– Где? – Биал завертел головой.

– Да вон, на север ушли, – пальцем показал напарник.

Точно такшипы. Высоко, высоко в небе, вслед за утихающим грохотом, летят три чёрных треугольника.

Да-а-а… Такшипы, пусть маленькие, но самые настоящие космические корабли, появились со стороны кратера Финдос. Всё правильно: авиация уже взялась за аборигенов. Ну а раз к делу подключили такшипы, значит, на головы бунтовщиков падают ну очень серьёзные штучки. Как бы походя кратер Финдос с землёй не сровняли. Они могут. Между тем такшипы, стремительно набрав высоту, исчезли в зеленоватом небе.

Биал закинул автомат обратно за спину и подобрал сапёрную лопатку. Что бы ни творилось на юге, но второе отделение обязано перекрыть Восточные ворота и точка. Биал сориентировался по синей линии и снова вонзил лопатку в красный песок. Но… Что за чёрт? Шалфей по-прежнему сидит в недоделанном окопе в крайне расстроенных чувствах. Лица напарника не видно, но, судя по расслабленной позе, повисшим рукам и голове, ошибиться невозможно. От удивления Биал чуть не поскользнулся на рыхлом песке.

Если сам Биал только-только закончил пехотное училище, то более опытный и зрелый Шалфей прослужил в десанте не один десяток лет. За его спиной несколько боевых вылетов, которые, правда, закончились как учебные. Не так давно бунтующие аборигены тут же бросали вилы и топоры, если над их планетой зависал Первый ударный флот.

– Не боись, Шалфей, такшипы нас в обиду не дадут, – Биал не удержался от грубой шутки.

– Да ну тебя! – огрызнулся напарник.

Шалфей закинул автомат за спину и взялся за сапёрную лопатку. Красный песок нервными толчками снова полетел из недоделанного окопа.

Что с ним? Биал молча подивился. Обычно на подобные колкости Шалфей не обращает внимания. Обычно буркнет под нос что-нибудь добродушное и всё. Биал снова взялся за окоп. Но не прошло и пяти минут, как голова напарника вновь показалась из-за кучи песка.

– Ладно, Ящер, раз такое дело, то лучше сразу… – Шалфей воткнул лопатку в песок, а сам присел на край почти вырытого окопа. – Может статься, и не будет другого случая начистоту поговорить.

От удивления Биал едва не воткнул сапёрную лопатку в собственный ботинок. Ранее от более опытного напарника ничего подобного слышать не доводилось. Сапёрная лопатка сама выскользнула из рук. Дисциплина и страх перед грозным сержантом отступили под натиском любопытства.

– Вот ты мне много раз жаловался на рутину нашу, армейскую, – после секундного раздумья заговорил Шалфей. – Дескать, каждый день одно и то же. Ещё в училище тебя дисциплина извела, а в дивизии то же самое, только ещё хуже. А знаешь ли ты, недоросль, что лет через двадцать ты эту самую рутину боготворить будешь?

– Как это? – от удивления Биал вытянул шею.

– А так, – Шалфей печально кивнул. – Я когда полноправным пехотинцем стал, тоже вот в бой рвался. Очень повоевать хотелось, по-настоящему. Чтобы и противник реальный был, и посредники за спиной не маячили. Но… – Шалфей выразительно развёл руками. – Не срослось, не случилось. А с годами привык, пообтёрся, стерпелся, значит. Это вы, молодёжь, от радости описались, когда Свалка независимость объявила и Первому крейсерскому по шее накостыляла. А по мне так уж лучше десяток учений и ещё сверху пару десятков учебно-боевых вылетов, чем вправду на этой проклятой Свалке землю ковырять! – Шалфей рубанул ребром ладони по свеженасыпанному песку.

– Так ты это, того… – Биал замялся. – Боишься?

– Да, боюсь! – с вызовом признался Шалфей. – Угораздило аборигенов именно сейчас объявить о своей треклятой независимости. Не могли годика три подождать.

– И что же было бы через три года? – машинально спросил Биал.

– Через три года у меня истёк бы двадцатипятилетний срок службы, – Шалфей поднял голову. – Я бы имел полное право уйти в отставку или в обслугу перевестись, ну или в Адаун сержантом-инструктором устроиться. Да мало ли чего ещё мог. А тут угораздило: аборигены и вправду воевать собираются.

