Журналист с облегчением смотрел, как белый «фиат» удаляется по обсаженной кипарисами дороге.

Наступила тишина, изредка нарушаемая пением птиц.

Среди пышной растительности он заметил высокую черную ограду, но никакой постройки за ней не было видно. Небо над головой было пронзительно голубым, и, несмотря на разлитую в воздухе прохладу, казалось, что уже наступила весна. А ведь еще накануне он пробирался сквозь лондонскую хмарь. Как будто на другой планете!

Сэм позвонил в видеофон и представился. Ворота открылись, и он пошел по аллее, обсаженной рододендронами, лавровыми деревьями и азалиями.

Журналист достал фотоаппарат и сделал несколько кадров. На этот раз он приехал без фотографа, чтобы разговаривать наедине.

Прошел почти месяц с того дня, когда корабль подняли со дна Роны.

Спустя всего час после отъезда Сибиллы из Лиона с ним связался Жак Верже.

– Вы оставили визитку, вот я и звоню.

– Отлично, спасибо. Есть какие-то новости?

– Только что нашли рояль.

Рояль.

Слишком поздно, уже не сделать трогательную фотографию встречи «старых знакомых».

– Он оказался не в главном зале, а в отдельном помещении. Честно говоря, нам очень повезло, это единственная водонепроницаемая комната на корабле. Думаю, его проектировали не для речной навигации, а для морского плавания, поэтому и предусмотрели кабину с системой жизнеобеспечения. В общем, там образовался воздушный пузырь и все эти годы рояль провел без доступа воды. Кажется, он в отличном состоянии.

– Невероятно.

– Есть еще одна странность.

– Какая?

– У него нет струн.

– Нет струн?

– Ни одной. Мы открыли, а там пусто. Только немного коричневой пыли на… на такой деревянной доске внутри.

– На деке.

– Точно, на ней.

– Очень странно.

– На самом деле это даже логично. Сначала мы удивились, а потом все встало на свои места. Пузырь-то образовался, но все равно там было довольно влажно. Струны, видимо, заржавели и со временем рассыпались в пыль. Только подумайте, пятьдесят лет под водой…

– Я понял. Будьте добры, сохраните его в надежном месте. Посмотрим, что можно будет сделать.

Время шло, а Сэм так ничего и не придумал.

Сильный запах мимозы вернул его к реальности. Как же здорово видеть эти ярко-желтые кусты посреди зимы! Чудесная Италия…

Он ждал открытия выставки Рафаэля в Академии Каррара в Бергамо, чтобы затем отправиться в Комо, который находился всего в часе езды.

Внизу вдруг показалось темно-синее озеро и словно нависающая над ним вилла Сибиллы Ширдун. Это была старинная и весьма элегантная в своей простоте постройка: оштукатуренные стены цвета охры, старые камни по углам здания и в обрамлении окон и настоящая черепичная крыша. Вокруг возвышались вековые сосны, чуть склонившиеся, будто в реверансе. Несколько камелий уже зацвели.

Казалось, время здесь замерло: все напоминало девятнадцатый век, когда виллы на берегах Комо облюбовали художники и музыканты романтической эпохи. Призраки Листа и Верди, должно быть, бродили неподалеку и в любой момент могли показаться на аллее.

Сэма встретила очаровательная молодая женщина – улыбчивая брюнетка с ярко-голубыми глазами и забранными в хвост волосами. Она говорила по-французски с обворожительным акцентом. Сэм обрадовался, не увидев знакомую ему строгую сиделку.

– Как вас зовут?

– Джулия, – ответила девушка и широко улыбнулась.

Она пригласила Сэма на уютную террасу, вымощенную камнем и уставленную большими глиняными кадками с апельсиновыми деревьями.

Сибилла Ширдун почти сразу присоединилась к ним, тепло поприветствовав Сэма. Она показалась ему более расслабленной и спокойной, чем в Лионе. Джулия поставила на низкий столик обжигающий кофе и шоколадное печенье.

– Итак, вы хотите узнать, что произошло со мной на борту «ПигмаЛиона» и кто тот загадочный мужчина, которого я упомянула в прошлый раз, – начала Сибилла, заговорщически улыбаясь.

– Так и есть.

