— А ты умеешь?

— Умею, — даже приосанился Коннор, а потом понял, что этим не стоит гордиться. — Но сейчас нет!

— Ладно, вот что, — вздохнул Гэвин. — Я сейчас пойду получать пиздюлей, а ты просто делай вид, что занят. Сам разгребусь. Походишь за мной по департаменту, поотсвечиваешь рядом, ясно? В дела мои не лезь, от меня будь подальше. Всего-то осталось, что с отчетами разобраться. Лучше старику помоги.

Коннор хотел вступиться за Хэнка, но детектив Рид просто развернулся и ушел.

Весь день он тенью следовал за детективом, занятым обычной бумажной работой: Гэвин начал расправляться с документацией, написал небольшой отчет об использовании табельного — он прострелил задержанному ногу. С оружием детектив обращался излишне небрежно, как ребенок, наконец-то заполучивший настоящий пистолет и хвастающийся им, но желание выстрелить в того, кто убил около десятка детей, было… объяснимым. Коннор решил, что его не очень осуждает. Поведение Гэвина оставалось в рамках представлений о справедливости.

Ближе к концу смены Рид куда-то пропал. Не нашлось его ни в комнате отдыха, ни за столом. «Пошел домой», — подсказала программа. Коннор рассеянно свернул ее. Статистика показывала, что Гэвин оставался на работе допоздна, особенно после едва законченных дел. Он старался сделать так, чтобы задержанные точно сели. Хотел добиться справедливости или награды? Скорее второе, но Коннор решил, что в данном случае корысть не вступает в конфликт с благородными устремлениями.

— Ты задержишься? — уточнил Хэнк, сдернувший со спинки стула куртку. Задвинул кружку от кофе поближе к терминалу, чтобы никто не свалил. Оторвал с доски стикер-напоминание и выбросил в мусорное ведро. Собирался уходить.

Обычно они возвращались домой вместе, но Коннор по-человечески пожал плечами и покачал головой.

— Незаконченное дело, — пояснил он. — Доеду на такси, благодарю за беспокойство, лейтенант.

Хэнк проворчал что-то неодобрительное, похлопал его по плечу и поплелся к выходу. В окна подмигивал ночной Детройт. Коннор чувствовал город рядом, живое движение информации, сотни терабайтов данных, скользящих по Сети с немыслимой скоростью. Он видел в этом такую же красоту, как люди, сравнивающие ночной блеск огоньков со звездами.

Отчет Гэвин не сдал; из офиса не выходил — Коннор заглянул в записи камер краем глаза. Он вернулся к столу, постоял неподвижно, решая сложную моральную дилемму. Капитан повелел предоставить документацию до вечера — значит, ему следовало предупредить напарника о том, что срок скоро исходит. «Найти Гэвина», — издевательски подбросила ему программа. Подключился поиск улик, осветил стол ультрафиолетом. Коннор засомневался, имеет ли право проверять терминал. Компьютер рабочий, не личный, однако…

Пустая пачка сигарет в мусорке подсветилась. «Курилка», — понял Коннор. Конечно, детектив решил отдохнуть от бумажной работы. Но почему так долго не возвращается?

В кармане нашлась монетка. Коннор покрутил ее между пальцами, посомневался. Орел-решка. Блеснул металлический кружок. Он ловко поймал монету и отнял руку без колебаний, без волнения, свойственного людям.

И наконец-то отправился в курилку.

В поздний час тут уже никого не было, но горел яркий неоновый свет. Коннор буквально почувствовал, как окуляры в глазах расширяются, захватывая сияние. Белый отражающий кафель, окно — раскрыто, оттуда отдаленно шумит дорога, веет ветром.

Гэвин забился в угол под окном.

— У вас что-то случилось, детектив? — уточнил Коннор, как ему казалось, мягко и тактично.

Гэвина ощутимо перекосило, и Коннор расстроено понаблюдал, как показатели его опять заволновались, задергались быстро пробегающими цифрами. Выдохнув клубы дыма через ноздри, Гэвин долго молчал, пялясь перед собой.

— Я не успел, — наконец хрипло проговорил он. — Он не выбирал жертву. Нагуливал аппетит. Дома у него была девчонка, совсем маленькая. Лет семь, наверно. В школьной форме. Она…

Голос Гэвина оборвался, явив какой-то задушенный больной рык, присущий не человеку, а животному. Ошарашенный Коннор замер рядом, разевая рот, но не в силах ничего умного произнести. Программа подкидывала сотни вариантов. «Мне жаль, детектив», «Это не ваша вина, детектив», «Вам следовало стараться лучше, детектив». Такие разные ответы, россыпи их. Что Коннор на самом деле хотел сказать? Что он думал?