Шалфей спрыгнул в окоп. Жаль, из-за тёмного забрала невозможно разглядеть лицо напарника, но судя по интонации, он не шутит. Да и какие тут могут быть шутки. Биал подобрал сапёрную лопатку.

Окоп быстро обретал прописанные в боевом уставе очертания. Хлопая лопаткой, Биал уплотнял песок на бруствере. Ещё, наверно, придётся пенобетоном заливать. А то ведь до ближайшего дождя… Господи! Ну и дела!

Неужели и он сам лет через двадцать превратится в заводного солдатика, в дорогую игрушку для генералов? Как бы ни лютовало командование, как бы ни гоняло солдат на бесконечных учениях, но долгий, чересчур долгий мир портит армию. Среди тех, кто выбрал судьбу профессионального солдата, хватает карьеристов и желающих хорошо устроиться. Об этом не принято вспоминать, но, едва в систему Геполы с побитой мордой вернулся Первый крейсерский, около сотни рядовых и сержантов тут же уволились из десанта. А когда объявили о походе Первого ударного, ещё с десяток подали в отставку. Как говорится, крысы удрали с корабля. Неужели Шалфей жалеет, что не последовал позорному примеру самых трусливых. Или – Биал изо всех сил хлопнул сапёрной лопаткой по рыхлому песку – самых умных? Остаётся надеяться, что тревога была напрасной.

Над Изумрудной долиной с вселенским грохотом вновь прошло звено такшипов, но Биал даже не стал поднимать голову. Признание напарника породило ещё больше сомнений. Сапёрной лопаткой Биал подрезал неровность на стенке окопа. А ведь Шалфей прав: когда за спиной маячит офицер-посредник, а в поле рвутся учебные взрывпакеты, «воевать» и в самом деле легко и приятно. Остаётся надеяться, что аборигены не доведут дело до греха, а послушно разбегутся по родным хатам.

В забое, где-то в глубинах Свалки, маленькие лампочки едва разгоняют пыльную темноту. Заключённые с носилками и лопатами передвигаются молча, понурив головы, словно привидения. Каменная пыль кружится в воздухе над подорванной породой и оседает чёрной маской на потных лицах подневольных работников. Да и не нужно слов: за полгода каторжных работ Ланал с напарником довели одни и те же движения до полного автоматизма.

Прокладка туннелей ведётся дедовским способом. Местный инженер по кличке Прораб указывает куда копать. Двое заключённых пробивают пневматическими бурами в забое кучу дырок, аборигены наполняют их взрывчаткой и подрывают. После, когда пыль худо-бедно осядет, заключённым остаётся самая «квалифицированная» работа – с помощью лопат, кирок и носилок перетаскать извлечённый грунт в широкий туннель и высыпать его в длинные металлические тележки.

Ланал с напарником остановились в конце забоя возле кучи вывернутого взрывом грунта. Пластиковые носилки плавно коснулись земли. Не большая ценность, но бить их ни к чему, только хуже будет. Заключённый по кличке Шлак, орудуя совковой лопатой, принялся нагружать носилки подорванной породой.

Точно четырнадцать с половиной секунд и носилки вновь полные. От рывка колотый камешек скатился с наваленной горочки. Ланал равнодушно проводил его глазами. Ну и чёрт с ним. На этот раз очередь Пылесоса идти впереди. Стараясь не задевать товарищей по несчастью, Ланал с напарником двинулись к выходу. Бесконечный цикл пошёл на очередной круг.

Сразу же после подъёма из анабиоза заключённых отправили на самую тяжёлую и тупую работу – копать туннели. По десять часов в день Ланал с напарником таскают носилки из забоя в широкий туннель и обратно. А где они находятся, зачем копают – ни малейшего представления. Несколько раз их перебрасывали с места на место, но каждый раз повторялась одна и та же картина: от одного широкого туннеля прокопать несколько мелких.

Полгода Ланал таскает носилки на пару с Пылесосом, но как звучит его настоящее имя – только Создатель ведает. Да и ни к чему знать. Ещё на Миреме Пылесос пытался закосить под психа, чтобы хоть так остаться в благодатных объятиях метрополии. Выл на Итагу, бросался на прутья решётки и лизал пыль под кроватью. Не помогло: его всё равно признали вменяемым и отправили на Свалку. Только дурную кличку заработал.