– Похоже, из головы этой девчонки собирались сделать рагу.

– Журавлев! Ты как скажешь! Разве так можно?

– Да я здесь при чем? Ты же сама видишь, что ее голову в нескольких местах прорубили чем-то вроде топора. И кровищи здесь, как в мясном цехе…

– Смерть наступила примерно между семью и девятью часами утра. Точнее скажу после вскрытия.

Она так еще и не разобралась в себе. Покориться ли судьбе или, наоборот, взбунтоваться, прекратить это невыносимое существование, цель которого, как она уже начинала понимать, тупик, конец, черный колодец, полный змей и тухлой ядовитой воды, какой она представляла уже свою никчемную жизнь.

Вот уже два года как Таня Томникова приехала из своего Рассказово, что в Тамбовской области, в столицу и устроилась на работу в зоомагазин «Синяя собака». Хозяин магазина, Виктор Михайлович Кондратьев, практически сразу объяснил скромной хорошенькой провинциалке, что только став его любовницей, она сможет продержаться на работе и даже рассчитывать на премии и ежеквартальную прибавку к зарплате.

Виктор Михайлович, невысокий, пухлый, но стремительный в движениях мужчина лет пятидесяти, белокожий, но почему-то поросший черной курчавой шерстью, лысоватый, пахнущий мылом и потом, встречался с Таней исключительно по пятницам, прямо как по расписанию, и всегда «на природе». То есть в придорожном лесочке в двадцати километрах от МКАДа. Причем в любое время года. Летом он подстилал на теплую травку толстый бежевый плед, который возил в багажнике своего «Мерседеса» в виде аккуратно свернутого рулона, а в холодное время года любовники располагались на разложенных сиденьях автомобиля на том же пледе. В теплое время года свидания напоминали какие-то нелепые, скомканные пикники с клубникой, шоколадом, грушами или дыней, зимой же вечно спешащий Виктор Михайлович потчевал свою Танечку остывшей курицей из KFC и ледяной фантой. Во время таких свиданий, которые для Тани были унизительным продолжением рабочего дня (поработала – получи денежку), Виктор Михайлович практически не разговаривал с ней. Для него эти встречи были едва ли не гигиеническими упражнениями, короткими и бурными, для Тани же – постыдным проявлением своей слабости и страха остаться без работы и денег.

– Таня, ты вот уже два года работаешь не только продавщицей, но и проституткой, – говорила ее самая близкая и преданная ей подруга-землячка тоже из Рассказово, Соня Горошко, которой повезло устроиться в книжный магазин, где ее никто никогда не домогался, но где она и зарплату получала в два раза меньше Тани.

Таня не обижалась на нее, даже соглашалась. Вот только, по ее мнению, проститутки в Москве зарабатывали куда больше Тани, которой Кондратьев просто время от времени подкидывал несколько тысяч рублей, а иногда перед тем, как распрощаться с ней после поездки в лес, суетливо вручал ей пакет с продуктами, который поначалу явно предназначался для семьи, потому что там помимо колбасы и сыра, к примеру, можно было найти детские соски, бутылочки для младенцев, баночки с детским питанием или просто какую-нибудь милую игрушку.

Подруги, Таня с Соней, жили вместе, снимали двухкомнатную квартирку в Ховрино и свободное от работы время гуляли по Москве, изучали ее, осваивали чудесные парки, ходили по музеям, слушали классическую музыку в филармонии и консерватории. Личная жизнь ни у одной не складывалась. Танечка была невысокой миленькой полногрудой блондинкой с вьющимися волосами, широкоскулым бледным лицом, вздернутым носиком и большими зелеными глазами. Соня же, напротив, была стройной высокой брюнеткой с ярко-голубыми глазами. Танечка была общительная, улыбчивая, Соня же и здесь своим умным пронзительным взглядом и молчаливостью создавала подруге контраст. Однако они ладили, всегда и во всем помогали друг другу и считали, что им повезло, что они таки устроились в Москве, хотя и понимали, что их жизнь в столице не сулит им никакой перспективы. Ни профессионального роста, ни даже ипотеки на самое скромное жилье в Подмосковье. Одна была надежда – выйти удачно замуж за москвича и пустить корни в Москве.

