С остальными Моник ладила довольно хорошо. Правда, ее отношения с Аленом также оставались сложными. Он оказался младшим сыном Жюли, и, узнав об этом, Моник поняла, почему он не выдал ее тогда в Виши, в опере, и почему так быстро исчез. Но она чувствовала, что Ален, хоть и негласно, был против идеи Мишеля привезти ее сюда, в имение. Он относился к Моник как к обузе, мимолетному увлечению своего хозяина и, как ни странно, друга. А вот старший брат Алена, Люк, напротив, был очень приветлив с девушкой. И это была не только внешняя любезность, он на самом деле восхищался новой гостьей. А вскоре выяснилось, что у них есть общий интерес, превративший их отношения в крепкую дружбу, – желание делать вино. Люк давно грезил об этом, но Мишель лишь отмахивался от него, отговариваясь занятостью. Теперь у Люка появилась надежда на помощь Моник.

Итак, у девушки сложились совершенно разные отношения с двумя братьями, хотя оба были довольно близки к герцогу. Их же мать, казалось, была расположена к гостье. Жюли оценила самообладание Моник, ее великолепный певучий голос, незаносчивый характер и умение отстаивать свои интересы, не ввязываясь в конфликт.

Возлюбленная Мишеля неплохо освоилась на новом месте. Нельзя сказать, что она обрела много друзей, но среди окружающих ее людей большинство испытывали к ней искреннее уважение или даже симпатию.

Дни стали короче и холоднее. Вечера же теперь казались Моник очень длинными, но ни в коем случае не скучными. В доме герцога всегда было чем заняться. Моник вышивала и развлекала гостей во время приемов, которые так любил устраивать Мишель; часто он просил ее спеть. Девушка постепенно знакомилась с домом и однажды взяла на себя смелость начать ремонт в одном из залов, находившемся в плачевном состоянии. Призвав на помощь нескольких слуг, не посмевших ей отказать, Моник приступила к работе: принялась срывать старые портьеры и внимательно рассматривать потертые стены. За этим занятием и застала ее Жюли, поспешив на непривычный шум. Пожилая женщина была явно не готова к открывшейся ее глазам картине – это отразилось у нее на лице, когда она вошла. Моник же невозмутимо взглянула на Жюли, а затем продолжила изучать ветхую мебель.

– Что это вы затеяли? – спросила Жюли с тревогой.

Слуги замерли и испуганно переглянулись. Единственной, кого не задела эта фраза, была сама зачинщица перемен. Она снова обернулась, недовольно глянула на притихших помощников и возмущенно подняла бровь.

– Моник, остановитесь, герцог будет в ярости! Он не позволит подобных… вольностей…

Не успев договорить, Жюли побледнела, услышав позади знакомые шаги, но не посмела обернуться, лишь виновато опустила голову. Слуги последовали ее примеру, только Моник продолжала стоять, гордо выпрямившись и блестя глазами. На лице вошедшего мужчины можно было прочесть все его чувства: недовольство, раздражение и даже злость. В ответ на это Моник излучала невозмутимость, счастье и едва уловимое женское кокетство. Мишель замер и вдруг переменился в лице. На мгновение на нем появилась неуверенность, но затем оно стало решительным. Неожиданно герцог увидел ситуацию в новом свете. Огромный зал действительно выглядел ужасно – темная обшарпанная комната. Ее уже давно не ремонтировали и почти не посещали, незаслуженно забросив некогда роскошнейшее помещение для приемов и балов, а ведь тут можно было бы устраивать вечеринки для друзей, которые герцог так любил. И в центре всего этого стояла она, красивая, улыбающаяся, нежная королева, цветок среди сорняков. Мишель действительно не занимался своим домом, довольствуясь несколькими отремонтированными комнатами, и уже давно не тратил денег на остальные, как и его отец, увлекаясь лишь лошадьми. Не зря слуги часто шутили между собой о том, что конюшня герцога – это его за́мок, а за́мок – конюшня. И вдруг Мишель будто бы очнулся ото сна и наконец понял истинное положение вещей.

