Менее трех недель понадобилось японцам на захват обнаженного аванпоста Британской империи. 25 декабря 1941 года – эта дата навсегда останется в памяти жителей Гонконга как «Черное Рождество» – город впервые в истории сдался захватчикам. Как бы ни возмущались китайцы поведением британцев и попустительским отношением к колонии, это не шло ни в какие сравнения с ужасом от тоталитарной жестокости новых хозяев, которые решили, что лучший способ контролировать колонию – это сократить ее население. Любой, кто не имел места жительства или работы, был изгнан из города. Те же, кто остался, натерпелись бед от террора. Десять тысяч женщин подверглись групповым изнасилованиям. За три года и восемь месяцев японской оккупации население Гонконга сократилось с 1,5 миллиона до 600 тысяч. Треть населения сбежала, в основном в Макао – соседнюю португальскую колонию, еще треть выживала всеми возможными средствами, остальных заморили голодом или убили. Японские часовые расстреливали или обезглавливали проходящих мимо китайцев, которые не могли поклониться должным образом. Гражданских убивали, отрабатывая приемы джиу-джитсу: японцы швыряли их на землю до тех пор, пока те не могли двигаться, а затем закалывали штыком. В среднем во время оккупации каждый день на улицах подбирали триста трупов – те, кого не убили, умирали от болезней или недоедания.

Ли Хой Чен был единственным кормильцем в семье из тринадцати человек. Если бы Хой Чену пришлось бежать в Макао, вряд ли бы все члены семьи выжили, особенно младенец Брюс, едва оправившийся от тяжелого заболевания. К счастью для Хой Чена и его родственников, японцы полюбили китайскую оперу. Глава японского министерства пропаганды Вакуда Косуке сделал предложение, от которого нельзя было отказаться всем знаменитым оперным исполнителям, в том числе Хой Чену – одному из четырех лучших «клоунов». Условия этого предложения так и остались нераскрытыми. «Папа никогда ни с кем не говорил об этом, – говорит Роберт Ли. – Но зная японскую тактику угроз продовольственным нормированием, мы можем только представить, что у него не было другого выбора». Фиби добавляет: «Японцы заставили отца выступать, но он не получал за это денег. Вместо этого они платили рисом, поэтому у нас раз в неделю на обед был рис. Все остальное время мы размалывали тапиоку[12], чтобы сделать бок-чан (кантонские блины)».

Японцы полагали, что продолжение оперных спектаклей создавало ощущение мира в их так называемой Великой восточноазиатской сфере сопроцветания, поэтому работа Хой Чена придавала его семье чуть более высокий статус, чем у остальных граждан. Позже Грейс рассказывала своим детям, что японские солдаты оставляли ее в покое, как только она упоминала, что ее муж – актер китайской оперы.

В густонаселенном довоенном Гонконге наиболее ценным активом была недвижимость. Устранив две трети населения, японцы непреднамеренно наполнили рынок доступным жильем. Внезапно Хой Чен и люди, подобные ему, имевшие достойные рабочие места и продовольственные пайки, могли кардинально улучшить положение. Примерно спустя год после начала оккупации он перевез семью из тринадцати человек в квартиру площадью почти четыреста квадратных метров – чрезвычайно просторную по меркам Гонконга. Самым главным доводом в пользу покупки этой квартиры было ее расположение. Нэйтан-роуд, 218, Коулун. Здание находилось прямо через небольшой парк от штаб-квартиры японских оккупантов, поэтому окрестности были очищены от оголодавших местных, пытавшихся выжить любой ценой. В течение следующих двух лет Хой Чен предусмотрительно купил еще четыре квартиры по сниженной цене и сдавал их в аренду.

Даже семьи вроде Ли, которым повезло оказаться нужными японскому правительству, вели ежедневную борьбу за выживание, их дни состояли из лишений, нищеты и унижений. Японцы ввели строжайший комендантский час, в который нельзя было ни появиться на улице, ни громко разговаривать у себя дома. Однажды вечером одна из теток Брюса во время игры в маджонг с друзьями вела себя излишне шумно. Японские солдаты выбили дверь и приказали им прекратить игру. Когда тетя возразила еще более громким голосом, японец ударил ее по лицу, заставил поклониться и извиниться сотню раз.

