Он двинул бровями.

– Оставь меня, проживи следующий год счастливо, не носись по этим центрам, не лечи меня, не пытайся.

– Что ты говоришь?

– Я постараюсь прожить свои сто дней счастливо, ведь у меня такая замечательная семья.

– Ты бредишь, – он не хотел верить и заставил меня замолчать поцелуем.

– Я так хочу, – я снова заговорила, – я хочу, чтобы ты прекратил тратить свою жизнь впустую. Давай воспитаем детей как следует, обратим энергию на твои цели. Какие твои цели? – шептала я, – я даже не знаю твоих целей, мы все время говорим об этой чертовой болезни!

– Ты моя цель, перестань. У нас не будет детей, пока ты не будешь помнить все.

– Ты говоришь так, потому что я так сказала, но теперь я говорю иначе, я хочу, чтобы ты жил счастливо. К тому же, я уже все помню.

Мои глаза наполнились слезами.

– Что ты помнишь? Как я возил тебя к рекам Хейзала, или как мы делали пристрой к дому твоего отца?

Я закрыла глаза, конечно, я этого не помнила.

– Вот и не говори мне, – они прижал меня сильнее и заставил заснуть, чтобы я еще чего не сказала.

В тридцать два Эльзир подарил мне фотоальбом. Про год радости, и боли одновременно. Я увидела свое лицо. А еще, я проснулась с немного полным животом.

– Это мой подарок, – произнес он, целуя мои руки.

Я ощупала свое изменившееся тело. Минут десять разглядывала его в зеркало.

Странное чувство, мне снилось, что у меня есть дети. И вся жизнь перед глазами проходит, но я все равно просыпаюсь восемнадцатилетней девчонкой, от дня рождения которой прошло пятнадцать лет и не могу понять, за что мне это.

– Чего ты хочешь в этом году, Шерн? Скажи, я исполню.

– Будешь моим Дедом Морозом?

– Для тебя я стану Дедом гораздо раньше, дорогая.

Я не мечтала слышать эти слова когда-либо. Он и сам пожалел, что произнес их.

Вскоре он и стал дедом. И на каждый Новый год он приносил мне значимые подарки. В основном, видео, фотографии, настоящие предметы и сувениры из прожитых мною жизней, которые по каре господней я не могла помнить.

На сотый день я действительно испытала счастье, но мой муж сказал, что я стала счастливой уже в год рождения нашего первенца.

Значит, все это время я была несчастна только по два дня в году? Самых важных для нас обоих? И я все портила.

Тогда я сказала Эльзиру:

– На самом деле я чувствовала счастье, просто не знала об этом, самое большое счастье дочери и жены, но не помнила этого. Хотя, мне стоило просто быть, потому что я прекрасно знала и видела, что вы делали для меня.

Эльзир обнял меня. В тот год мне приснилось, что он умер раньше меня, и с тех пор я стала несчастна.

Но мы прожили еще десять дней-лет. И наши и дети, и внуки не давали мне забывать о том. Меня переполнила благодарность, по-настоящему.

К концу жизни я ничего не сделала, но владела многим. Мои родные сделали для меня все, а я должна была отблагодарить их своей радостью и счастьем в ответ на этот дар. Что я и сделала. И умерла счастливой.

Из дымоходной трубы вышел пар в зимнее небо. Тяжелый черный шлейф выхлопов растянулся вслед за ней.

Небо серело с каждым мгновением, и утром не стало светлей.

Мать разглядывала ладони Ольхи, водила большим пальцем по линиям на руке дочери:

– Откуда у тебя эти дырки на руках?

– Мне приснилось, что руки пробивают гвоздями, а теперь это.

– О, господи-господи, – застонала мать, держась за бока. Она прижалась к шкафчику на кухне, заплела небрежный хвост.

– Поедем в храм.

– Мы уже там были.

– Поедем.

Но в этот день были пробки, так как все готовились к празднику.

– Ольха, Хвоя, вы приготовили письма Деду Морозу?

– Да! – девочки выбежали из комнаты и изящно заскользили на шерстяных носках по ламинату.

Мать заправила спортивную футболку в штаны и положила письма в самодельный почтовый ящик. «Вот так» – приговаривала она.

