Она сидела на пледе, готовая к отъезду, и прислушивалась к звукам, доносящимся из леса. Время шло, вокруг стояла тишина, прерываемая гомоном птиц или мягким шелестом их крыльев, когда они вспархивали и перелетали с ветки на ветку, с дерева на дерево, и ни одного звука, предвещавшего возвращение Виктора, не было.

Таня встала, потянулась. Ей тоже хотелось поскорее оказаться дома в душе, чтобы смыть с себя запах мужчины. Хотелось снять с себя одежду и сунуть ее в стиральную машинку. Хотелось увидеть Соню, один вид которой умиротворял, успокаивал. Как же хорошо, когда ты живешь рядом с человеком, который все про тебя знает. Знает и не осуждает, а по-настоящему сочувствует. Конечно, Соня была категорически против этих встреч Тани со своим хозяином, она несколько раз высказывалась по этому поводу, но не осуждала. Пусть и не понимала, но жалела. А Таня, накупив на полученные от любовника деньги пирожные или отбивные, возвращалась домой с видом добытчицы. Соня лишь разводила руками…

Будь Соня другой, она бы запилила Таню, заклеймила ее позором, проходу бы ей не давала и настаивала бы на том, чтобы Таня сменила место работы, но в том-то все и дело, что она не считала вообще возможным активно вмешиваться в жизнь Тани. Кто не знал Соню, мог бы подумать, что ей было все равно или же она вообще радовалась тому, что у подруги есть приработок, которым она делится с ней. Но Соня… Она была ангелом, по-настоящему преданным другом, и без нее еще неизвестно, что стало бы с Таней, закружившейся в столице, сорвавшейся с оси…

Таня тоже решила закурить. Достала пачку сигарет из сумочки, прикурила. Вышла из-за кустов, сделала несколько шагов по направлению к шоссе, по которому неслись машины. Был май, погода стояла дивная, над головой пылало солнце, на небе не было ни облачка. Но Таня почему-то зябко куталась в свою любимую фиолетовую кофту, словно на ней не было кожи. Вот так она стояла, обняв себя руками и уставившись в одну точку – автобусную остановку, расположенную по другую сторону шоссе. Ярким желтым пятном пронеслась шикарная длинная машина. Кабриолет. На переднем сиденье, развалясь, сидела не менее шикарная девица в желтом платье и огромных черных очках. Если бы не цвет ее машины, лимонно-желтый, Таня и не обратила бы на нее внимания. Мгновенье – и машина скрылась с глаз, за кустами ее уже не было видно. И Таня бы развернулась и пошла обратно на поляну, если бы не услышала визг тормозов, вскрик… Затем мотор взревел, и она поняла, что машина где-то совсем близко. Вероятно, эта девица кого-то сбила на шоссе, потом резко развернулась и решила спрятаться в лесу. Она в шоке. Она, быть может, была пьяная, а теперь протрезвела, и ей надо просто прийти в себя. Или спрятаться? А Тане-то куда деваться? А что, если эта ненормальная в желтом кабриолете сейчас на полной скорости вылетит на поляну и сшибет ее саму, Таню? Или врежется в чистого и мокрого после водных процедур расслабленного Кондратьева? Ее рука принялась машинально шарить в кармане кофты, чтобы найти телефон и позвонить любовнику, предупредить его о взбесившейся машине, но вдруг все стихло. Раздвинув ветви дикой смородины, Таня увидела спрятавшуюся между деревьями машину. Гигантским продолговатым лимоном она словно застряла между сосен. Девица, уже без очков, с красным и злым лицом стояла совсем близко от Тани и орала в трубку телефона, даже и не подозревая, что ее кто-то может услышать. Она материлась грубо и громко, обращаясь к какому-то своему доверенному лицу, пытаясь донести до этого человека, что с ней произошло. Она сбила женщину и теперь не знает, что ей делать. Она не жаловалась, а нападала на своего собеседника, требуя, чтобы он ей сказал, как ей поступить. Вызывать ли полицию или неотложку или, наоборот, убираться поскорее с места преступления. Ей, очевидно, задавали обычные в такой ситуации вопросы: жива ли сбитая ею женщина, как она выглядит, нет ли поблизости свидетелей? Судя по ее полным гнева и раздражения ответам, выходило, что женщина какая-то «нищебродка», может, даже пьяная, и что момент наезда никто не видел. Вот после этого ей посоветовали как можно быстрее уезжать.

