Я рассмеялась. Он шутит! Хотя… если Обель говорит серьёзно, значит, мы в тупике.

– В Фетерстоун?

– Да, именно туда. – Он посмотрел на меня очень строго и внимательно. – Я не верю, что Лонгсайт заставит тебя сделать что-то против твоей воли. Шпионки из тебя не выйдет, девочка моя. Однако всегда полезно узнать свои истоки. Вспомни, разве ты не хотела выяснить хоть что-нибудь о родной матери?

Я опустила глаза. О матери я думаю каждый день.

– Пустые далеко не идеальны, однако они вовсе не чудовища из детских сказок, и тебе не помешает в этом убедиться. Ты с ними одной крови, и они нужны тебе так же, как ты нужна им. Кто-то должен предупредить пустых о том, что затевают в Сейнтстоуне. Выполнив приказ Лонгсайта, ты отведёшь от себя беду – по крайней мере на время. Будет война, и тебе предстоит сыграть в ней решающую роль. А пока тебе лучше спрятаться, отсидеться в безопасном месте.

У меня даже волосы на макушке зашевелились. Неужели Обель думает, что я стану играть какую-то роль, жертвовать собой ради непонятных мне идеалов?

– Это ты с ними одной крови, а не я! Ты там вырос – вот и отправляйся обратно, – выпалила я, непреклонно выпятив подбородок.

Обель вздохнул:

– Пустые упрямы, они не верят в перемены, совсем как жители Сейнтстоуна. Меня в Фетерстоуне и слушать не станут.

Обель никогда не рассказывал, почему он ушёл из дома. Я собралась было спросить, но снаружи донёсся шум.

Обель оглянулся:

– Странно. На сегодня никто не записан.

Мы встали и тут же подпрыгнули от неожиданности, услышав громкий треск. Кто-то изо всех сил стукнул в дверь.

Обель приложил палец к губам.

– Кто там? – невозмутимо спросил чернильщик.

– Эй, Уитворт! Открывай! Я в гости!

Мы переглянулись. В глазах Обеля я прочла удивление и… неужели страх? Этот голос мы хорошо знали.

Джек Минноу.

– Прячься, Леора, – прошептал Обель. – В чулан, и поскорее. Что бы ни случилось, не высовывайся. Поняла? Что бы ни случилось!

Я бесшумно закрыла за собой дверь и села на пол, обхватив руками колени. Джек Минноу. Помню, как я выводила сову у него на плече, а знаки на его коже вопили, грозно оскалившись. Меня тогда охватил необъяснимый ужас, какого я не испытывала прежде. Я тонула, задыхалась в беспросветной мгле.

В чулане было так тихо… меня оглушал звук собственного дыхания. Я попыталась успокоиться. Лязгнул дверной замок, скрипнула дверь – послышались тяжёлые шаги Минноу.

– Джек Минноу! – отрывисто приветствовал гостя Обель. – Разве мы с вами договаривались о встрече?

– Нет, Уитворт, я не записывался на приём, – дружелюбно отозвался Минноу. – Пришёл поговорить с вашей ученицей. Утром Леору принял мэр, а я хотел бы кое-что добавить к их разговору. Сегодня мне не нужны новые знаки. Хотя, должен признать, в прошлый раз Леора прекрасно выполнила свою работу. И это неудивительно, ведь у неё такой талантливый наставник!

– Спасибо, – негромко поблагодарил Обель. – Леоры нет, и я не знаю, когда она вернётся.

– А вы неплохо разбираетесь в птицах, мистер Уитворт. Ведь так?

В студии стало очень тихо. Я чувствовала шаги Минноу всем телом. Он остановился у двери в чулан, и я затаила дыхание. Он был так близко – я ощущала его присутствие с закрытыми глазами.

Потом задрожала дверь. Не от стука или похлопывания… по деревянной панели резко пробежались костяшками пальцев, медленно царапнули ногтями слева направо. Всего лишь шорох, скрежет, зловещее предупреждение. Как наш гость догадался, что я прячусь в чулане? Кто ему сказал? Ясно одно: Минноу точно знал, где я, и хотел мне об этом сообщить. Джек Минноу приглашал меня внимательно прислушаться к разговору.

– Вы нанесли неоднозначную, даже провокационную татуировку юной, наивной девушке. Как вы думаете, какое наказание вас ожидает?

– Это была неофициальная татуировка, – прервал его Обель. – Преступникам знак во́рона наносят на кожу головы. Правила не запрещают рисовать во́рона на других частях тела.

