========== Часть 1 ==========
— Антон, только не говори, что он опять там…
Мэр города Нижнепыжменска Федор Михайлович Лень с тоской кивнул в сторону окна и перевел взгляд на своего лучшего друга и первого зама Порывайло Антона Юрьевича, который в этот момент смотрел на улицу, по-шпионски прикрывшись занавеской.
— Сам-то как думаешь? — ехидно поинтересовался тот и сплюнул злым шёпотом: — Упрямый черт! Третью неделю ходит! Эколог хренов…
Федор Михайлович беззвучно закатил глаза к потолку, отработанным движением открыл верхний ящик стола и нащупал прохладный пузатый бок Хеннесси.
— Федь, ничего, что одиннадцать утра? — покривился Антон, правильно считав по лицу мэра, что его стыковка со спиртным произошла удачно.
— Это не алкоголь, — буркнул Федор Михайлович, обшаривая взглядом столешницу. Подтянул поближе чашку с гербом Российской Федерации, воровато покосился на портрет Путина на стене и щедро набулькал себе. — Это успокоительное. Мне этот гадёныш все нервы вымотал. Меня губер целое утро из-за него песочил!
Он отчаянно махнул неизвестно кому и отработанным движением опрокинул внутрь содержимое чашки. Антон покачал головой, но на сей раз промолчал. Положа руку на сердце, он вообще не понимал, как Лень оказался в кресле мэра. Они были одноклассниками, и, сколько Антон себя помнил, Лень только и делал, что ничего не делал. В отличие от Антона, который с малых лет пробивался, вгрызался и отвоевывал у жизни разные полезные ресурсы. Чаще насильно. Федька же никогда не напрягался. Даже во время предвыборной кампании. Просто кивал каждый раз, когда просили вмешаться и исправить. Пенсии поднимете, Федор Михайлович? — уверенный кивок. С коррупцией разберетесь? — Еще бы! Улицу Приозерную обратно в Сталинградскую переименуете? — Отчего же нет? Федя кивал и благодушно светил обаятельной улыбкой на камеру — внешностью, слава богу, был не обижен. Выглядел… — как мэр. Весь такой ухоженный, чернобурый, с благородно посеребрёнными висками. В отличие от своего соперника: дядьки умного, крепкого управленца, но, господи ты боже мой, там такая бородавка на носу, какой же это мэр? Вот Федя — другое дело. А то что Федя, едва поселившись в кресле мэра, в нем же и уснул, так то ничего страшного. Для всех дел есть правая рука — Антон.
— Губер сильно орал? — почесал переносицу помощник и невольно покосился на улицу.
— Сильно, — вздрогнул Федор и автоматически потянулся за бутылкой.
— Что сказал-то? — Антон быстро обогнул стол, задвинул верхний ящик своим крепким бедром и для верности подпер его задницей. Федор плотоядно облапал закрытый стол глазами и насупился. Можно было и повоевать с Антоном. Если бы Феде не было так лень… Он несчастно вздохнул и откинулся в кресле.
— Что сказал-что сказал! Сказал ликвидировать проблему! — пробурчал он.
— И как ты собираешься ликвидировать… — Антон кивнул в сторону окна, — проблему?
— Слушай, — понизил голос Федя, — а давай наша проблема сломает себе чего-нибудь? Ну он же реально задолбал!
— Чего? — напрягся заместитель.
— Ну не знаю… мне придумывать лень. Давай сам! Что там можно сломать, чтобы проблему ликвидировать? Чтобы не до всего было? Ноги? — вяло пожал плечами Федя.
— Ты совсем сдурел? — ласково спросил Антон, складывая руки на груди. — Это после встречи с губером? Да нас газетчики с говном сожрут! Весь город же в курсе! Ржут от мала до велика не переставая уже полгода.
— Ну, а что тогда? — заныл Федя, пытаясь состроить жалобную моську и всем своим видом взывая к Антону о сочувствии, но тот лишь равнодушно пожал плечами. Потом шумно выдохнул и, резко сорвавшись с места, вновь подошел к окну. Федор технично воспользовался случаем и, высвободив из заточения бутылку, набулькал себе в чашку про запас.
— А то, что огребем мы теперь по полной, — сообщил Антон, снова и снова сканируя проблему.