Пожилая дама знаком пригласила Сэма присесть, и он удобно устроился в белом плетеном кресле с двумя пухлыми бледно-голубыми подушками.

– Как я уже говорила, это долгая история…

Она поблагодарила Джулию, и та удалилась в дом. Сэм взял чашку, не отрывая взгляда от Сибиллы. От нее веяло редким в наши дни спокойствием. Пожилая дама села, улыбнулась и задумчиво посмотрела на озеро. Ее глаза светились.

– В ту самую секунду, когда я встретила этого человека, я почувствовала: он видит во мне то, что я сама не вижу.

Она ненадолго замолчала, глядя вдаль.

Сэм, не сводя с нее глаз, медленно отпил кофе.

– Он раскрыл секрет… который перевернул мою жизнь. Конечно, мне хотелось поделиться им со всеми, чтобы и другие люди, как я, могли извлечь из него пользу. Но он запретил это делать.

Сэм не проронил ни слова, не позволил себе ни единого жеста. Он молча вдыхал южный воздух с легким ароматом первых цветов.

– Этот секрет дал мне ключ к пониманию смысла жизни, – продолжала она хорошо поставленным голосом. – Ключ к осознанию сидевших во мне страхов, тревог и ограничений. Ключ к познанию себя и своей судьбы. Но самое главное, ключ к свободе…

Сибилла не отрывала взгляда от озера, но Сэм чувствовал, что сквозь водную гладь она смотрит далеко-далеко в свое прошлое, в совсем другую эпоху…

Пора просыпаться.

Отрывистый звонок будильника прорезал тишину комнаты.

Я с трудом разлепила глаза, чтобы посмотреть, который час. У кровати стоял электрический будильник «Жаз», первый в своем роде. Его подарил мне на тридцать второй день рождения Натан, мой молодой человек.

Не в силах вырваться из объятий сна, я засунула руки под подушку и завернулась в одеяло, чтобы еще немного понежиться в мягкой постели.

«Ну, смелее!» – шепнул внутренний голос.

Я резко села и поежилась из-за прохлады. Рядом крепко спал Натан, темные пряди его красивых волос разметались по белой подушке. Мне захотелось нырнуть обратно под одеяло и прижаться к его горячему телу.

«Оставь его в покое, он может поспать еще пятнадцать минут».

Я нехотя выскользнула из кровати, чтобы отключить второй будильник: он должен был прозвонить через пять минут, если бы первый не сработал. Старый добрый механический друг, который ни разу не подводил.

Я ощупывала ногами пол в поисках своих тапочек, но натыкалась только на тапки Натана. Чтобы не включать свет и не будить его, надела их. Стараясь не шуметь, я неторопливо пересекла комнату и вошла в ванную. Говорят, достаточно встать не с той ноги, чтобы день не задался. Чего же тогда ждать, если утром надеваешь не свои тапки?

Стоя под душем, я то и дело покрывалась гусиной кожей: горячая вода неожиданно сменялась холодной – настоящий контрастный душ. Уже несколько недель наша колонка вела себя из рук вон плохо, а владелец квартиры даже не думал ее чинить. Старый скряга ловко менял тему, как только я заговаривала с ним об этом.

Я быстро завернулась в мягкий халат и, немного согревшись, надела чистое белье, приятно пахнущее стиральным порошком.

Кофеварка уже вовсю булькала и плевалась, когда в кухню вошел хмурый Натан.

– Это ты взяла мои тапки?

– Извини, не хотела тебя разбудить, пока ищу свои.

– Если бы ты оставляла их в одном и том же месте, то легко находила бы утром, – пробурчал он.

Очередной несправедливый упрек. Мне стало обидно. Натан считал, что у каждой вещи должно быть свое, раз и навсегда определенное место. Люди, не соблюдавшие это правило, казались ему… несколько глуповатыми.

Мы жили в двухкомнатной квартирке на холме Круа-Русс. Раньше здесь находилась ткацкая мастерская, ее переделали в жилое помещение, как это часто бывало по мере того, как лионская шелковая промышленность приходила в упадок. Это тесное жилище с высоченными потолками и спальней на втором этаже наши друзья обожали за оригинальность. А мы мучились всю зиму, не в силах его прогреть. «Невыгодно», – частенько говорил Натан.