– Крейг! – крикнул Тик. – Крейг, ты цел? Чтоб меня, я не успел!

– Жив пока, – хрипнул капитан, держась свободной рукой за саднящее горло. – Этот ублюдок чуть не придушил меня.

– Досталось тебе, – мотнул головой старпом, добив последнего врага.

Над кораблями повисла тишина. Звуки боя стихли. Были слышны лишь стоны раненых да шум ветра, игравший среди парусов. Прислонившись к мачте, Крейг с трудом втягивал воздух и пытался отдышаться. Его бойцы ходили по кораблю в поисках выживших хартматцев и уносили в сторону павших товарищей. Обрадованный Тик прокричал:

– Мы отбились от султанской мрази! Ахой!

– Ахой! – дружно вторила команда.

– Мистер Хиггс! – как мог со своим больным горлом, прикрикнул Крейг. – Найдите и приведите мне капитана этой посудины! Если он еще живой.

– Да, капитан! – отсалютовал боцман и вместе с несколькими бойцами отправился прочесывать кубрики.

Крейг поманил Тика за собой и поднялся на капитанский мостик. Развалившись на лавке у правого борта, он устало взлохматил волосы. капитан страшился посмотреть на старушку «Анну», на то, что от нее осталось. С этим кораблем его связывали десятки лет. Вместе с ней он прошел все воды известного мира: от Северного взморья, до Южных морей. И пускай бывало всякое, но в таком состоянии его шхуне еще не доводилось находиться.

Тик, будто прочитав его мысли, присел рядом и положил руку на плечо друга:

– Крейг. «Анна» прошла чересчур много волн и штормов. Ей пора отдохнуть.

– Ну уж нет, – встрепенулся капитан. – Мы ее еще поставим на воду, вот увидишь!

Тик лишь покачал головой.

Снизу донесся шум. Моряки тащили скрученного по рукам и ногам харматца, облаченного в расшитый золотом красный бархатный камзол, усыпанный значками и медалями. Пленника подняли на мостик и бросили под ноги к Крейгу.

– Испуганный попугай запрятался в гальюне, капитан Крейг! – рассмеялся боцман. – Но мы быстро выкурили его оттуда.

– Благодарю, мистер Хиггс, – кивнул Крейг. Говорить все еще было больно.

– Мерзкие южане! Грязные псы! Вас всех повесить! Вы сгнить на дне Черной Ямы! – изрыгал проклятья харматец.

– Чудесно, – улыбнулся Крейг, – ты разумеешь по-нашему. Ну, рассказывай, султанское отродье, зачем же вы напали на нас?

– Я не служить султану, грязное животное! – плюнул под ноги Крейгу вражеский капитан. – Мы обычные каперы!

– Да-да, а я спал с королевой Конкордата, – ухмыльнулся Крейг и влепил харматцу пощечину, отчего тот повалился на пол. – Нахрена же вы тогда носите форму Харматской армии? И почему на тебе султанские знаки отличия? Думаешь, я не знаю вас, паскуд? Думаешь, мне не доводилось весить на рее ваше харматское отребье?

– Ты сгореть в огне Пекла! – хрипнул харматец. – Можешь пытать меня, я все равно не знать ничего. Мы пришли только за грузом.

– Кто вас отправил? – не выдержав, рыкнул Тик, рухнув на колени возле пленника.

Тот безумно загоготал:

– Пошли вы, бесы!

– Твою ж мать! – воскликнул Крейг и пронзил ему горло. Клинок прошил шею и воткнулся в палубу с обратной стороны. – Сучий выродок.

Наблюдавшие за этой сценой моряки, молча стояли, не решаясь пошевелиться. Харматец медленно истекал кровью, содрогаясь в конвульсиях. Вскоре он затих.

– Капитан! – донесся крик с противоположной части судна. – Из порта идут корабли под белыми флагами. Цивис выслал подмогу!

– Хм-м…вовремя они, – буркнул измученный боем Тик. – Что теперь, капитан Крейг?

Крейг оббежал взглядом лица команды, и остановился на боцмане.

– Мистер Хиггс! – кивнул он. – Вы остаетесь на «Анне». Вам будет отдельное поручение. Остальные: разделитесь на две группы. Первые займутся ранеными, вторые начинайте переносить грузы на бриг. Похоже у нас теперь новое судно! Мы плывем в Техноград за кучей золота!

