Можно было бы и поплакать. Поддаться горю и неуверенности – что теперь будет? Почему она чувствует себя ребенком? Ей двадцать лет! Помощник контролера, вовсе не малыш-сирота.

Первое, что она увидела, остановившись перед домом, – «фольксваген» Ингрид. И Бекки… обрадовалась. Вылезла из машины, набитой лилиями и гладиолусами, и подошла к Ингрид. Та сидела на пассажирском сиденье. Двигатель выключен, горит верхний свет, в руках журнал «Гламур».

Ингрид опустила окно. Указала на коричневый бумажный пакет.

– Крекеры и бутылка портвейна. Еще печенье – разное, я не знала, ты любишь сладкое или соленое. Или и то, и другое, как я. И… – Ингрид порылась у себя под ногами и вытащила стеклянную бутылку. – Вуаля, «Джонни Уокер блэк»! Папин. Думаю, он приберегал его, скажем так, для особого случая.

Бекки двумя руками дернула тугую замерзшую дверцу старой машины. Ингрид расплылась в глупой широкой улыбке.

– Хочешь, выброшу все это, – сказала она, с пакетом и бутылкой следуя за Бекки к дому. – Если тебе не нужна компания.

– Мне никогда не нужна компания, – пожала плечами Бекки, придерживая входную дверь для Ингрид. – Можешь выбрать любое шоу. Я просто не хочу разговаривать. Надоело. – Она смотрела, как Ингрид скинула туфли и начала открывать бутылку. И добавила: – А то буду брюзжать весь вечер.

– Бекки Фаруэлл, думаешь, ты меня удивила? Держи свой бокал.

Так часто бывало в Пирсоне и других небольших городках Среднего Запада – смерть Хэнка Фаруэлла вызвала волну любви и заботы, которая помогла его единственной дочери пройти через многие трудности. Бекки получила огромное количество приглашений на Рождество и Новый год и посетила несколько праздничных ужинов, прежде всего – у Бинтонов. Смерть отца подтолкнула ее наконец официально закрыть бизнес и, возможно, явилась причиной неожиданного увеличения зарплаты в мэрии. Девушка осталась совсем одна и стойко переносила горе – ничто не могло вызвать большего уважения у жителей Пирсона.

Теоретически она могла поступить в колледж. Никто бы не стал ее критиковать. Но Бекки знала – слишком поздно. Каждую неделю Карл передавал ей все новые обязанности. Она уже курировала всю команду штатных бухгалтеров, и ее просили присутствовать на встречах высшего руководства по вопросам финансового планирования. Бекки тщательно следила за тем, чтобы выглядеть респектабельно: четыре деловых костюма пиджак-юбка, десяток блузок.

Они с Ингрид стали подругами. Бекки купила видеомагнитофон, чтобы смотреть кассеты, которые Ингрид брала напрокат по выходным. Запасалась пирожными, газировкой «Доктор Пеппер», чипсами. А если они проводили вечер не вместе, то Ингрид звонила ей просто поболтать. Бекки долго не понимала, что это за удовольствие, однако в конце концов ей стало нравиться такое общение. Они спорили, какая радиостанция лучше – WMMR легче настроить, однако во второй половине дня там скучный ди-джей; а у WOHA слабый сигнал, зато больше малоизвестных песен Джорджа Стрейта и Рэнди Трэвиса. Сплетничали об одноклассниках, вспоминали школу – ссоры, увлечения. Обсуждали мужчин, с которыми работали. Бекки привыкла к тому, что Ингрид сводила все темы к интересующим ее парням и вечно волновалась, позвонят они ей или нет. Роль Бекки, как она поняла после того, как разок оплошала, заключалась в том, чтобы, несмотря ни на что, настаивать: да, конечно, «Как-его-там» обязательно позвонит. Порой Ингрид принималась зевать посреди разговора, и Бекки начинала прощаться, однако Ингрид нравилось болтать, засыпая. Она всегда находила что сказать.

Порой они вместе ходили в церковь, когда после «Часа кофе» проводилось какое-то мероприятие, вроде упаковки обедов для приюта или обучения детей. Обе были очень энергичными, им нравилось делать что-то для города, особенно если за это хвалили (Бекки) или угощали выпечкой (Ингрид). Пирсон привык к тому, что они часто появлялись вместе; со временем и Бекки привыкла.