Постоянный позор и потеря достоинства во время оккупации привели к тому, что многие преувеличивали степень своего сопротивления после того, как японцы ушли. В одной из ранних историй семья Ли любила рассказывать о Брюсе Цзюнь Фане – патриотическом малыше, который стоял на балконе своей квартиры и «грозил кулаком японским самолетам, пролетавшим над головой». Это очень гордый образ с одной маленькой неувязкой. К тому времени, как юный Брюс, родившийся 27 ноября 1940 года, смог стоять и трясти сжатым кулаком, японцы уже утратили контроль над колонией. Если Брюс и тряс рукой какому-то иностранному самолету, то американскому. Марчиано Баптиста, одноклассник Питера – старшего брата Брюса – рассказывает: «Я жил в Макао до войны. Американские самолеты атаковали электростанции и нефтяные вышки в сорок третьем и сорок четвертом. Мы грозили им кулаком, потому что они устраивали настоящий хаос».

Несмотря на то что союзники контролировали воздушное пространство уже несколько лет, освобождения Гонконга пришлось ждать до бомбардировок Хиросимы и Нагасаки и признания Японией своего поражения 15 августа 1945 года. Официальные представители Китая и США считали, что Гонконг вернется под контроль китайского правительства, однако для англичан восстановление колониального господства было вопросом чести и острой необходимостью для своих коммерческих интересов в Азии. Именно поэтому оперативная группа Военно-морского флота Великобритании отправилась в Гонконг, для принятия капитуляции Японии и возврата Гонконга под свой контроль 30 августа 1945 года.

Если оглянуться назад, то станет понятно, что такой исход был наиболее приемлемым для жителей Гонконга. Китай стоял на пороге гражданской войны между националистами и коммунистами, ведомыми Мао Цзэдуном, – войны, которая еще больше разодрала страну на части, а затем погрузила ее в десятилетия изоляции и беспорядков. Напротив, гонконгцы процветали, особенно семьи наподобие Ли, которые наслаждались периодом мира после горечи почти четырехлетней оккупации.

Десятилетний Брюс в роли сироты. Фильм «Малыш Чунг», также встречается под названием просто «Малыш». 1950 год (Собственность Гонконгского музея культурного наследия)

В фильме «Сирота» герой Брюса – трудный подросток – наставляет нож на свою учительницу. 1960 год (Собственность Гонконгского музея культурного наследия)

После освобождения толпа изгнанников хлынула обратно в город вместе с сотнями тысяч беженцев от гражданской войны в Китае. Прибывшие первыми заняли все свободные комнаты, каждая из которых была поделена на десять или более «спальных мест»; опоздавшим пришлось довольствоваться трущобами на холме. За пять лет население выросло с 600 тысяч до трех миллионов, а цены на аренду взлетели до потолка. Внезапно Ли Хой Чен стал не только актером, но и успешным домовладельцем.

Владение четырьмя квартирами не сделало его магнатом – он не входил в пресловутый один процент[13], как двоюродный дедушка Брюса Роберт Хотхун, – но обеспечило надежное финансовое будущее для его большой семьи. «Мои родители никогда не были действительно богатыми, но нам никогда не приходилось беспокоиться о еде или одежде», – рассказывал впоследствии Брюс своим друзьям. На самом деле жизнь семьи Ли была более чем комфортной. По стандартам послевоенного Гонконга они были богаты и могли позволить себе новейшие предметы роскоши. «В 50-х годах у нас были телевизор, холодильник, автомобиль и водитель, – вспоминает Фиби. – У нас не было разделения на социальные классы, но наличие телевизора определенно относило тебя к высшим слоям общества». Наряду с водителем у них было два слуги, живших с ними, кошка, водоем с золотыми рыбками и пять волкодавов. Благодаря сочетанию таланта, проницательности и удачи Хой Чен проделал путь от бедного детства до состоятельной жизни.