Но антагонизм гораздо старше всего этого. «Бавария» разделила мнения – и очень сильно – задолго до того, как стала всепобеждающей державой. Еще в 1968 году, когда клуб не взял еще ни одного чемпионства, на Зеппа Майера напал болельщик после выездной игры против «Ганновера‐96». «Я убью тебя, баварская свинья!» – закричал мужчина, поднимая зонтик, чтобы ударить вратаря. (Майер вырубил его апперкотом.) В стране, чей футбол был настолько глубоко пропитан регионализмом, не говоря уже о провинциализме, учитывая, что Бундеслига была создана всего пять лет назад, было крайне необычно, чтобы команда, которая проехала 650 километров, тем не менее подвергалась физическим нападкам.

Даже публичные дебаты по поводу клуба не являются чем-то новым. Работая над этой книгой, я изучил бесчисленные номера журнала Kicker» почтенной библии немецкого футбола. Удивительно, насколько часто я сталкивался с горячими спорами между сторонниками клуба и недоброжелателями на страницах их писем задолго до того, как «Бавария» начала доминировать на немецкой сцене.

Когда я открыл номер от 20 мая 1974 года, я ожидал прочитать по крайней мере одну или две заметки, в которых хвалили клуб за то, что он несколькими днями ранее стал первым немецким клубом, выигравшим Кубок чемпионов. Вместо этого я нашел три письма читателей, все они были отправлены из Баварии, в которых горько жаловались на то, что все всегда придираются к «Баварии». Один мистер Эдуард Вейдлер, житель Пассау, написал: «Есть люди, которые будут использовать каждую мелочь, чтобы осуждать всю команду и даже весь совет директоров как неспортивных, заносчивых и подлых».

Я думаю, это доказывает, что старая немецкая футбольная мантра верна: вы либо любите «Баварию», либо ненавидите ее – середины нет. Или, может быть, это не совсем так, потому что в этой стране есть по крайней мере один человек, который пытался найти золотую середину. Потому, что это лучшее место, откуда можно рассказать их историю. И поскольку это чертовски интересная история, я сделал все возможное, чтобы ни любить, ни ненавидеть.

Он ходил пешком. Он делал это отчасти потому, что не был прирожденным великим бегуном. Он не был быстрым, он не был проворным, у него не было стремительного ускорения на решающих первых метрах. Он также не был элегантен. Некоторым людям казалось, что во время бега он выглядит неловко.

Однако это не было главной причиной, по которой он ходил пешком. В этой игре приходится бегать время от времени, даже если вы не очень быстры или проворны. И он не переживал по поводу того, как выглядит во время бега. В отличие от некоторых других членов команды, он родился без тени тщеславия.

Причина, по которой он ходил неуверенной походкой человека, который словно свернул не за тот угол и внезапно оказался в темном переулке, заключалась в том, что он был примерно в десяти шагах от центральной линии на половине поля соперника. Много лет спустя люди будут утверждать, что в клубе существовало правило, гласившее, что он никогда, никогда не должен пересекать линию центра поля. Конечно, это была чушь собачья. В этом сезоне он забил семь голов в чемпионате, и этого нельзя сделать, в течение девяноста минут оставаясь на своей половине поля.

Так что никакого такого правила не существовало. Но была одна инструкция. В ней говорилось, что, если последний защитник двинется вверх по полю, он должен будет остаться и прикрывать его. И этот либеро все время выдвигался вперед.

Он понял причину, лежащую в основе этой инструкции. В конце концов, помимо того, что он не был хорошим бегуном, он также не был и хорошим дриблером. Он не был известен своим пасом. Его техника удара по мячу была приличной, но не отличной. И хотя он чувствовал себя с мячом более комфортно, чем ему приписывали, безупречная техника не была его сильной стороной.

Если подумать, в чем тогда была его сильная сторона? Почему он был бесспорным членом и неотъемлемой частью команды, которая в этот самый момент была либо лучшей, либо второй на всем континенте?

