В сущности, приведенная формулировка из княжеских докончаний является единственным упоминанием служилых князей и оставляет возможности широкого толкования для определения критериев соотнесения того или иного лица с этой категорией, которая изначально имела, видимо, не слишком отчетливый характер. Очевидна связь служилых (служебных) князей со службой. Выезд на службу князей с конца XIV в. сопровождался характерной формулировкой «служити». Эта формулировка присутствовала при описании выездов князя Александра Нелюба Гольшанского, Свидригайло (видимо, не было в Троицкой летописи), а позднее была повторена применительно к верховским князьям – Дмитрию Воротынскому, Ивану Перемышльскому, Ивану, Андрею и Василию Белевским, Михаилу Мезецкому, отъезжавших к Ивану III со своими «отчинами»[54].
Скорее всего, определяющим фактором для служилых князей в Северо-Восточной Руси была служба по договору, при признании их «княжеского» статуса принимающей стороной. Упоминание о таком договоре великого князя Василия Дмитриевича с тарусским князем Дмитрием Семеновичем сохранилось в описи Посольского приказа 1626 г.[55] Менее очевидной представляется связь служилых князей с обязательным наличием у них собственных княжеств, на чем настаивал, например, В. Д. Назаров[56]. При смене ими своего «государя» и потере родовых «отчин» (как это предусматривалось по букве межкняжеских докончаний) они могли сохранять без изменения свой статус «князей». Этот момент никак не оговаривался в сохранившихся текстах договоров и, видимо, оставался вне поля интересов сторон. Те же Дуловы, а также и Морткины, впоследствии сохранили на тверской службе в качестве маркера свой княжеский титул и упоминались с ним в позднейших источниках[57].
В родословной князей Белевских был зафиксирован неприятный для них эпизод, относящийся к 30-м гг. XV в.: «князь великий было Василий (Василий Темный. – М. Б.) свел их с вотчины з Белева в опале, а дал им Волок, и жили на Волоце долго, и князь великий пожаловал и, опять им вотчину их Белев отдал». Белевские, безусловно, входили в число служилых князей и впоследствии были признаны в этом качестве как литовскими, так и московскими правителями. Свой статус они, по всей видимости, сохраняли и во время вынужденной ссылки, о чем свидетельствует последующее возвращение им территории родового княжества. Брак князя В. И. Косого Оболенского, одного из виднейших представителей своей фамилии, с Евпраксией Белевской, отмеченный в родословцах, показывает, что Белевские высоко котировались среди московских «князей»[58].
Периодически во всех княжеских династиях Северо-Восточной Руси происходили политические коллизии, вынуждавшие их представителей искать пристанище у соседей. Иногда им удавалось впоследствии вернуть себе прежнее положение. Среди тверских князей Василию Дмитриевичу Московскому служил какое-то время Иван Холмский, женившийся на его сестре. Он был отправлен князем в Псков, а позднее вернулся обратно в Тверь, возвратив себе права удельного князя. В Москве какое-то время находился и его брат Юрий[59]. На литовской службе подвизался известный сторонник Свидригайло Андрей Дорогобужский, который еще раньше отметился на службе в Новгороде. Он получил свое обозначение, впоследствии ставшее фамилией его потомков, от смоленского Дорогобужа, центра его владений в Великом княжестве Литовском. После подавления восстания в Смоленске в 1440 г. он вернулся в Тверское княжество. В 1444 г. он был воеводой в походе на Новгород, затем в 1446 г. ездил в Вологду «опытать о великомъ князе Василии», а в 1452 г. был отправлен в погоню за отрядом Дмитрия Шемяки, напавшим на Кашин. Судя по его упоминанию среди «братии молодчей» Бориса Александровича в жалованной грамоте Успенскому Отрочу монастырю, ему удалось восстановить свой статус при тверском дворе. Позднее Дорогобужским принадлежали вотчины на территории Тверского уезда[60].
Периодически в Литву бежали и князья московского дома. В XV в. они получали там земельные владения и становились служилыми князьями. В 1446 г. Василию Боровскому (ранее в Литву отъезжал его отец Ярослав) Казимир IV передал Брянск, Стародуб, Гомель и Мстиславль. Затем он включился в борьбу за восстановление на престоле Василия Темного и вернул себе свой удел. Трудно сказать, как сложилась бы его судьба на литовской службе. Скорее всего, он бы узаконил свой статус в качестве одного из вассалов литовского господаря. В дальнейшем практика передачи крупных владений московским эмигрантам была продолжена. Ивану Можайскому были отданы Чернигов, Стародуб, Гомель и Любеч. Ивану Шемячичу – Рыльск и Новгород-Северский, а Ивану Боровскому (сыну упомянутого ранее Василия Ярославича) – Клецк и Рогачев.
Большое число такого рода изгнанников оседало в Новгороде и Пскове, которые охотно принимали их на свою службу. В качестве «служебников» этих республик они сохраняли статус князей, могли содержать внушительные отряды[61], а впоследствии претендовать на обладание тем или иным «столом»[62]. Нередко князья в Новгород и Псков назначались «из рук» правителей соседних великих княжеств.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
