— Идем домой, Пэт, — вдруг сказал я. — Бог с ней, с этой старой калошей.

— Ты не хочешь получше рассмотреть ее?

— Не нравится она мне что-то, — упрямился я, не зная сам, почему.

— Ну, тогда подожди меня здесь, — сказал Пэт, поняв, что я не в настроении. — Я мигом вернусь. Такого еще не было, чтобы я упустил случай осмотреть незнакомое судно. Меня эта старушка очень заинтересовала.

Пэт старался меня раззадорить, но я как к месту прирос. Сел на кнехт спиной к шхуне и стал смотреть на берег. Вот почему я и увидел происходящее в деревне.

Только я уселся, из домика почты в сопровождении мисс Доил вышли двое мужчин. Младшая мисс Доил трепыхалась на пороге в дверях. Мужчины были очень высоки ростом, одеты в темно-синие шинели и такие же островерхие шапки под цвет шхуны. Я видел их впервые и подумал, что, наверное, это они приплыли к нам на нобби. Мисс Доил, по-видимому, указывала им на нас. Я глаз с них не сводил. Вот свернули на пристань, ступили на мол.

Я соскочил с тумбы и бросился к Пэту. Он, конечно, был уже на палубе, лежал на фордеке, заглядывая внутрь маленькой кабины.

— Пэт! — громким шепотом окликнул я друга. — Скорее на берег! Хозяева шхуны идут.

— Ну и что? — беззаботно отозвался Пэт. — Не убьют же они меня за то, что я хочу познакомиться с их старушкой.

Он с любопытством глянул на берег. И тотчас же, не прибавив больше ни слова, спрыгнул на мол. Я стал рядом с Пэтом лицом к берегу. Теперь я мог хорошенько рассмотреть приближавшихся к нам незнакомцев. Под шинелями на них были синие, с серебряными пуговицами полицейские мундиры.

На Инишроне полицейского участка не было. Законов мы не нарушали, так что делать им было у нас нечего. Время от времени нас навещали полицейские из Росмора, чтобы мы не чувствовали себя совсем забытыми на нашем маленьком острове. Они всегда были приветливы. Только острый, внимательный взгляд выдавал в них блюстителей порядка. Незнакомцы, которые подходили к нам, были совсем другого толка. Вид у них был настороженный, как будто они каждую секунду ожидают встречи с преступником. Особенно у тощего. Лицо у него было длинное, желтоватое, с крючковатым носом — точь-в-точь коршун-стервятник. Второй был грузный, с тяжелой нижней челюстью и тупым, безжизненным взглядом, как у глубоководной рыбы. Он заговорил первый. Голос у него был грубый, тон недоверчивый, в лице ни тени улыбки.

— Это вы Конрой и Макдонаг?

— Да, мы, — ответил Пэт. — Но вам лучше обратиться к нашим отцам. Они сейчас в «Комплекте парусов».

С этими словами Пэт двинулся было на берег, но тощий преградил ему дорогу.

— Нам нужны именно вы двое, — сказал он, стараясь быть дружелюбным, что гораздо лучше удалось бы его двойнику-коршуну. — Идемте на шхуну, там поговорим.

Нам это не показалось подозрительным. Мы еще не знали, что привело полицию к нам на остров. Может, они ищут выброшенные морем вещи? Если приливом вымывало что-нибудь на берег, мы должны были немедленно сообщить полиции и сдать найденное. Но мы этого никогда не делали. Эти находки были важным подспорьем в хозяйстве. Мне припомнилась отличная дверь, на которой стояла марка: «Made in Spain» (изготовлено в Испании — англ.) Мы нашли ее на берегу месяц назад, и теперь она украшала наш коровник. Пэт, по-моему, предположил то же. Как бы то ни было, но мы решили не ждать, пока кто-нибудь выйдет из «Парусов» и приведет с собой толпу любопытных послушать, как мы будем объясняться с полицией.

Мы спустились на палубу шхуны. Тощий сказал:

— Нам стало известно об украденном жеребенке, которого спрятали на Инишроне.

— Это не украденный жеребенок, — резко возразил Пэт, хотя от удивления и неожиданности у него даже дыхание перехватило. — Это мой жеребенок.

— А его хозяин утверждает обратное.

— Кто этот хозяин?

— Неважно. Он подал жалобу. Мы напали на след жеребенка и еще других краденых лошадей. След привел нас на Лошадиный остров. Мы отправились за лодками, чтобы перевезти их на материк, а когда вернулись, один жеребенок исчез. Мы долго не могли найти его, а сегодня на Росморе услыхали, что инишронцы привезли в подарок мистеру Костеллоу вороного жеребенка. Сомнений быть не может: это тот самый жеребенок.