Но Соня, даже если за ней и начинал ухаживать какой-нибудь покупатель и даже назначал свидание, всегда почему-то отказывалась от него и со всех ног бежала с работы домой. Причинами такого поведения были, безусловно, ее природная застенчивость, скромность и неуверенность в себе.

Таня же, в отличие от Сони, почти всегда соглашалась встретиться с кем-нибудь, кто начинал оказывать ей знаки внимания, но сразу же понимала несерьезность намерений парня или мужчины, а потому продолжения не следовало.

– Если он понял, что ты девушка серьезная, и не позвонил снова, не предложил встретиться, – рассуждала Соня, – значит, он нам и не нужен, ведь правда?

Соня была почти всегда права. И даже если Тане порой хотелось таких вот несерьезных встреч, чтобы просто развеяться, развлечься и вместо пузатого и дурно пахнущего тела своего хозяина с унылой вялостью импотента почувствовать объятья молодого и горячего парня, сильного и всегда готового к любви, то Соне же этого не объяснишь… Вот так и проходили дни, недели, месяцы, и нередко Тане хотелось резко изменить свою жизнь. Жить одной, а не под присмотром правильной и немного пресноватой подруги, хотелось каких-то сильных переживаний, страстей, словом, движения. Но ничего предпринять она пока не могла. Уж очень сильно зависела как от своего хозяина, так и эмоционально – от Сони.

Но время от времени она чувствовала себя комфортно и в безопасности, когда, подсев на какой-нибудь остросюжетный сериал с женскими приключениями и изнасилованиями, с тюрьмой или неразделенной любовью, разволновавшись за главную героиню, понимала, как же ей повезло, что с ней-то ничего такого не случилось и не случится до тех самых пор, пока рядом с ней Соня. В такие минуты даже постыдная связь с Кондратьевым казалась ей чуть ли не спасением от зла. Но такое случалось редко. В основном она, конечно, мечтала о переменах, о женском счастье, о том, что когда-нибудь встретит хорошего парня, выйдет за него замуж, родит детей.

Таня и Соня были сиротами. Обе росли без отца. Но если Сонина мама умерла, когда девочке было тринадцать, и ее воспитывала бабушка, то мама Тани погибла всего три года тому назад, когда водитель такси, на котором она возвращалась из Тамбова в Рассказово, заснул и машина врезалась в дерево. Обе подруги владели скромным деревенским жильем в Рассказово, дома быстро ветшали, зарастали сады… Но они не спешили их продавать, мало ли как сложится жизнь, быть может, в какой-то момент так все сложится, что именно в Рассказово они и вернутся, чтобы доживать на пенсии. Сейчас Тане было двадцать три года, Соне – двадцать четыре.

– Знаешь, – признавалась Таня Соне, – иногда мне кажется, что я прожила долгую и очень уж тяжелую жизнь. Что я старая.

– Я тоже, – со вздохом отвечала ей Соня.

…Виктор Михайлович, которого подруги между собой звали Витюшей, оставив Таню на поляне, отправился к ручью – помыться, привести себя в порядок. У него на эту процедуру уходило довольно много времени, словно он там мылся весь. И это тоже раздражало Таню. Она не понимала, зачем ему мыться в ручье, когда он может, вернувшись домой, помыться под душем. Вероятно, он боялся, что от него будет пахнуть другой женщиной, что жена почувствует это. Или же ему нравилось плескаться в ледяной родниковой воде. Странно все это было. После водных процедур и после близости с Таней он, сидя на пне прямо над ручьем, курил. Молча курил, а Таня в это время поджидала его на поляне, уже одетая. В его отсутствие она прибиралась, собирала остатки еды в пакет, складывая его в свою сумочку, чтобы по дороге домой выбросить в расположенный рядом с домом мусорный бак. Она никогда в жизни не оставила бы мусор в лесу, даже фантик от съеденной конфеты или использованную салфетку она прятала в маленький кармашек своей сумочки, чтобы потом выбросить дома в мусорное ведро.