- Не стану говорить, насколько это было глупо, – заметил Охотник. – Тебе и так понятно. Ты ведь не совсем безмозглый. Или совсем? Зря ты не убил нас, пока было время. Вряд ли бы вышло, но ты даже не попытался.

- Вас? – пробормотал Олег. – Кого вас?

- Неважно, – улыбнулся Охотник, забавляясь его недоумению.

Кольцо огня медленно сжималось. Ковер горел – беззвучно и бездымно – в двух десятках сантиметров от ног Олега.

- Отдай Ожерелье, – сказал Охотник. – И я позволю девчонке уйти. Будешь упрямиться – сгорите оба. Узнаете, каково было мне.

Олег смотрел так, словно пытался разглядеть что-то у него внутри, в самых мыслях.

- Слава…

- Я Косо, – поправил он. – Охотник из старой легенды, слепо преданный жадному Королю. Я Охотник, и убивать – моя профессия. Прости, Бэмби, я говорил, что это будет жестокая сказка. А теперь отдай мне Ожерелье.

Олег покачал головой.

- Я хочу поговорить со Славой.

- Тебе не о чем с ним разговаривать. Вернее, с нами. Не разделяй нас. Мы существуем и действуем вместе, как единое целое, – Охотник подумал секунду и добавил: – Как две черты характера. А сейчас мы очень некстати разошлись во мнениях, и одну черту пришлось немного приглушить.

Охотнику некогда было болтать. Язычок огня, оторвавшись от подрагивающего барьера, метнулся к девчонке. Комнату наполнил отчаянный визг. Язычок почти сразу исчез, растворился в воздухе, но девчонка продолжала скулить, схватившись за обожженный локоть.

- Halt ein!

Охотник не знал языка, но общий смысл уловил без труда.

- Я только начал, – пожал он плечами. – А она уже орет, как резаная. Кипятком и то больнее. Продолжим?

- Nimm, – выдохнул Олег.

Охотник склонил голову к плечу.

- По-русски.

- Бери! Забирай!

Охотник застыл, не веря ушам.

- Повтори.

- Я его отдаю, – сказал Олег уже тише. – Забирай Ожерелье и отпусти девочку.

Все еще не веря, ослепший и оглохший от неимоверного облегчения, Охотник поднялся из кресла и протянул руки. И даже коснувшись гладких тяжелых теплых бусин, продолжал не верить. Лишь когда в глубине золотистого камня вспыхнуло нездешнее сиреневое солнце, Охотник, наконец, понял, что все это по-настоящему. Ожерелье у него. Спустя столько веков ожидания дурацкая штука у него! Он будет жить еще очень, очень долго!

- Девочка, – напомнил Олег.

Охотник не мог отвести глаз от Ожерелья, но обещание надо было сдержать. В стене огня образовался узкий проход.

- Беги домой, – быстро заговорил Олег. – Давай же, Светлячок, хорошая моя, не бойся. Беги к маме.

- Нееееет! – тонко завывала девчонка. – Б-боююююсь!

Ее пронзительный, на одной ноте, вой мешал Охотнику рассматривать бусины. Потеряв терпение, он сделал то, о чем мечтал эти несколько недель – ступил в огненное кольцо, за шиворот оторвал ревущую малявку от Олега и, как нашкодившего щенка, вышвырнул за дверь. Положил ладонь на дверную ручку, сжимая в другой, свободной, драгоценное Ожерелье.

- Она уйдет, – сказал он. – А если и нет, огонь не выйдет за пределы этой комнаты. Он не повредит ей. Я выполнил свою часть договора?

Ответа не последовало, и Охотник, нахмурившись, присмотрелся. Бывший Хранитель, бледный, с посиневшими губами, сидел очень прямо, уставившись перед собой неподвижным взглядом. В широко раскрытых глазах плясал красноватый свет. Дыхание часто, с шумом вырывалось из приоткрытого рта.

Охотнику было все равно. Он развернулся, и комнату наполнил огненный вихрь.

*

Гера вылизывала ему лицо. Эта мысль всплыла в голове как-то очень четко, быстро, но подозрительно долго оставалась единственной. Плавала в затемненном сознании, словно одинокий буек посреди ночного моря. Попытки двигаться привели к пониманию, что тела он не чувствует. Это ему не понравилось. Слух? Зрение? Перед глазами было темно, но он никак не мог взять в толк, открыты ли они, так что это ничего не значило. А вот в ушах шумело – неоднородно, ритмично.