Возможно потому, что он понимал инструкции и следовал им. Это было не то чтобы распространенное качество в команде. В команде был, по крайней мере, один признанный гений – вышеуказанный либеро, который делал все, что ему заблагорассудится (на поле, а иногда и вне поля), ни перед кем не отвечая. Еще был один одаренный вингер, который был настолько быстр, что часто просто улетал вперед и не беспокоился о том, что происходило позади него. Был эксцентричный левый защитник с пронзительными глазами, которому так нравилось противоречить, что он говорил вещи, в которые не верил, просто чтобы доказать, что он сам себе хозяин. Конечно, был еще и нападающий, величайший из когда-либо живших на этой планете. Одна из вещей, которая делала его великим, заключалась в том, что никогда нельзя было знать, где он появится, кроме того, что он окажется в правильном месте. Даже вратарь команды был непредсказуем – шут в хороший день, чокнутый – в плохой.

Он был в этой команде, потому что не был похож на них. На него можно было положиться, он знал свое место, он играл по правилам. Неудивительно, что многие другие однажды станут богатыми, знаменитыми и могущественными за гранью воображения, в то время как он каждое утро в шесть часов будет спокойно открывать свой магазин, чтобы продавать газеты и канцелярские товары.

Он оглянулся через левое плечо на последнего защитника. Как всегда, мяч был у него в ногах. Даже несмотря на то, что время истекало, либеро нельзя было торопить. Его пас, как всегда, был элегантным, неторопливым и точным. Однако в ситуации были две необычные вещи. Во-первых, либеро отпасовал мяч обратно почти в бровку. Всякий раз, когда кто-то другой делал такой прямой пас, либеро бормотал себе под нос, что ворота находятся в конце поля, а не сбоку. Пас, казалось, указывал на то, что после 90 минут футбола даже у последнего защитника закончились идеи.

Второй необычной особенностью этого паса было то, что либеро отдавал мяч ему. Обычно все было наоборот. Кто знает, может быть, последний защитник был так удивлен, увидев его здесь, что пас был просто его непроизвольным рефлексом.

Он на удивление ловко взял под контроль мяч правой ногой и перешел на рысь. Примерно в тридцати метрах от ворот он поднял голову. Перед ним было некоторое пространство, вероятно, потому, что игроки соперника знали, как он редко пересекал центральную линию, и не были уверены, атаковать его или нет. Он заметил величайшего нападающего из когда-либо живущих, стоящего в штрафной с поднятой правой рукой, желающего получить мяч.

Ему было интересно, сколько еще осталось времени. Он мог видеть часы на стадионе, но они показывали только время суток, а не минуты, оставшиеся в матче. Он рассчитывал, что через несколько секунд все закончится. Моргни глазом или двумя, и с этим несчастным поединком, наконец, было бы покончено. В каком-то смысле он был почти благодарен. Центрфорвард соперника был одним из тех быстрых, ловких парней, которые порой выставляли его в плохом свете. И сегодня вечером он выглядел очень плохо. Эта игра была одной из его худших за весь сезон.

Внезапно в его голове мелькнула мысль. Судья не собирался дуть в свисток, в то время как он бежал через центр поля, двигаясь вперед. Но что, если его остановят? Что, если он сделает пас? Это дало бы судье хороший повод закончить игру. Он посмотрел вниз и еще раз толкнул мяч правой ногой. Он больше не шел пешком и не трусил. Теперь он бежал. По причинам, которые он никогда не смог бы должным образом объяснить, он повернул свою сильную, мускулистую верхнюю часть тела и закинул правую ногу назад, как человек, который собирается нанести мощный удар с дальнего расстояния.

Он услышал крики ужаса. Он слышал, как величайший нападающий из когда-либо живущих, кричал, умоляя его не бить с такого расстояния с одиннадцатью парами ног между ним и воротами в самой важной игре в их жизни. Он заколебался лишь на долю секунды. Затем он проигнорировал инструкции, правила и крики и ударил по мячу так сильно, как только мог.