Проблема стояла там же, где и всегда: прямо напротив крыльца и гордо держала перед собой небольшой плакатик, на котором было аккуратно выведено: «Мэр — лентяй, позор для города!». Проблему звали Всеволод Петрович Марченко, и приходил он к мэрии каждый день, как на работу, уже полгода как. Останавливался на одном и том же месте, гордо расправив широкие плечи, и стоял там сутки напролет, привлекая к себе ненужное внимание общественности. Поводы у него были разными и каждый раз железными. Первый раз дело касалось какой-то несчастной выбоины на все той же улице со спорным названием, которую половина городка называла по-новому Приозерной, а старики Сталинградской. Выбоину оставили коммунальщики после устранения аварии на трубопроводе, потому что в их обязанности входил ремонт, собственно, трубопровода, но никак не дорог. Так что они покидали инструменты в грузовик и отчалили, кое-как засыпав выбоину грунтом. Землю, естественно, размыло при первом же сильном ливне. Выбоина гордо обнажилась и осталась дожидаться встречи с невнимательным Марченко, который летел в свою комнату в коммуналке к забитому книжному шкафу, как пылкий влюбленный на свидание. Встреча выбоины с его подержанной Хондой была неизбежна, последствия удручающие, особенно для кармана бюджетника: переднее правое колесо, бампер, подвеска и трансмиссия. Поняв, что от дорожных служб компенсации не дождется, Марченко выбрал единственный доступный ему способ — стал осаждать мэрию каждый божий день. Его гоняли ментами, угрожали, но быстро выяснилось, что Марченко упертый баран и ничем не пробиваем. Дальше поводов ходить к мэрии у Марченко прибавилось, потому что дело коснулось областного краеведческого музея, в котором Марченко работал младшим научным сотрудником. К слову сказать, в музей давно никто не ходил. На что там смотреть? На седое от пыли, побитое молью чучело рыси? Или на экспозицию под названием: «Личные вещи Героя Советского Союза разведчика Яблочкина», включающую в себя котелок, ржавый гвоздь и каску с отверстием от пули, оборвавшей геройскую жизнь; больше добра за прожитые годы разведчик, видимо, не нажил. А вот стоял музей в самом центре, на площади, прямо напротив мэрии — прекрасное место для торгового комплекса. Ведь и пользы от шопинга больше, и прибыли. Антон Порывайло как хуй к носу прикинул, так все и решил. Один такой проект, и можно виллу на Мальдивах покупать, ну, а Федору все равно было, он подмахивал все, что Антон ему на подпись подсовывал, не глядя. С директором музея, шустрым мелким жуликоватым мужичком, похожим на суслика из экспозиции о дикой степной жизни, быстро договорились. Инвесторов в Москве нашли. Все было на мази, настроение прекрасное, каталоги с виллами заваливали весь кухонный стол Антона, а тут Марченко — активист, заноза в заднице и так весомо взбудораженный повреждениями в своей любимой Хонде. И как результат — единственный несогласный в этой идеальной схеме. Протестовать приходил молча, стоял весь день, даже в дикий холод. Теперь не только, чтобы вынудить выбоину на Приозерной закатать, но и отстоять родной музей от закрытия и спасти рысь с дырявой каской.
Ну и когда выяснилось, что Марченко до кучи дипломированный эколог и выступает против разработки золотого рудника на местной горе Аулар, который якобы нанесет «непоправимый урон окружающей среде», уже никто не удивился. Семь бед — один ответ, а в каждом уважающем себя городе должна таки быть оппозиция.
Поначалу от Марченко все отмахивались и не придавали его протестам значения — ну постоит и уйдет. Но парень был молодым, горячим и упертым идеалистом. Он, по слухам, не только интересы чучел в музее отстаивал, за экологию ратовал и дорожно-коммунальным службам кровь пил, он еще и на несанкционированный митинг в поддержку гей-меньшинств народ подбивал. А кого там поддерживать? Из всех гей-меньшинств в Нижнепыжменске одна баба Маша, которая в своей квартире на первом этаже шторы вывесила радужного колера. Занималась, стало быть, пропагандой гомосексуализма. Вот к ней-то ОМОН и выехал. Шторы сорвали, бабку до инфаркта довели, на этом геи в Нижнепыжменске закончились. Ну, кроме пидораса Марченко. Почему пидораса? Поскольку от денег отказался, которые Антон ему предлагал, смирившись с тем, что в истории о прекрасном превращении гадкого города Нижнепыжменска в прекрасный процветающий дотационно-привлекательный центр появилась нехилая тыква в виде диссидента Марченко. Антон к нему всей душой. Сам пошел тому навстречу и привел в личной беседе весомые аргументы в денежном эквиваленте. Но был послан по матушке: Марченко денег не взял — гордость ученого бесценна, видите ли. Так и продолжал стоять молчаливым укором, взывая к высшей власти в лице мэра Леня, чтобы вмешалась и навела порядок.
