– Ладно, – вздохнула Кара. – Значит будем справляться без Стефана, куда деваться. Спасибо за информацию, дорогой. По крайней мере, не буду о нём беспокоиться. Жив-здоров и не по доброй воле нас бросил, уже хорошо.

– А ты сомневалась?

– Естественно я сомневалась! Работа, понимаешь, такая. Надо на всякий случай всегда сомневаться во всём.

– Не советую, – серьёзно сказал ей Нёхиси. – Ты, конечно, родилась на изнанке этой реальности, а всё-таки человек. Вы там примерно такие же люди, как здешние, только в иных обстоятельствах, в более благоприятной среде. А людям сомнения не на пользу. Они искажают реальность в нежелательном для вас самих направлении. Вам, по-хорошему, вера нужна. Вот мне, – внезапно оживился он, – как раз не помешало бы однажды испытать сомнение! Просто в силу полной невозможности такой постановки вопроса. Много не надо, но пара-тройка сомнений мне совершенно точно не повредит!

Кара улыбнулась, хотя ей было не слишком весело. Но Нёхиси есть Нёхиси, поди рядом с ним загрусти.

Нёхиси, меж тем, поднялся с явным намерением уходить. Подмигнул Каре:

– Ты там на своей работе особо не надрывайся. К Тони давай заходи. Я тебя там давно не встречал, и это совсем не дело. Работа нужна как дополнительное развлечение, а не чтобы все остальные удовольствия из-за неё упускать. Тем более, что здесь удовольствия тоже работа. Ещё неизвестно, какая нужней! В этом городе обязательно надо часто встречаться с друзьями. Трепаться, смеяться, обниматься и выпивать гораздо важней, чем разгонять этих ваших смешных чудовищ. Он это любит больше всего.

– Кто, город?

– Да, – кивнул Нёхиси. – Именно так этот город себе представляет счастье – быть вместе, играть, развлекаться, дружить, помогать друг другу, когда понадобится. И меня всему этому научил.

– Тебя научил? – изумилась Кара. – Я думала, всемогущие и так всё могут.

– Да могут, конечно. В потенциале. А на практике нужно сперва догадаться, что такое бывает, а потом уже мочь. Для меня удивительной и чудесной оказалась сама постановка вопроса. Что можно быть с кем-то «вместе», мне бы раньше просто в голову не пришло. А оказалось, отличное развлечение, лучшая в мире игра! Не попался бы я в своё время в ловушку Стефана, много бы потерял.

Когда Кара вошла в свою гостиную, сперва её не узнала. Вот что значит собрать в одном помещении четырнадцать человек. Вся её оперативная группа кроме Агаты, которая в отпуске, и Стефановы сотрудники – Альгирдас, Таня, Ари, Саша и Анджей с неправильным пропуском, остальные, видимо, на дежурстве. То есть, бдительно и деятельно спят, охраняя жителей города от тех неприятностей, ужасов и чудовищ, которые населяют их сновидения. Пожалуй, в ближайшее время, – мрачно подумала Кара, – эти страшные сны станут наименьшей из наших проблем.

– Вино принесли? – спросила она с порога. – Шесть бутылок? Отлично, живём. Открывайте давайте, все сразу, у меня есть очень большая кастрюля, сварю сейчас нам глинтвейн. Такой холоднющей ночью именно то что надо. Выпьем за Стефана. Он слава богу, в полном порядке, просто дома сидит.

– Дома сидит? – изумлённо переспросила Таня. – Дома? Он?!

– Ага. У него калитка сломалась. Застрял во времени, выйдет не когда пожелает, а как получится. Ни черта в этой вашей антинаучной фантастике не понимаю, но Нёхиси так сказал. Ладно, Стефан есть Стефан, выкрутится. Придумает что-нибудь. Вернее, уже придумал, он же в прошлом застрял, а не в будущем. Вернётся, узнаем, что.

– Трындец, – вздохнул Альгирдас, озвучив таким образом общее мнение.

– Да не то слово, – согласилась Кара. – Самый жирный трындец сезона себе захапали. Мы чемпионы. Shitbusters[11]. Охотники на трындец.

