Прошло несколько месяцев, в течение которых всё шло своим чередом – Эля продолжала собирать урожай из откликов лучших университетов мира, а Марина – в свободное от будней топ-менеджера время – пыталась добиться от дочери определенности в выборе ВУЗа. От Нади, как и предполагала Марина, не пришло больше ни весточки о планах её сыночка, и быть поводом для волнения его потенциальный приезд в семье мамы и дочки давно уже перестал. Но вдруг, в начале лета, когда горожанам казалось, что впереди целая жизнь, а всё вокруг было молодо, свежо и зелено, вдруг Надя объявилась вновь – на этот раз она смогла дозвониться только к Марине домой и объяснила ситуацию Эльвире. Да, Боря приедет. Совсем скоро, уже такого-то числа. Он остановится у них на две недели, не больше, и, кроме своего угла, ему больше ничего не нужно. Об опасностях и коварствах города Москвы Борис в полной мере осведомлён, равно как и о правах и обязанностях положения гостя. Он с нетерпением ждёт встречи и будет рад познакомиться с Элей, а также надеется причинить как можно меньше неудобств и напротив, по возможности, оказать ту или иную помощь.

– Мы тоже очень ждём Борю! – сказала Эля. – Он нам ничем не помешает. Наоборот, веселее будет.

– Хорошо, Элечка. И ты к нам как-нибудь приезжай.

Марину эта новость обескуражила. Во-первых, как это она могла ошибиться в своём предсказании? Ведь Надя и раньше могла ляпнуть что-нибудь далекоидущее, но ни за постройку нового дома, ни даже за похудение она так и не взялась. Почему же именно Борино поступление, казавшееся Марине мифическим, оказалось реальным, вопреки безынициативному, склонному к пустым мечтаниям характеру сестры? Затем, и это самое удивительное, Марина испытала нечто, похожее на зависть и ревность – ревность к успеху. Таланты и достижения Эли вдруг как-то померкли в глазах Марины, стали казаться ей уязвимыми пред напором кировского абитуриента. Если даже такой тип может позволить себе поступление в ВУЗ, то, может, и не так особенны результаты Эли? И пока её дочь пребывает будто в летаргии, неспособная определиться с университетом, Боря нахрапом возьмёт то, что, как он думает, ему причитается. Марина начинала сомневаться в ценности талантов и трудолюбия. Быть предприимчивым и наглым – вот всё, что, по-видимому, важно для хорошей карьеры. Как бы годы и силы, потраченные Эльвирой на честное и трудоёмкое ученье, не оказались памятником житейской наивности. Марина вызвала дочь на разговор.

– Эля, я хочу, чтобы ты наконец решила, куда будешь поступать. – сказала взволнованная мама. – Если не совершить выбор, можно остаться ни с чем.

– Мама… Это так сложно! – ответила Эля. – Все университеты такие чудесные.

– Эля! – Марина повысила голос. – Я даю тебе неделю. Это твоя главная задача сейчас. От этого всё зависит.

– Что зависит, мам?

– Эля!

О своей горячности Марина пожалела ещё тем же вечером, когда читала книгу по бизнес-эффективности на балконе квартиры. Она поняла, что Надина весть впечатлила её гораздо сильнее, чем то было бы сообразно. Маловероятно, что, спохватившись так поздно, Боря достигнет высот Эли. Ведь путь в Берлинский ему всё-таки заказан. Просто она сама, Марина, была принуждена жизнью узнать о конкуренции всё и, если и добилась какого-то положения, то только потому, что боролась за своё место изо всех сил. Никакой катастрофы пока что не произошло, но ей стоит помочь Эле сделать решающий шаг. Теперь она будет внимательнее следить за развитием событий, и спасибо за это Борису.

Его приезд влёк за собой вопросы также практического характера, и Марина расстраивалась этому, потому что ценила своё время. Как от сердца она оторвала часы, которые пришлось потратить на приготовления. Первым делом она решила выбрать для Бори комнату и, пожалуй, впервые пожалела о том, что было из чего выбирать – в их квартире пять из семи комнат пустовали. Сначала она хотела расположить гостя рядом с собой, чтобы по возможности быть в курсе его перемещений. Но затем она почему-то решила, что контроль только распалит авантюризм этого юноши и, может быть, будет лучше продемонстрировать ему своё доверие, заселив в комнату, посредине между её собственной и Эльвириной. Марина долго не могла решить и обратилась за советом к Эле. Та удивила маму, предложив определить Бориса по соседству с ней – им-де надо подружиться, и что, как не сознание близости, этому поспособствует? Марина была заинтригована – что же в этой наивной девочке Эле всё-таки хочет оказаться рядом с мужчиной? Она предложила дочери хотя бы установить замки на двери её комнаты, но Эля посмотрела на маму глазами, полными непонимания, и тем вынудила отказаться от возведения барьеров.