Она проводила много времени с Ингрид еще и потому, что ее Предприятие простаивало. После смерти отца прошла череда праздников, и Бекки уже больше месяца не работала – Карл всякий раз отправлял ее домой.

Ладно. Если пока нельзя ходить на работу и следить за платежами и статьями бюджета, можно заняться учебой. Однако Бекки чувствовала, что ей уже неинтересны местные кружки любителей искусства, домашние коллекции и небольшие захолустные галереи. Она пролистала в библиотеке все старые выпуски «Midwest Art» и теперь выискивала в газетных киосках журналы «о моде, стиле и обществе», типа «Vogue» или «Bazaar», которые сами киоскеры называли «журналы для снобов». Она покупала и некоторые европейские издания ценой под десять долларов, где печатали статьи самых авторитетных искусствоведов, в основном нью-йоркских. Оттуда Бекки черпала имена и тенденции. Долгие зимние дни она проводила, погрузившись в созерцание репродукций картин или блестящих трубчатых скульптур, изучала цены на аукционах и правила продажи. Лежала в своей старой кровати, все в той же маленькой комнате – и думала об искусстве. Точнее, о покупке и продаже произведений искусства.

Подвал мэрии располагался по всей длине огромного здания; его почти не отапливали и использовали как складское помещение. Никто не хотел туда спускаться. Сотрудники рассказывали друг другу страшилки: там в стенах замурованы трупы и вьют свои гнезда ядовитые пауки. Но приходилось покупать мебель, праздничные украшения, и нужно было куда-то складывать множество коробок с документами, которые полагалось хранить. Так что обычно туда посылали парня по имени Скотти из технического персонала мэрии.

Бекки раньше посмеивалась (что, у всех такие слабые нервы?), хотя после того, как провела в липком полумраке подвала пару часов, вынуждена была признать – да, здесь довольно жутко. Например, у северной стены под рваным синим брезентом стоит какой-то предмет восьми футов высотой – что это, черт возьми? Почему, прокравшись сюда, она то и дело смотрела в ту сторону, вместо того, чтобы использовать время совсем для другого?

Бекки переставила коробку с документами и села так, чтобы не видеть чудовище под брезентом. Освещение гудело и моргало – как в фильме ужасов; именно поэтому она взяла с собой фонарик. Зажав его под мышкой, Бекки закрыла коробку, сделала на крышке пометку карандашом и отодвинула в сторону, освободив место для следующей. Если продолжать в том же темпе, можно просмотреть еще две или три, прежде чем кто-нибудь наверху заметит, что ее нет. Карла сегодня не будет весь день, а остальные, наверное, думают, что она разносит по офису экземпляры последнего распоряжения.

Огромное количество банковских счетов мэрии – старых и новых, закрытых или просто подвешенных без движения средств, а также действующих, в общем, всяких разных, – отпугнуло бы гораздо более опытного бухгалтера. Наверху ходили шутки, что аудиторской фирмы, десятилетиями проверявшей их бухгалтерские книги и ни разу не придравшейся ни к одной операции, на самом деле не существует. Бекки оценила масштабы хаоса и сразу поняла, как это обернется в ее пользу. Она завела себе небольшой блокнот и стала носить его с собой на встречи, совещания по бюджету и обеды с клиентами. Помечала в нем, где, когда и о каких счетах упоминалось, и сравнивала с тем, что находила в текущих книгах и банковских выписках. Затем попросила стажера принести из подвала коробки с папками, чтобы – как она сказала Карлу, считавшему ее затею перфекционизмом и глупостью, – «отследить преемственность». Разобраться, как все работает. Конечно, в свободное время.

Карл совершенно не обращал внимания на внутренние распределения бюджета – в какие отделы поступают деньги города, а затем расходуются либо нет. Он обычный человек, не математик. Если кто-то спрашивал его об этом, он с удовольствием позволял мисс Фаруэлл давать пояснения. Все учитывается в бухгалтерской книге, чего же вам еще.

Вскоре Бекки перестала обращаться к Скотти и сама начала таскать наверх документы, по две коробки зараз, как раньше помогала отцу с инвентарем. Сегодня она взяла блокнот и спустилась в подвал. Так гораздо проще, хотя там она сразу начинала чихать – от сырости? – и чуть не подпрыгивала всякий раз, когда шипел древний бойлер. Уж лучше перебирать документы не на виду у всех.