И вот девятое мая. Священнодействие коронации началось в десять утра в Успенском соборе, который был забит до отказа. Божественная литургия, во время которой император принял корону от священнослужителей и надел ее на себя, а после сам короновал Елену малой короной. После этого состоялось миропомазание царя и причащение его в алтаре. Все это сопровождалось длительными молитвами и речами. Духота, смешанная вонь ладана, сгоревших свечей, духов, косметики. Собравшаяся толпа, словно единый живой организм. Обстановка для работы еще та.

После богослужения началось коронационное шествие, посещение соборов Кремля, которое завершилось подъемом царя и царицы на Красное крыльцо и их троекратным поклоном народу. Завершилась коронация праздничным царским обедом в Грановитой палате, на котором присутствовали приглашенные лица из числа российских подданных, иностранным же представителям по традиции было предложено угощение в других местах дворца.

Вечером Николай и Елена вместе с детьми вышли на балкон Кремлевского дворца, откуда сами включили праздничную иллюминацию. На этом тяжелый день для императорской четы закончился, и они смогли уединиться в своих покоях. Смогла несколько расслабиться и охрана. Ширинкин вновь удивил меня, хлобыстнув граненый стакан «Ерофеича». Глядя на него, полстакана на грудь принял и я. Вот так и алкоголиком вскоре станешь, как тот же генерал Черевин.

На следующий день состоялся высочайший прием чрезвычайных послов и посланников, после чего император и императрица в Андреевском тронном зале принимали поздравления от депутаций со всей России.

Поздним вечером в комнату Кремлевского дворца, выделенную мне Николаем для проживания на время коронации, просочился Кошко.

– Чем обрадуете, Аркадий Францевич? – вместо приветствия поинтересовался я у надворного советника, всё еще остававшегося для всех коллежским асессором.

– Ничем хорошим, Тимофей Васильевич, – ответил сыщик, устало опускаясь в предложенное мною кресло. – Всё очень плохо.

– Что удалось выяснить?

– Начальник Московского охранного отделения Зубатов Сергей Васильевич подтвердил, что Азеф был их секретным агентом. Точнее, в девяносто девятом году, когда тот вернулся из Германии в Москву, был передан директором Департамента полиции действительным статским советником Зволянским на связь московской охранке. Был на очень хорошем счету. Внедрен в «Союз социалистов-революционеров». В ближайшее время готовилась операция по ликвидации ячеек этого союза в Петербурге, Москве, Тамбове, Киеве, Воронеже, – Кошко перевел дыхание и, подняв на меня покрасневшие от недосыпа глаза, неуверенно спросил: – Тимофей Васильевич, а чая можно заказать и чего-нибудь перекусить? С утра маковой росинки во рту не было.

Вернувшись в комнату после того, как, выйдя из нее, искал кого-то из слуг и ставил обнаруженному задачу по чаю и бутербродам, увидел заснувшего в кресле Кошко. Дождавшись, когда принесут заказанное, разбудил сыщика и заставил его сначала всё съесть. Потом Аркадий Францевич продолжил доклад:

– Сегодня утром на Хитровке, в одной из ночлежек обнаружены трупы бывшего поручика лейб-гвардейского саперного батальона Кривицкого и унтер-офицера этого же батальона Храмова, а также двух извозчиков. Кривицкий и Храмов были три года назад осуждены к каторжным работам за кражи, мошенничество, но бежали с этапа. После чего обитали на Хитровке, были в авторитете у уголовников. По описанию подходят под тех, кто закладывал заряд на пути. Кстати, убиты в другом месте. В ночлежку привезли их трупы.

– Аркадий Францевич, откуда такая информация?

– Нашел железнодорожного обходчика, который видел, как они копали яму между шпалами на пути. Куликов по описанию нарисовал портреты. Очень похожи. А по убийству в другом месте – так в комнатах с трупов крови практически не натекло.

– И что обходчик показал?