В зале стало так тихо, что было слышно дыхание взволнованных слуг. Опомнившись, Мишель резко повернулся к испуганной Жюли и спокойным громким голосом произнес:

– Жюли, проследи, чтобы у Моник было все, что нужно для превращения этого зала в лучшее помещение нашего дома. Я имею в виду и деньги тоже.

Услышав это, находившиеся здесь слуги невольно воскликнули:

– О-о-о?!

Это немного смутило Мишеля, и, продолжая сохранять серьезное выражение лица, он поспешил удалиться.

– Что это было? – удивленно спросил один из слуг, не веря своим ушам.

– Это время перемен, не так ли, Моник? – многозначительно обратилась к девушке Жюли, отвечая на вопрос слуги.

Моник хитро улыбнулась и промолчала. Она не собиралась никому ничего объяснять. Кроме того, она продолжала демонстрировать спокойствие, как будто с самого начала была уверена в таком исходе. В глубине же души девушка ликовала.

Этот случай, слух о котором быстро распространился по всему имению, заставил некоторых слуг изменить отношение к новой гостье, а остальных расположил к ней еще больше. Моник же была довольна своими достижениями, ведь кроме всеобщего уважения у нее появилось интересное занятие, которое скрасит долгие холодные дни. Мишель посвящал много времени лошадям, а кроме того, часто ездил по делам в Париж, куда ее с собой не брал.

Прошло уже около месяца с тех пор, как герцог вернулся из Виши в свое имение, и за все это время он не удосужился повидаться с матерью. Его отношения с семьей были очень сложными. Точнее сказать, молодой человек уже давно был предоставлен самому себе. Его мать переехала в имение своего второго мужа еще семнадцать лет назад и с тех пор почти никогда не навещала сына. Он, конечно же, бывал у нее, но с каждым годом его визиты становились все реже и короче. Мишель быстро повзрослел, а его мать Полет с головой окунулась в новую семейную жизнь. Она не очень-то обращала внимание на переживания сына в те далекие первые годы их разлуки, ведь вскоре снова стала матерью, и почти все ее заботы отныне были связаны с младшей дочерью Жозефин. Мишель тяжело переживал такое положение дел, но все же со временем обида в его молодом сердце поутихла и жизнь приобрела новый ритм, которого он придерживался все последующие годы. Со своей младшей сестрой герцог был на удивление дружен. Трудно было не полюбить эту веселую, живую, искреннюю девочку. Приезжая к матери, Мишель первым делом бежал к сестренке и обязательно привозил ей какие-нибудь подарки, которых малютка очень ждала. Они быстро нашли общий язык и с удовольствием проводили время вместе.

Отец Жозефин, Даниэль, был спокойным, уравновешенным человеком; он любил читать газеты и прогуливаться по саду. Даниэль никогда не вмешивался в отношения матери и сына, да и вообще Мишель его мало интересовал. Это также способствовало тому, что молодой герцог появлялся у Полет все реже. Он попросту не чувствовал в этом необходимости, и с годами оставалось все меньше поводов для визитов. Но тем не менее Полет время от времени настойчиво приглашала его к себе. Так было и на этот раз. Почти месяц она слала сыну письма, требуя ее навестить. Мишель понимал: такая настойчивость свидетельствует о том, что до его матери дошли слухи о его так называемой выходке, то есть о том, что он вернулся из Виши не один.

Молодой герцог сидел в библиотеке и, когда вошла Жюли, рассеянно листал какую-то книгу.

– Вы звали меня, мсье?

– Да, Жюли. Нужно собрать мои вещи – я еду к Полет.

– Извините, мсье… А ваша гостья останется здесь?

Мишель отложил книгу в сторону, пристально и сердито посмотрел на Жюли и произнес:

– Разве я распорядился отправить вещи Моник? Лучше позаботься о том, чтобы во время моего отсутствия наша гостья не скучала.

– Я все поняла. Простите!

Женщина тут же удалилась, чтобы как можно скорее выполнить поручение герцога. В коридоре она столкнулась с Моник.

– Что за спешка, Жюли? Ты налетела на меня с таким встревоженным видом… Что случилось?

– Ничего, простите, мадемуазель. Просто хозяин велел срочно собрать вещи.