Не забыть.

Не целовать мать. Не поймет. Не узнает.

Не забыть.

Не пытаться предупредить людей о грядущей войне – не поверят, примут за безумца. Не пытаться отразить атаку врагов – неисчислимые попытки спасти мой народ не увенчались успехом.

Не забыть.

Мое имя.

Мой народ.

Мою землю.

Мою мать.

Чужой народ, отнявший у меня все.

Не забыть.

Я не знаю, когда они появились. Я не знаю, когда этот воинственный народ канул в небытие. Хочется поставить хоть какие-то вехи, например, сказать, что их не было сколько-то веков после Большого Взрыва – но иногда я начинаю сомневаться даже в этом. Сколько ни следил, столько не замечал у них никаких мало-мальски развитых технологий – да, они пересекали огромные пространства, они обрушивались с небес на беззащитные города только благодаря миллионам лет эволюции.

Не забыть.

(спустя еще одну вселенную)

У них много имен, они могут скрываться под любым названием, как и тот единственный, которого я ищу среди воинственного племени. Это не я сам. Вот это вот важно – я и он это разные личности, если бы он оказался мной, это было бы слишком просто.

Важно: не хранить оболочку после Большого Взрыва. Как только она перестанет быть нужной, перестроить на что-то более необходимое. Не забыть: как сделать оболочку. Чертежи хранить только в своей памяти. Оболочку делать за десять лет до начала большого сжатия.

Не забыть: не покидать оболочку сразу после Большого Взрыва. Лучше всего дождаться, когда появятся звезды.

Не забыть.

Пару раз я уже совершал жест отчаяния – убивал половину воинственного народа, потом еще половину тех, что осталось, потом еще половину – пока, наконец, после уничтожения очередной половины не понимал, что убил и человека, которого искал. Тогда я ставил себе заметку, что человек в это время находился где-то там, я расставлял координаты, я дожидался смерти вселенной, я ждал, когда вспыхнут новые звезды – снова приходил туда, где прятался мой человек, снова убивал половину воинственного народа, сокращал радиус поиска, но…

…но все тщетно.

Не забыть.

Не забыть.

Не забыть…

Еще нужно было открыть подвал, чтобы я мог поспать на леднике в холоде: разложение еще не началось, но запашок смерти давал о себе знать. А потом нужно было затопить камин на втором этаже и заварить кофе, чтобы согреться…

…впрочем, все по порядку.

Это сон, сказал я себе. Ну конечно, это сон. Темная тень наклонилась над моей кроватью, в лицо ударил трупный запашок. Этого не может быть, сказал я, зажег свечу, еще раз посмотрел на то, что стояло передо мной. Он мертвый, сказал я себе, ну, конечно же, он мертвый, с простреленной головой…

– Простите… я разбудил вас?

Я вздрогнул от его голоса – какой-то свист, хрип, как будто мертвое существо пыталось выговорить человеческие слова.

– Нет-нет, я не спал… вернее… зачитался тут, задремал… так вы…

– Вы мне поможете?

– Да, да, сию минуту… – я заметался по комнате в поисках перевязочных материалов, но тут же спохватился, что нужно вызывать врача.

– Нет-нет, врача не нужно, я же мертвый, – запротестовал он.

– Тогда… чем я могу помочь?

– Ну видите, меня убили… А я не знаю, кто это сделал.

– Вот как…

– Вы же детектив, вы же может…

– Да, да, конечно… где это случилось?

– Вон там, в переулке, возле булочной… он в меня выстрелил…

– Он? Вы уверены?

– Ну… может, она… честное слово, не знаю…

– Хорошо, хорошо, разберемся… враги у вас были?

– Слушайте… – он схватился за простреленную голову, – не помню я ничего… вот честное слово, ничего про себя не помню…

– Ничего… не помните?

