме.

— Вы не собираетесь налить мне еще? — спросил он.

Я плеснул ему виски в стакан. Сток выпил его одним махом, даже не поблагодарив меня.

— Так-то лучше. — Это было все, что он сказал.

Подойдя к каталке, на которой доставляют заказы в номер, он одним движением сдернул накрахмаленную скатерть. Вместо металлических судков на ней лежала офицерская форма с фуражкой и блестящими сапогами. Сток влез в галифе, застегнул их, заправил рубашку и, подойдя ко мне, снова стал разминать ступни.

— Вы удивляетесь, почему я предупредил вас, вместо того чтобы накрыть и взять с поличным? Объясню. Если я накрою всех этих уголовников и смутьянов, ведь никто не скажет: «До чего толковый работник полковник Сток — взял эту публику до того, как они успели причинить какой-то вред стране». Скажут другое: «Вы только посмотрите, сколько подрывных элементов действовало прямо под носом у полковника Стока». Вы-то должны это понимать, англичанин, мы давно знаем друг друга. Я хочу лишь, чтобы эти уголовники покинули мой район и больше не тешили себя фантастическими идеями.

Сток завязал галстук, с такой силой сминая его пальцами, словно имел дело с металлом, а не с материей. Натянув китель, он выдернул обшлага рубашки из рукавов.

— Какими фантастическими идеями они себя тешат? — спросил я.

Сток помял слишком большой узел галстука. Затем налил себе еще выпить.

— Не пытайтесь сделать из меня идиота, англичанин.

— Мне просто хотелось выяснить.

— Они думают, что Советский Союз на грани восстания, которое сбросит правящих ими тиранов. Они думают, что люди выйдут на улицы, мечтая о той минуте, когда они снова попадут в рабство к капиталистам. Они думают, что нам только и снится Америка. Они думают, что стоит им раскидать листовки и раздать кучу золота, и к утру возникнет огромная армия монархистов. Вот это я и называю фантастическими идеями. Понимаете?

— Да, — сказал я.

Сток нахлобучил фуражку и стеганую куртку до колен, которую в холодное время года носят в Советской Армии. На ней не было ни погон, ни других знаков различия. Он подошел к окну и, пустив в ход нож, разрезал бумажную ленту, после чего распахнул его. Открыв и наружную раму, он выбрался на пожарную лестницу.

— Спасибо, что позволили воспользоваться вашей комнатой, — козырнул он.

— Одно доброе дело влечет за собой другое. — Я подал ему стакан с виски.

— Правда ваша. — Сток рубанул рукой. — Что ж, поступайте, как хотите. Это свободная: страна. — Он выпил, и я взял у него стакан.

— Не стоит верить всему, что вы читаете в «Правде», — кивнул я ему вслед.

Сток стал спускаться в темноту.

Я налил себе еще порцию виски, выпил и задумался, что мне теперь делать. Речь шла не о том, чтобы установить контакт с Доулишем. Мидуинтер меня тоже не очень волновал, тем более что понадобилось бы несколько веков, чтобы дозвониться до Нью-Йорка. А может, Мидуинтер уже перехитрил Стока. Хотя едва ли. В Стоке было нечто, неподвластное любому компьютеру; скорее всего, именно это мне в нем и нравилось.

Глава 13

Телефон зазвонил через час и десять минут после исчезновения Стока.

24
{"b":"6819","o":1}