– Ну ладно, Эля. – сказала Марина. – Теперь нам надо перетащить туда диван и освободить шкаф.

– Хорошо, мама, давай. – ответила Эля.

Боря приехал в субботу. Чтобы встретить его на вокзале, Марине пришлось отменить и пробежку, и плавание. По выходным её водитель отдыхал, и, нажимая на педали своего БМВ, Марина сожалела о том, что это её единственная физическая нагрузка за день. Всё шло наперекосяк из-за приезда племянника, и Марина никак не могла найти в себе сил порадоваться его появлению. Раньше времени зайдя на платформу, она тоскливо сидела на лавочке, думая о том, как, несмотря на отсутствие всякого интереса, продемонстрировать Борису приязнь и расположение. Родственные связи не вызывали – сами по себе – в Марине особых чувств, и она пыталась понять, почему. Мысль её двигалась очень вяло тем утром, и ответа ни на один из вопросов она так и не нашла. Поезд прибыл по расписанию, и Марина заглядывала в проплывавшие мимо неё окна состава с волнением, вызванным боязнью обнаружить в Борисе кого-то уж совсем непотребного. Но ей пришлось отыскать нужный вагон, чтобы встретить племянника, и Марина имела десяток секунд, чтобы оценить Борю, пока он суетился под тяжестью чемодана. Ей почему-то бросились в глаза его уши – огромные, оттопыренные, рельефные, на них будто не хватало кожи. Такого же размера глаза, казалось, пожирали чемодан, а увеличенные зрачки выдавали в Боре то ли наркомана, то ли безумца. И самое неприятное, чудовищная асимметрия лица, правый уголок его губ вздымался едва ли не до уровня носа. Движения Бори иначе, как нервными, было не назвать. Впрочем, всё это производило скорее комичное впечатление. Преодолевая сильное сопротивление, Марина подошла к нему.

– Боря, привет! – сказала она. – Это я, твоя тётя Марина!

– О, приветствую, приветствую! – ответил Боря.

– Как ты добрался?

– Нормально, но дико скучно. Только плеер спасал.

– Ну ничего. – сказала Марина. – В Москве ведь у тебя будет много дел?

– Это точно. – ответил Боря. – А сейчас я бы перекусил.

Ну конечно, ей следовало этого ожидать. Ведь Надя сделала из еды целый культ, и если этот ребёнок ещё не растолстел, то только благодаря исключительному обмену веществ. Но привычки его уже подчинены животу и, главное, лишены всякого вкуса. Есть на вокзале – сколько она уже такое не практиковала? Сидя за безыскусным столиком в приглянувшейся Борису пельменной, поставив ноги на его грязненький чемодан, она предалась воспоминаниям. Кажется, когда они с её первым ухажёром ездили на дачу, он притащил её в похожее место. Но тогда она была даже рада – и чему только? Марине стало не по себе от того, как бывают наивны молодые девушки. Борис съест такую и не подавится. Вот и пельмени он поглощал с каким-то остервенением. Хорошо, подумала Марина, назовём это «аппетит». Но как же отвыкла она от этих естественных и, главное, неотёсанно-мужских проявлений. Марина почувствовала себя будто бы на экскурсии в зоопарк. И ей стало стыдно из-за таких сравнений.

По дороге домой они немного поговорили. Всё Борино любопытство сконцентрировалось в вопросе тётиного автомобиля. Она объяснила ему, что для города это нормально, никакой роскоши, каждый, кто имеет голову на плечах и силы, чтобы трудиться, заработает себе на такую. Но Борису было сложно себе такое представить. Он, похоже, ещё не созрел для понимания того, что значит двигаться к цели. В его мире машина появлялась у человека сразу, как только он этого пожелает. Или не появлялась. Поэтому Марина казалась ему существом какого-то волшебного – или воровского, может, – свойства. В его голосе слышались и обида, и недоверие. Почему его мама совсем другая, почему у неё нет не то что такого автомобиля, а даже хорошей швейной машинки? Почему эта женщина вызывает в нём уважением и зависть, пусть он от этого и злится, а его мама – только пренебрежение? И если уж бывают такие разные люди, то точно ли они могут быть родственниками, родными сёстрами? Может быть, произошла ужасная ошибка и за его тётю себя выдаёт совсем другая женщина? А если даже всё верно, то стоит ли это родство тех неприятных чувств, которые он переживает? Не лучше ли им поскорее забыть друг о друге?