Моряки радостно закричали, выбрасывая вверх кулаки и потрясая оружием. Жизнь пирата и торговца всегда была такой. Бурной, веселой, опасной и пленительной. И нет ей конца и края, как и синей морской глади, вокруг кораблей.

– Мистер Тик, – шепнул Крейг старпому, – пойдем поищем, из чего разнесли нашу красавицу.

Ближе к утру закрапал мелкий дождь. Солнце сегодня так и не показалось, сокрытое завесой серых туч. Бессонная ночь была полна работы и переживаний. Весь город стоял на ушах. Вести об убийстве Архииерарха разнеслись со скоростью летящей стрелы. Горожане высыпали на улицу, плакали и убивались по кончине своего кумира. Женщины рыдали, и капли слез смешивались с дождем на их щеках. Мужчины угрюмо стояли рядом с ними, не в силах поверить в происходящее. Прочие прохожие испуганно вжимались в стены, словно опасались, что неведомый убийца придет и за ними. Соборную площадь облепила толпа прихожан, удерживаемая лишь горсткой правоохранителей и часовых. Зрелище, представшее перед ними, повергало в ужас.

Ровно над входом в Великий Собор, поверх огромного треугольника Ока веры был распят обнаженный Архииерарх Леонтий III Стирийский. Его намертво прикрепили к символу, вбив стальные клинья в его запястья. На нем остался лишь высокий церемониальный колпак. Грудь и плечи испещряли витиеватые символы, сплетавшиеся в устрашающий узор. Из вспоротого живота длинной лентой вывалились кишки и внутренности. Целый водопад крови, вытекший из трупа, оставил жуткий след на стене и пролился на брусчатку перед входом, образовав внушительную красную лужу.

Те, кто не мог лицезреть подобное зверство, убегали прочь в слезах. Прочие заворожено глядели на убиенного Архииерарха, богоподобного мужа, второго после самого Поднебесья в этом мире. Его смерть казалась чем-то нереальным, противоестественным. Как если кто-то убил бы солнце или ветер. Сказать, что набожный народ Технограда был подавлен, значит, ничего не сказать. Город замер, скованный цепями страха. Каждая тень преисполнилась угрозой и смертью.

Вся Шестая и Третья канцелярии в полном составе обследовали место убийства. Маша и Баз провели всю ночь, расспрашивая служителей Собора о случившемся. Один из послушников поведал им, что видел Архииерарха вечером, после боя колоколов. Тот преклонял колени перед алтарем и о чем-то шептался с самим собой. После он удалился в свои покои в западном крыле Собора. Больше его никто не видел.

– Сколько послушников находилось в зале в тот момент, брат Антоний? – спросил Баз, нахмурив брови.

Наставник сидел на лавке у выхода из Собора, вымотанный долгой и тяжелой ночью. Под его темными глазами залегли глубокие черные круги. Баз кое-как расправил измятый камзол и привел в порядок растрепанные волосы, но все равно выглядел так, будто не спал несколько дней.

– Нас было четверо, господин де Амрэ, – ответил послушник, печальным взглядом рассматривавший каменную кладку над входными дверьми. – Я, брат Аугуст из Алекабро, брат Томаш из Ганьсберга, и тот новенький, Василий из Родии.

– Все они поведали нашим сотрудникам то же самое, – согласился Баз. – Во сколько вы обычно уходите, закончив вечернюю уборку?

– Самое позднее: около полуночи, – посмотрел на сыскаря Антоний. – Но вчера мы на удивление быстро управились. Отмыть после воскресной мессы Главную залу – дело, знаете ли, не из легких…

– Не отвлекайся, братец Антоний! – грубо одернула его Мария. Девушку трясло от гнева и переживаний. Она ходила возле лавки и нервно сжимала кулаки. – Что еще ты можешь рассказать?

Маша остановилась перед послушником и вперила руки в бока. На ней была та же, пропахшая потом и пылью, кожаная куртка, которую она надела еще прошлым утром. Еще до всего этого безумия. Ее ясный чистый взгляд пожелтел и налился кровью. Коса каштановых волос растрепалась по плечам, но девушку это мало волновало. В голове роилось слишком много забот, чтобы следить за внешним видом.

– Боюсь, что ничего, госпожа! – ответил испуганный послушник, посмотрев снизу вверх на девушку. – Но почему бы вам не спросить пажа? Того мальчишку на побегушках Его Преосвященства?