– Ну да, вот как выстрелили в меня, вот как отрезало…

– Ничего, ничего, я обязательно помогу вам вспомнить, – я говорил и сам не верил в то, что говорю, – давайте… пойдемте на место происшествия… посмотрим…

Я спустился на первый этаж и взял пальто – что-то насторожило меня, я посмотрел на своего незваного гостя, потом на свое пальто, еще попытался успокоить себя, что мало ли на свете одинаковых пальто – но тут же спохватился, что тут что-то другое, тут…

Я посмотрел на его лицо. И понял все. Здесь по-хорошему я должен был удивиться, но все произошло слишком быстро, чтобы чему-то удивляться. Я вышел в холод осени, оглядел пустоту улицы, поискал в переулке улики, но как назло, дождь смыл все следы, мне осталось только догадываться, что случилось здесь, под погасшим фонарем. По привычке я достал часы, чтобы засечь время и дату, и тут меня осенило.

– Позвольте… ваши часы, – попросил я.

– Но… у вас есть свои часы.

– Я вижу, и все-таки позвольте ваши часы.

– Это что… ограбление? Я… я не позволю…

– Послушайте, если вы хотите, чтобы я вам помогал, будьте добры дать мне свои часы, – не выдержал я.

Он оторопело протянул мне золотой брегет, я посмотрел на циферблат, сравнил время – время было одинаковым, сравнил дату и вздрогнул. Хотел было сказать своему клиенту, что его часы спешат на сутки вперед, но тут же понял, в чем дело.

– Вас убьют завтра, – сказал я.

– Простите?

– Вас. Убьют. Завтра, – повторил я, уже сам плохо понимая, что говорю.

Вот так. А теперь уже можно сказать про то, как я открывал подвал и устроил самого себя ночевать на леднике, и про то, как я растопил камин на втором этаже, чтобы согреться. Мне казалось, что пережитое волнение надолго лишит меня сна – но накопившаяся за день усталость взяла свое, и я задремал у камина. Когда я проснулся, большие часы в холле пробили десять. Что-то заставило меня посмотреть на брегет на цепочке, я не сразу понял, что вижу не сегодняшнюю, а завтрашнюю дату. Я понял, что нет времени рассуждать, надо действовать, и как можно скорее. Я спустился в подвал, чтобы разбудить самого себя – но тут же понял, что будить уже некого, тот, кто должен был умереть еще час назад. Я посмотрел на часы – до преступления оставались считанные минуты – и вышел на улицу, сжимая в руке кольт. В сумерках за моросящим дождем почти ничего не было видно, и все-таки я разглядел в темноте силуэт человека, который целился в меня. Я опередил его, я выстрелил первым… и увидел себя лежащим на тротуаре. Я попытался подняться – мне удалось это со второй попытки, что-то стекало по лицу, я не сразу понял, что это кровь. Теперь оставалось вспомнить, кто я и что я, и что делаю здесь, ах да, меня же убили, убили, это в полицию надо… Я заковылял по улице, на крыльце ближайшего дома силы оставили меня, я опустился на ступеньки под фонарем, чтобы перевести дух, и тут мое внимание привлекла табличка у двери – детектив. Я толкнул дверь – она открылась удивительно легко, заковылял на второй этаж, откуда пробивался тусклый свет. Кто я, черт побери, почему меня хотели убить, почему, почему, почему. В полумраке я натолкнулся на спящего в кресле человека, который подскочил и оторопело посмотрел на меня. Мне ничего не оставалось кроме как осторожно спросить:

– Простите… я разбудил вас?

Честно признаюсь, дорогие читатели, в моей практике бывают такие случаи, которые даже я, психолог с многолетним стажем, не могу понять. Кто считает, что я всегда знаю, что сказать клиенту, глубоко заблуждается – порой даже я чувствую себя совершенно беспомощным. Вот вам, пожалуйста, недавний случай из практики. Приходит ко мне на прием мужчина средних лет, с небольшими залысинами, как-то сразу понимаю, что достаток у моего клиента немаленький. Ко мне, конечно, другие и не ходят, но тут, как мне показалось, и вовсе заоблачные доходы у моего посетителя. Вошедший сел в кресло, немного помялся и осторожно начал: