Чтобы окончательно «умыть руки», дополняю вышеприведенный абзац:

«Тождественность всех событий и их участников с действительностью – чистая случайность!».

Присутствуют сцены применения алкоголя и упоминается курение и употребление наркотиков (с осуждением, в отрицательном контексте).

Действующие лица:

1. Виктор «Афганец» – 23 года, бывший студент МГИМО, безработный.

2. Станислав «Фил» – 29 лет, бывший хиппи, художник-авангардист, числится сторожем в «Уголке Дурова».

3. Григорий – 28 лет, сотрудник закрытого НИИ.

4. Елена – 21 год, сестра Виктора, студентка 4-го курса экономфакультета МГУ.

5. Бабушка Виктора – 70 лет, пенсионерка.

Место действия – кухня в однокомнатной квартире Деда и Бабки Виктора, где-то на Каширке.

Время действия – утро 31 декабря 1983 года.

Е. Привет, Ба! Я на минутку. (Целуются.) С наступающим!

Елена проходит на кухню и ставит полные сумки на стол. Достает миски-кастрюльки, консервы, бутылки и ставит в холодильник.

На стене бубнит радиоточка о достижениях трудящихся к новогоднему празднику.

Е. Вот от родителей гостинцев привезла вам с Дедом и Витьке. А они где?

Б. Дед в магазин потопал хлеба свежего купить. А Виктор – кто ж его знает. Наверное, у друзей-музыкантов застрял. Уже три дня не видно.

Е. Ну все, я побежала. Деду и Витьке привет!

Поздний вечер 1 января 1984 года. На кухню входят Григорий и Виктор.

Г. Ну и занесло тебя. Глухомань – волки воют, едва добрались.

В. (С сарказмом.) Деду с Бабкой за ударный труд всей жизни государство однушку выделило в новом доме «улучшенной планировки».

Г. А где старики-то?

В. У нас обособленное мирное сосуществование. Они в комнате, а я на кухне, зато с балконом.

Виктор начинает доставать продукты из холодильника: среднего размера тазик с «оливье», трехлитровую банку домашнего засола огурцов и помидоров, батон сырокопченой колбасы, объемную кастрюлю сливового компота, две бутылки водки, шпроты, грамм триста пошехонского сыра и даже маленькую баночку черной икры. Заставляет весь стол.

Г. Ничего себе, да тут на целый взвод – дастархан под завязку. За неделю не одолеть!

В. Я ж тебе говорил: родители откупаются. Любовь и заботу проявляют. Издалека!

Г. Давай позовем стариков.

В. Ни в коем случае! У нас раздельное ведение хозяйства. А им отец от щедрот из своего спецпайка вдвое больше прислал – холодильник ломится.

Г. Испортится все! Ты же не употребляешь ничего. Одну дрянь свою!

В. Ладно. Давай Славке «Филу» позвоним. Тем более живет недалеко.

Г. Как он, все хиппует?! Рисует еще?

В. Ладно, ты тут распоряжайся: колбасу, сыр порежь, тарелки расставь, а я в ванную, поправиться надо.

Через десять минут.

В. (По телефону.) Алло, Слав, как дела? Что поделываешь? Приезжай в гости – посидим, музыку послушаем. Мне тут предки новогодних деликатесов прислали, а мы вдвоем с Григорием не осилим. С каким Григорием?

Г. Дай-ка трубочку. (В телефон.) Здравствуйте! Жив еще курилка?! Давно не виделись! Ну что, приедешь?

Г. (Кладет трубку.) Сказал, через час будет. Ну, приступим, что ли, а то если его ждать, то и меня ломать начнет. (Наливает и быстро выпивает две рюмки подряд).

Да выключи ты эту дребедень! (Повторяет за диктором.) «Передовой коллектив ЗиЛа завершил трудовую вахту досрочно, за неделю до конца календарного года, перевыполнив план на пятнадцать процентов!». Достали уже! Пятилетку за два дня! Давай музычку какую-нибудь послушаем!

В. Что тебе завести?

Г. А то ты не знаешь! Jethro Tull, конечно! Только не очень громко – у меня на громкие звуки идиосинкразия.

В. Ты вбрасывай, вбрасывай и ешь активней. Сейчас «Фил» приедет, а у него аппетит – мама не горюй.

Г. Он что, выпивать начал?

В. Да нет! Зато на еду жор страшный.

Г. Ну, это понятно. На траве, небось, сидит.

В. Придет – узнаем. Тебе Макеевские сестры не звонили?

Г. Нет. С того осеннего визита ни слуху ни духу. Обидно, конечно, что вы с Иркой тогда толком не пообщались.

В. Если бы ты мне потом не рассказал, я бы даже не вспомнил, что мы виделись. Там, в «Ганушкина»[1], совсем неплохо с колесами[2] дело обстояло.

Г. Это я понял, как только тебя в окне увидел. Первое ощущение, что ты меня вообще не узнаешь. Даже испугался. Думаю, залечили насмерть! Ты сам Ирке позвони, у меня телефон сохранился.

Звонок в дверь. Появляется Станислав.

Г. Здорово, Старый! Сто лет – сто зим!

Садятся за стол. Григорий выпивает, закусывает. Славка накладывает в тарелку салата, начинает лихорадочно есть. Виктор в полудреме слушает музыку.

Г. Ты сейчас на чем?

С. Заступил на траву[3]. Долго сидел на всяком разном. Потом настоящую кислоту подтащили. Улетная штука: сознание расширяет мощно. Эх, раньше время было. В семидесятые. В аптеке без чекухи свободно можно было вырубить таблетки от кашля на опиатах.

С. (Григорию.) Ты кого-нибудь из наших с Варшавки видишь?

Г. Только Рашенского. А больше не осталось никого. «Чиж» под Олимпиаду от передоза крякнул, «Чарли» – год назад, «Цур» – от заражения крови. Помнишь, в «Веселых ребятах»: «Граждане, имейте сознание! Катафалк не резиновый!»? Так вот, мне кажется, еще какой резиновый: всех забирает, под гребло!

B. Слав! А ты чего на траву перешел?

C. Сижу под кислотой на Таганке, в метро. Жду «Сэма». Он мне обещался со своей делянки под Загорском маковых головок привезти. И вдруг вижу: пыль на полу складывается в потрясающие фантастические узоры. Поднимаю глаза – на меня идет Ангел! Когда стали жить вместе, я пообещал, что кроме травы – ничего.

Г. И как трава? Смешная или задумчивая? Помню, у меня на флэту Мама обнаружила «Нильсона», заходящегося над Umma-Gumma[4]. Ничего не могла понять.

С. Нет, со смешной рисовать не в кайф. Мне из Туркмении чувачок привозит. Задумчивая и цепляет… и ломок никаких!

Г. Как в вашем анекдоте? Чувак пришел покупать траву: «Ребят, а трава хорошая? Я много возьму!». Они отвечают: «Хорошая, пробуй!». Он забивает косяк, пыхнул раз, пыхнул второй: «Чего-то не цепляет!». Втянул пяточку и вещает: «Не, чуваки! Слабая! Не цепляет! Я пошел!», – и открывает дверцу тумбочки.

С. Ну, алкогольные тоже попадаются прикольные. Про одеяло.

В. Про что?