– Когда тот поинтересовался, что они делают, один из них, предположительно Азеф, показал какой-то лист с кучей печатей, согласно которому проводится исследование состояния насыпи и путей около моста, – Кошко усмехнулся. – Что вы хотите от обычного обходчика? Тем более пути они не разбирали, а яма между шпалами…

– Повезло обходчику, да и нам, что живым оставили, – ответил я усмешкой сыщику.

– Это точно. Повезло. Видимо, просто не успели ликвидировать, – грустно подтвердил Кошко. – Только толку от этого. Все ниточки обрезали.

– Аркадий Францевич, у вас шесть человек, точнее трупы шести человек. Все они жили, общались и оставляли следы. Надо их только вычислить. Нам нужен заказчик…

– Тимофей Васильевич… – Кошко посмотрел на меня взглядом, который я не смог идентифицировать. – Вы серьезно?!

Я твердо встретил его взгляд.

– Дадут команду, проведу английский вариант. Империя превыше всего. Тем более, если не станет императора Николая Второго, мы долго не проживем.

Кошко молчал около минуты, а потом тихо произнес:

– Согласен! Только почему так выпить хочется?!

– Пойдемте к Евгению Никифоровичу, у него «Ерофеич» точно есть.

В общем, штоф чудной настойки на троих мы уговорили, при этом все трое остались трезвыми как стеклышко. А жаль!

Потом были два дня гуляний, и вот утром двенадцатого мая случилось то, что должно было случиться, несмотря на все наши старания.

В ночь с одиннадцатого на двенадцатое мая на Ходынском поле собралось огромное количество народа. С утра толпа увеличилась. Халявы ждало очень много людей. По оценке Бурова и Зарянского, которые на пролетке, можно сказать, прилетели в Кремль с Ходынки, – более полумиллиона человек. Вплоть до шести утра все было совершенно спокойно. Начали подтягиваться армейские подразделения, полиция, постепенно занимавшие по утвержденным схемам свои места. Стали подъезжать работники ларьков, лавок, где должны были раздаваться «царские подарки». Всё было благопристойно и тихо. Как вдруг с разных сторон начали раздаваться крики, что «подарков на всех не хватит, буфетчики делают для себя запасы» и такое прочее.

И тогда, по словам Бурова и Зарянского, толпа вдруг как один человек стремительно бросилась вперед. Задние ряды напирали на передние, кто падал, того топтали, ходя по живым еще телам, как по камням или бревнам. Катастрофа продолжалась всего десять-пятнадцать минут. Когда толпа опомнилась, было уже поздно.

– Илларион Иванович, как это понимать?! Почему это произошло?! Я же с вами восьмого числа обсуждал возникшие проблемы с гулянием народа на Ходынском поле. Вы мне лично обещали, что всё будет исправлено, и вчера вечером доложили, что всё готово. И это называется – готово?! Больше пятисот человек погибло! – Николай с каждым словом повышал голос, а последнюю фразу просто прокричал.

Перед императором, как нашкодившие школьники, стояли граф Воронцов-Дашков, который как министр дворца отвечал за коронацию, генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, директор Департамента полиции действительный статский советник Зволянский и московский обер-полицмейстер генерал-майор Трепов Дмитрий Фёдорович.

– Ваше императорское величество, я вчера лично проверял готовность Ходынского поля к празднованию. Все ямы, промоины, колодцы были засыпаны, а земля утрамбована. По утвержденной схеме разграничительные загороди были поставлены. С шести до восьми утра в павильоны и ларьки должны были быть доставлены подарки. К этому времени войска и полиция уже бы заняли свои места. Но случилось непредвиденное, ваше императорское величество, – граф хотя и старался выглядеть спокойным, но пот, выступивший на лбу, говорил, что ему нелегко давался этот доклад.

– И что же такого непредвиденного произошло? – с сарказмом и раздраженно спросил император.

– Провокации неизвестных лиц, ваше императорское величество, – подал голос Сергей Эрастович.

– И в чем заключались провокации? – более спокойно спросил Николай, который уже был в курсе произошедших событий.