С начала весны Эва жила как в тумане; на самом деле, не «как», это и был туман, только застилал не глаза и даже не мысли, а восприятие происходящего, отменял не ясность, а значимость. Всё не важно, меня не касается, всё равно, чем теперь заниматься, как проводить время, кем, какой быть – переписываться с заказчиками, или бережно провожать в неведомое страдальцев, умерших больше полувека назад, или сидеть в парикмахерской, или обниматься с галлюцинацией, примерещившейся в который по счёту раз, или разговаривать с мамой по скайпу, или плакать от самой непонятного счастья на краю Бернардинского кладбища, на руинах одной из безымянных могил, или пить кофе с подружками, или есть котлеты в компании духов и оборотней, или покупать в супермаркете пять кило муки наваждению, которое позвонило по обычному городскому номеру: «Выручай, дорогая, мы сегодня в двух шагах от твоей работы, а я не успеваю выскочить в магазин». Всё очень мило, ничего не имеет значения, просто такая жизнь. Но пусть происходит, пусть будет, остаётся и прирастает подробностями, потому что любое событие и явление кажется очень красивым, гармоничным, самодостаточным, когда смотришь и слушаешь, проживаешь их сквозь этот туман.

Важным казался сейчас только отпуск, назначенный на апрель. Вот он по-прежнему имел значение, ослепительный, затмевающий все остальные смысл. Отпуск на изнанке реальности! В несуществующем мире; ладно, условно не существующем, с точки зрения нормальных людей. И не просто очередная прогулка с подружкой по уже более-менее знакомому потустороннему городу и его кабакам, а долгая поездка через какие-то галлюциногенные территории хаоса в загадочный Элливаль. Причём не развлечения ради, а по личному приглашению тамошнего мёртвого жреца, – на этом месте можно начинать истерически хохотать.

Впрочем, истерически Эва хохотала только однажды – когда узнала из новостей, что из-за карантина внезапно захлопнулись границы между всеми странами, и у кучи народу накрылись запланированные отпуска. Вроде, никогда не была ни особо предусмотрительной, ни везучей в житейских делах, наоборот, как мама часто шутила: «бедному жениться – ночь коротка». Но отпуск у тёплого моря в другом измерении очень своевременно себе организовала. Хитренькая какая! – смеясь, говорила она Каре, которая каким-то чудом сбежала с работы ради пикника у реки, и Иоганну-Георгу, который в тот вечер любезно им примерещился с бутылкой муската в прибрежных кустах.

Чем ближе становился этот немыслимый отпуск, тем глубже Эва погружалась в туман, который делал её повседневную жизнь похожей на сон, и это, конечно, было настоящим спасением. Во сне ещё и не такое возможно. Значит, спим дальше. Иди к чёрту, явь.

/Гест говорил ей: этот туман – лучшее, что могло с тобою случиться. Это туман перехода, милосердный пограничный туман. Ум мутится ровно настолько, чтобы ты с него не сошла.

Гест говорил ей: ты сейчас переходишь границу, которая пролегает между тобой и тобой. Между человеком, которым ты здесь родилась, и существом, которым когда-нибудь станешь. А вот прямо сейчас ты – само превращение. Не столько персона, сколько процесс.

Гест говорил ей: на самом деле, это прекрасный период. Ты представить не можешь, с какой нежностью будешь потом его вспоминать. Будь моя воля, я бы каждый день превращался во что-то иное, ради радости быть процессом. Но так часто почему-то нельзя.

Гест говорил ей: не тревожься, чем бы дело ни кончилось, самое страшное с тобой не случится. Прежней девочкой Эвой, которая может пойти на попятную и отказаться от своей чудесной судьбы, ты уже никогда не станешь. Дороги назад больше нет.

А когда Эва холодела от этого «нет», Гест улыбался и гладил её по голове. Его прикосновение было даже лучше тумана, или оно само и было туманом, или Эва в такие моменты вся целиком становилось пограничным туманом, и больше уже никем./

Впрочем, туман туманом, но с текущей работой как-то справлялась и порядок в доме худо-бедно поддерживала, и ежедневно утешала по скайпу и вайберу перепуганных новостями маму с сестрой. И чемодан собирала – не торопясь, заранее, вдумчиво, дотошно расспрашивая Кару о капризах элливальской погоды. Даже купальник взяла. И предусмотрительно наврала всем заинтересованным лицам про грядущую информационную интоксикацию, что в отпуске якобы по совету психолога отключит все средства коммуникации, не только интернет. Удивительно, но враньё зашло как по маслу, даже мама горячо поддержала идею: давно пора! В этом смысле, времена сейчас довольно удобные, твори что угодно, главное не забудь объяснить окружающим, что это не сдуру, не для собственного удовольствия, а психолог за деньги рекомендовал.