– Подарки! – кричали девочки, а потом убежали к себе в комнату. Шая развернула письма исподтишка.

«Я хочу, чтобы синяков больше не было. Хвоя».

Ольха: «Я желаю справить Новый год с папой».

Шая сползла вниз по кухонной стене; ее плечи едва заметно колыхались, бросая лунную тень на холодильник.

***

Новогоднее утро Шая проспала, так как всю ночь она промучилась без сна.

Хвоя зашла в комнату, передвигаясь на ощупь.

– Мама, я ослепла.

– Пресвятая дева, – мать достала икону с тумбочки и приложила ко лбу, чтобы снять жар, – ваш отец опоздал на самолет. Он не сможет отметить с нами праздник.

Она добавила одними губами: «И пропустит всю нашу жизнь».

– О нет, – Ольха стояла в дверях, касаясь сестринской спины.

Через час Шая причитала мужу в трубку:

– Ты всего лишь опоздал, а девочки вместо подарков получили на Новый год слепоту и христовы метки!

– Шай, ты преувеличиваешь. Расслабься.

– Это ты больше не приезжай, но отдыха я тебе не пожелаю.

Она считала своим основным талантом – уметь бросить до того, как тебя уже бросили.

– Отвези их в больницу. Хотя бы, – предложил он.

– Им не помогут, Джигнидад. Мы умираем, и ты ничего не сделаешь.

Шая положила трубку, и отец и правда ничего не сделал, потому что билеты дорого стоили.

На следующий день она выслала ему документы на развод, которые он не подписал, потому что пропал без вести в джунглях Яктиробы. Лишь друг его приехал, чтобы успокоить потенциальную вдову и остался. После разорения компании групп «Элрондии» он искал любую возможность пригодиться, как палочка-выручалочка.

***

Шая быстро привыкла, а затем и полюбила своего нового мужа, Симбо. Он проявлял заботу и терпение. Но, самое главное, он помогал ей с ее девочками.

С первых дней она его предупредила.

– Симбо, запомни, мы очень религиозная семья, но нас испытывают. Мои дочери – ангелы – но их мучают каждый день. Меня не трогают, а ты – еще под вопросом. Но, если тебе действительно важно здесь находиться – мы все преодолеем.

После того, как их квартиру затапливали соседи три раза на неделе, хотя квартира находилась на верхнем этаже. После того, как двери сами собой закрывались и открывались, а у девочек пропадали или появлялись новые конечности, волосы, или "метки", Симбо спросил:

– Может, все дело в доме. Я устроился в вышку «Кэрга Пятого», давайте переедем.

– Нет, дело не в доме, – Шая перестала накладывать начинку в утренние бутерброды, вытерла пот со лба, – ты хочешь покинуть нас? Я не буду осуждать.

– Что-то надо предпринять, только и всего, – предложил Симбо, когда ему любезно размешали какао чайной ложкой. Он поблагодарил, тяжело вздохнул.

– Они все меньше стесняются, – заметила мать, кивая на висящие в воздухе ложки, стулья, которые двигались в направлении людей, чтобы им услужить.

– Давай пригласим экзорцистов.

Его плечи дернулись то ли от сквозняка, то ли в поддержку нерешительным словам.

– Изгонять демонов из кого? Ко мне они не пристают, девочки спокойны. Как только приходят чужие люди, эти вещи стихают и квартира нормальная. Стоит только намекнуть, что пришедший сюда человек будет не чужим, а причастным – вся нечисть тут же вылупляется.

Шая негодовала. Симбо встал и размял ей плечи.

Прошел год с тех пор, как Джигнидад бросил ее, с тех пор как девочки впервые не отметили Новый год.

– Я хочу, чтобы у них был настоящий праздник, – плакала Шая, – хоть раз в год пусть эта нечисть позволит нам побыть счастливыми!

– Хорошо, я что-нибудь придумаю, – пообещал Симбо.

Он не знал, что и думать, но он так привык к этим женщинам и полюбил их.

Он пошел в самую дальнюю комнату, которую они не обжили – коморка полагалась нечисти: там она могла отрываться по полной.

Дверь ему открыли, и он, нервничая, сел на стул. Ждать можно было чего угодно.