«Море, – подумал он. – Тут где-то рядом море».

С этой новой оформленной мыслью разом нахлынуло все остальное: холодная мягкость песка под спиной, свист ветра, серые, почти неразличимые на фоне темного неба ветви сосны… И ужас огненной ловушки.

Олег рывком сел, ощутил, как голова пошла кругом, и мягко откинулся обратно, пережидая приступ.

- Я думал, псина тебя съест, – сказали рядом.

Надо было что-то ответить.

- Долго… – Олег облизнул сухие губы. – Долго?

- Долго ли она тебя лижет? Секунд десять.

- Нет!

Пелена, затянувшая разум, начала рассеиваться, распадаться кусками, как туман от ветра.

- Долго ли ты был в отключке? Минут пятнадцать с перерывами.

Олег перерывов не помнил.

- Я вообще не знал, что от панической атаки можно загреметь в обморок, – заметил голос.

- Нечасто, но можно, – Олег снова попробовал сесть, на этот раз медленно, и у него получилось.

Вытерев мокрое от собачьей слюны лицо, он огляделся. Заросшая дюна, место, где лес мельчает до приземистых деревьев и кустов и переходит в пляж. Моря отсюда был виден лишь краешек и то с трудом. Просто разные оттенки темноты. И молнии – пока без грома, вспышками.

Гера, запыхавшись, виляла хвостом и трогала его лапой. Чуть поодаль, на утоптанной почве тропы, стояла коляска.

– А может, это не от панической атаки, – Олег ощутил, что снова способен выговаривать больше трех слов подряд. – Может, это от того, что ты пытался меня сжечь. Или это был не ты?

- Скорее я, чем нет, – уклончиво ответил Славка. – Две черты характера, помнишь?

Он сидел на самом краю дюны, на небольшом возвышении, спиной к морю. Вроде бы на шее у него было Ожерелье, но точно Олег сказать не мог. Слишком темно.

- Где Света? – спросил Олег.

- Я ее не видел, – откликнулся Славка. – Надо полагать, дома. Получает от мамаши люлей за странные фантазии.

- Ты ей руку обжег.

- Ну да. И буду мучиться всю оставшуюся жизнь. Целых четверть часа, или сколько там той жизни осталось. Ты тоже сильно не переживай. Она бы отделалась тем же самым смертельным ранением, если бы задела горячую кастрюлю. Первая степень максимум.

- Это не оправдание, – Олег потер лицо и остановился. – Эй…

- Скажешь, что неудачно прикурил от костра, – посоветовал Славка. – А челку тебе все равно подстричь надо было. Лучше скажи спасибо, что ничего важного не сгорело.

- С благодарностью повременю, – пробормотал Олег, ощупывая то, что осталось от правой брови. – К тому же я не курю… Что случилось?

Славка оглянулся на море и сел поудобнее.

- У нас с Охотником возникло небольшое разногласие, – легко сказал он. – И судя по тому, что от тебя осталось чуть больше, чем горстка пепла, я одержал верх. На самом деле мы редко спорим. Я же не псих с раздвоением личности, чтобы сам с собой собачиться. Но он хотел отомстить, как и обещал, а я… пожалуй, все-таки жалею, что ты тогда не начал меня лапать. Свое мнение по последнему поводу можешь оставить при себе. Это уже не принципиально.

Он фыркнул.

- Куда я качусь? Жил с одной женщиной, люблю другую и пытаюсь клеиться к мужику. Обожаю быть человеком.

Олег вздохнул. По его мнению, ситуация как раз и походила на психа с раздвоением личности, но это, кажется, тоже уже было не принципиально. Гера настойчиво пыталась прокопать дыру в его колене, и Олег взял ее на руки.

- Почему ты еще здесь? – спросил он. – Ты же собирался…

Он сделал неопределенный жест. Вся история с волшебными бусами показалась вдруг первосортным бредом. Словно он, очнувшись, заодно пробудился от абсурдного сновидения, и события, казавшиеся такими стройными и логичными во сне, теперь вызывали лишь недоумение.

- Наверное, я все же подожду Птицу, - Славка положил подбородок на поджатое колено. – Устал бегать, если честно. Попробую с ней поговорить. И когда она испепелит меня еще на подлете, я утру вам, двоим мягкосердечным человечкам, считающим, будто все можно уладить разговорами, носы.