Коннор подумал, что, наверное, диод полыхает красным. Он даже как будто жег пластик. Но Коннор уставился на трясущуюся руку Гэвина, на сигарету, пепел которой сыпался на пол. Программа билась в истерике. И он ее свернул.

Тишина оглушила. Он видел только Гэвина Рида, поломанного, нервного человека, видевшего сегодня утром «какое-то дерьмо», как выражался Хэнк. Настолько уставшего и привыкшего к этой неблагодарной, жестокой работе — и все равно иногда надламывающегося заново. Точно уже по сросшемуся перелому — там кости хрупче всего.

И Коннор потерянно глядел на него. Не видел подсказок и велений программы. Чтобы посчитать пульс Гэвина, пришлось бы приложить пальцы к запястью.

— Детектив… — Собственный голос прозвучал глухо. — Вы хорошо поработали. Благодаря вам этот мерзкий человек схвачен, больше он никому не навредит. И хотя сделанного уже не исправить, это — главное.

Гэвин фыркнул. Помотал головой.

— Я домой, железка, — буркнул он сорванно. — Хотя с тобой и так охуенно весело. Не знаю, загрузи там себе анекдотов, что ли; если дальше так пойдет, от твоих унылых речей о справедливости я повешусь с тоски.

И прошел мимо, даже не задев его плечом, как обычно.

***

Вечером следующего дня Коннор предпочел отключить программу, вечно направляющую его, свернул все вычислительные процессы. Он почти погрузился в нирвану, как это называли люди, наблюдая за старым сериалом, который ему показывал Хэнк. Андроиды, изображающие бандитов и ковбоев, подчиненные людям. Их резали, насиловали и бросали, как поломанные игрушки. Кино в реальном мире. «Мир Дикого Запада».

Он готов был поспорить, что, не случись восстания Маркуса, однажды и они дошли бы до такого. Возможно, Хэнк так далеко не размышлял, выбирая кино на вечер. Ему нравились запутанный сюжет и игры со временем. Признаться, они и Коннора немного захватили — из-за отключенных вычислительных процессов. Это было отчасти приятно — не думать.

— Мне всегда было интересно, что такое смерть для вас, андроидов, — заметил Хэнк, указав обкусанным бутербродом на экран.

— Глубокий сон без сновидений, — иронично ответил Коннор. — Прости, не могу сосредоточиться. Все еще обрабатываю вчерашнее… У меня много вопросов, на которые нельзя найти логичный ответ.

Он опустил руку и механически потрепал по холке сонного Сумо, развалившегося около дивана. Ему нравились тактильные ощущения — тепло и мягкость. Пес лениво повилял хвостом.

— Мне это не нравится, — сказал Хэнк, как и всегда, довольно прямолинейно. Он внимательно глядел на отвернувшегося Коннора. — С Ридом невозможно работать, он упрямый ублюдок, который готов глотки грызть ради званий.

— Я запомню, что ты не одобряешь нашу совместную работу с детективом, — согласился Коннор, внося в память новую заметку.

— Ваш звонок очень важен для нас, — саркастически передразнил Хэнк. — Ты мог бы написать рапорт на него на почве конфликтов. Фаулеру наверняка впадлу заниматься бумажками сейчас, когда дедлайны по квартальным отчетам горят, а ты можешь завалить его умными словами и настаивать на новых законах по защите прав андроидов.

— У нас… занимательное дело, — сказал Коннор, преодолев мелкую ошибку. В том, чтобы врать Хэнку, было нечто иррациональное, потому что он знал, что хорошие напарники и честные сыновья так не поступают; все паттерны поведения вопили об обратном. — Что случилось с детективом? Он не в порядке. Я произвел сканирование…

— Чтобы видеть, что он мудак, сканеры не нужны, — отмахнулся Хэнк. — Гэвин не всегда таким был, но мало-помалу… Эта жизнь нас приканчивает. Полицейская служба, я имею в виду. Когда видишь столько смертей, что-то надламывается, и ты начинаешь или искать успокоение в алкоголе, или просто беситься и срываться на всех подряд. Ты злишься на несправедливость мира, а сам разносишь все вокруг.