– Верно, такова буква закона. А вы педант, Обель! Не знал… И знак, естественно, девушка выбрала сама? Без подсказки?

Тишина.

– Она сама выбрала знак во́рона, не так ли? – повторил Минноу. – И ей никто… не посоветовал? Вы её наставник, Уитворт. Она вами восхищается, возводит на пьедестал. Девушка уловила бы ваш малейший намёк…

Как мне хотелось распахнуть дверь и крикнуть, что знак во́рона выбрала я, моё тело, но я только съёжилась и, дрожа, обхватила колени. Обель велел не выходить, что бы ни случилось. Мои чувства обострились, как у мыши, которая прячется от орла.

– Можете обвинить меня, если хотите, – тихо произнёс Обель. – Я её наставник. Она часто следует моим советам, не буду спорить. Однако знак во́рона Леора попросила нанести ей по доброй воле, без принуждения.

Что-то разбилось, потекла вода – со стола упала чашка с чаем.

– Не трогайте, пусть лежит, – со змеиным спокойствием, от которого у меня кровь застыла в жилах, сказал Минноу. – Странное дело, Обель. Рисунки на вашей коже говорят о доброте и благородстве. Чернила не лгут. Но я знаю, что ваши татуировки – обман. Правда где-то прячется, глубоко, под кожей, и я до неё доберусь.

– Так прочтите мои знаки, Минноу, – язвительно ответил Обель. – Проверьте меня всего, до самых печёнок. Докажите, что я отступник. – Чернильщик горько засмеялся. – Мне нечего скрывать.

Послышался скрежет – Минноу наступил на осколки чашки, впечатал их в каменные плиты пола.

– В другой раз. Всему своё время. – Он помолчал. – Пожалуй, мне пора, Уитворт. Наверное, Леора ещё не скоро вернётся. – Голос Минноу зазвучал громче, он явно хотел, чтобы я расслышала каждое слово. – Передадите от меня кое-что своей ученице?

– Конечно.

– Наш мэр умеет убеждать, однако иногда он так наивен.

Я прижалась к двери. Что он там говорит о Лонгсайте?

– Он неколебимо верит в свою власть, думает, что все подчиняются ему без лишних размышлений. Однако отступникам требуется… особое приглашение, уж я-то знаю! Передайте Леоре, что пришло время выбирать. Игры кончились. И я, и все мы ожидаем от неё присяги на верность. – В голосе Минноу звенела сталь. – Скажите ей и объясните как следует, что тот, кто не с нами, тот против нас. Пусть отправляется в Фетерстоун и делает, что было сказано, иначе её друзьям не поздоровится. У пустых её отыщет связной. – Он помолчал и вежливо спросил: – Ну как, чай допили?

Я услышала, как кто-то взял со стола чашку… чашку Обеля… а потом вдруг – глухой удар, щелчок, крик боли… невыносимой боли. Голос Обеля. Наступившую тишину изредка прерывали сдавленные стоны.

– Так передайте Леоре мои слова, Уитворт. Это в ваших интересах.

Послышались шаги. Открылась и тут же захлопнулась дверь. Вскоре раздался голос Обеля:

– Он ушёл.

Дрожа и покачиваясь, я вышла из чулана. Всё было ещё хуже, чем я успела вообразить. Обель сжимал правое запястье левой рукой. Вокруг глубокого пореза уже наливался кровоподтёк. Странно согнутые пальцы Обеля безжизненно повисли.

– Это перелом, – с ужасом произнёс наставник, не веря своим глазам. – Рука сломана.

Я дотронулась до его пальцев. Обель попробовал шевельнуть рукой, и я услышала, как скрежещут друг о друга тонкие кости. Что такое чернильщик без руки? Ничто. На лице Обеля блестели капельки пота или слёз. Он взглянул мне прямо в глаза.

– Пора, Леора.

Ноги у меня замёрзли и промокли, носки – хоть выжимай. Я иду уже два дня, сегодня настал третий. На плече у меня сумка, в тёмном лесу далеко разносится звук моих шагов, вокруг лишь деревья, а впереди – туман.

Из дома я ушла в сумерках, попросив маму передать Лонгсайту моё согласие. Обель написал рекомендательное письмо и объяснил, как найти дорогу «почти до самого города», как он сказал. На прощание он неожиданно обнял меня и вложил мне в ладонь ключ от студии.