– Ладно, я поняла. Все. Жди меня. Господи, как же выпить-то хочется!

Таня и сама не поняла, как случилось, что она успела достать телефон, чтобы включить видео и зафиксировать ее номера. Нет, нормально! Сбила женщину, даже «Скорую» не вызвала и уехала! Гадина! И вот таким, как она, все сходит с рук.

Машина задом выкатилась из леса, резко развернулась и помчалась к шоссе. Несколько секунд – и все, нет никакой машины, никакого наезда!

Где этот Витюша? Сколько уже можно мыться или курить? Уснул он там, что ли?

И тут до нее дошло, что буквально рядом за кустами на шоссе сейчас лежит и истекает кровью сбитая богатой стервой женщина!

Таня стремительно направилась туда, откуда доносился звук тормозов и вскрик. Она бежала напролом сквозь заросли кустов, и ветки так и норовили хлестнуть прямо по лицу. Зажмурившись, она выбежала на ровное, густо поросшее травой место, откуда выбралась на шоссе. Она увидела автобусную остановку. И вот прямо перед ней, на обочине, лежало тело. Таня подошла, дрожа от страха. Неужели покойница?

Да, это женщина. Она лежала, скрючившись, на боку. На ней был серый, похожий на мужской пиджак, рукава которого были закатаны так, что виднелась матовая полоска коричневой подкладочной саржи. Старые голубые джинсы в пятнах, на ногах почерневшие от грязи некогда белые стоптанные кеды. Волосы на голове седые, спутанные. И на самой макушке мокрое темное пятно – кровь. Бомжиха! Таня включила видео, засняла лежащую женщину, после чего приблизилась к ней, присела на корточки, чтобы получше разглядеть и понять, жива та или нет. Женщина дышала. Лица ее не было видно.

– Женщина, вы как? – Глупее вопрос и не придумаешь!

Та пошевелилась, застонала. Потом неожиданно привстала и принялась озираться по сторонам.

– Вы как, спрашиваю?

– Да не знаю я… – зло пробурчала она. Вот теперь можно было разглядеть и ее лицо. Одутловатое, с нездоровым румянцем на скулах, припыленное, морщинистое. Словом, классическая внешность алкоголички-бомжихи.

– Вы можете встать?

Женщина ничего не ответила, только протянула ей руку, мол, помоги подняться. Когда она поднялась, Таня удивилась тому, какая же она маленькая и худенькая. Наверняка недоедает, внутренности все болят.

Кровь с головы стекала по щеке. И даже уже успела подсохнуть.

– Вам надо в больницу. Вас сбила машина. Вы помните?

– Да какая больница?! – возмутилась пострадавшая, отмахнувшись. Таня заметила, какие у нее маленькие, почти черные кисти рук, словно она не мыла их целую вечность. Несчастная женщина! Вся жизнь наперекосяк, так еще и умудрилась стать жертвой наезда!

– А хотите, – спохватилась Таня, – я запишу вашу фамилию и подам от вашего имени заявление в полицию о том, что вас сбила машина? Глядишь, получите компенсацию или просто виновница наезда, я имею в виду ту женщину на желтой машине, заплатит вам, чтобы вы забрали это самое заявление…

Она растерялась, не знала, как помочь, а потому выдавала все то, что приходило на ум. Но ведь все правильно! Зачем отказываться от денег, когда они сами в руки плывут?!

– Зовут-то вас как? Фамилию хоть назовите!

– Надя я. Фирсова. Все. Вон и автобус мой. – Она махнула куда-то в сторону, давая Тане понять, что разговор окончен.

Совсем все мозги пропила, подумала Таня и, понимая, что ее помощь уже как бы никому и не нужна, повернула обратно к кустам, за которыми стояла машина Кондратьева.

– Танюша, ты где?

Он появился неожиданно, не с той стороны леса, откуда она его ждала. В руках у него была охапка ромашек. Видимо, он не только мылся у ручья, но и побродил в лесу, нашел поляну с ромашками, решил собрать букет.

Ее так и подмывало спросить, кому букет, и уже в этом вопросе прозвучал бы упрек, издевка. Конечно, это ей, кому же еще? Не жене ведь, ей-то он наверняка дарит дорогущие букеты роз. Да и как он объяснил бы ей, что делал за городом, откуда полевые ромашки. Хотя он мог бы купить точно такой же букет где-нибудь рядом с метро у бабушек.