Он замолчал, но было видно, что ответа от нас он не ждет. Пэт стоял понурившись. В словах полицейского трудно было усомниться. Я подумал, как все могло быть просто вчера. Мы отвели бы этих двоих к Конроям и отдали бы им нашего вороного красавца. Но сегодня… ведь этот жеребенок — залог дружбы, и, если его взять обратно, старая вражда между Инишроном и Росмором вспыхнет пуще прежнего.

Наконец Пэт сказал:

— Зачем вы сюда приехали?

— Вы должны поехать с нами в Клифден, — сказал здоровяк. — Возможно, еще удастся уладить дело без шума. Мы покажем вам жеребенка, а вы скажете, тот ли это, что вы привезли с острова.

— А жеребенок уже у вас? — спросил Пэт, и в первый раз в его голосе прозвучало отчаяние. — Вы уже взяли его у Корни О'Ши? — Пэт повернулся ко мне: — Вот какая вышла история, Дэнни!

Что нам было после этого делать? Мы решили не возвращаться в «Паруса» и никому ничего не говорить, куда едем. Тощий полицейский обещал сходить на почту и попросить мисс Доил, чтобы она объяснила нашим родителям, куда мы делись. Нам совсем не хотелось присутствовать при этом разговоре: мало радости видеть, как у них вытянутся лица, когда они узнают, что жеребенок принадлежит вовсе не Пэту и у него есть законный владелец. Пэт мне тихонько прошептал:

— Что, интересно, скажет на все это бабушка. Ее вороной жеребец, наверное, давно сдох на острове и даже косточек от него не осталось. Какой это будет для нее удар!

Я просто не знал, что и подумать. Вопреки очевидности я как-то не мог поверить, чтобы мы с Пэтом могли так оплошать. И все же я подумал, что, пожалуй, история с вороными лошадками скорее всего просто бредни столетней старухи.

Тощий полицейский отправился на почту; пробыв там не больше минуты, появился в дверях и пошел обратно. Мы помогли здоровяку поднять парус. В ожидании товарища он зацепился крюком за стенку мола.

— Похоже на то, что будет шторм, — сказал Пэт, поглядев на небо, где сгущались зловещие черно-лиловые тучи.

Здоровяк бросил беспечный взгляд на белые буруны, клокотавшие у скал рифа, но на слова Пэта ничего не ответил. Вид у него был спокойный и уверенный. Промолчали и мы. Я подумал, что эти полицейские настоящие морские волки — им ведь не впервой сниматься с якоря в любую погоду. Другие бы задрожали от страха, а они хоть бы что — такая у них служба.

Когда тощий полицейский ступил на борт, возле «Парусов» все еще никого не было. Даже Мэтт ни разу не высунул носа поглядеть, что делается в деревне: столько в тот день было всяких событий. И мне вдруг так захотелось увидеть в дверях таверны его длинное, на куриной шее лицо, над которым я столько раз смеялся. А теперь отдал бы все, чтобы еще раз увидеть.

Ничто больше не держало нас в бухте. Здоровяк сильно оттолкнулся крюком. С берега налетел ветер, надул паруса на грот-мачте. Нас закачало бортовой и кормовой качкой и так быстро вынесло на середину бухты, что я едва удержался на ногах. Минуту спустя мы уже были в открытом море.

Нобби с самого начала не внушала мне доверия. Идя полным ходом, она то зарывалась носом в огромные волны, то вставала на дыбы, и тогда весь корпус ее содрогался. Она явно боялась за свою жизнь, но ошибки ничему ее не учили. Когда мы вышли за полосу рифов, волны стали бить по обшивке с силой кузнечного молота. Я оглянулся назад — земля была недосягаемо далеко.

Волны вздымались вокруг нас, как голодные драконы. Если шхуна потонет, при таком волнении мы долго не продержимся на воде. Я взглянул на Пэта: он окинул взглядом море, уходящую землю и подумал о том же, что и я.

Полицейские не обращались к нам за помощью. Они, как видно, привыкли действовать вдвоем. Мне казалось, при таком ветре шхуна несет слишком много парусов. Наши спутники были на удивление спокойны. «Отчего это им не страшно? — подумал я. — А вдруг никакие они не морские волки, а просто невежды в морском деле?» Спустя полчаса я стал склоняться ко второму мнению. Если сейчас повернуть на Росмор, то идти открытым морем придется совсем немного. А поскольку ветер крепчал, грозя перейти в шторм, то опытный моряк и повернул бы сейчас в Росмор, на ходу изменив планы. Если, конечно, ему дорога жизнь.