– Обычно бывают, – сказал Никонов. – А тут – пусто. Как будто испаряются.

– Я не испарюсь, – пообещала Лора и отправилась завтракать.

Никонов прихватил пакет с мусором и спустился во двор. Площадка с мусорными баками находилась на другом конце дома. Идя туда, Никонов увидел перед собой двух парней, которые, увлекшись рассматриванием картинок в телефоне, перегородили аллейку. В другое время он бы предупредил о своем приближении или, возможно, даже попросил бы вежливо уступить дорогу. Но не то настроение у него было, чтобы спускать каким-то молокососам. После ухода жены Никонов постоянно находился во взвинченном, взрывоопасном состоянии. Вместо того чтобы обойти парней по траве, он довольно грубо хлопнул одного из них по отставленному заду, а потом еще и подтолкнул, освобождая себе проход.

– У тебя языка нет, дядя? – завопил тот.

– Прет как танк! – поддержал его приятель. – Нажрался с утра!

Никонов сделал еще два шага и остановился. «Не оборачивайся, – сказал он себе. – Иди дальше, как будто ничего не услышал. Ничего особенного не произошло. Маленькое недоразумение. Мальчишкам обидно стало. Не обращай внимания».

Но они не были мальчишками. Обоим явно за двадцать, так что по всем параметрам они были мужчинами. Очень молодыми, но мужчинами.

Никонов обернулся. Тот парень, которого он подвинул, направлялся к машине. Из открытой двери доносился монотонный речитатив, положенный на нехитрый повторяющийся мотивчик. Второй стоял на месте, сжав кулаки. Он был в полосатой трикотажной рубахе и желтых шортах. Его приятель, разумеется, тоже носил шорты и шлепки, по-семейному так, не парясь. А тачка у них была красивая и дорогая. И вряд ли они заработали ее честным трудом.

Никонов со своим мусорным мешком в руке выглядел в глазах этих двоих жалким старым неудачником. Лохом. Он остро почувствовал это и взбеленился, потому что отчасти это было правдой. Он не имел хорошей машины, от него сбежала жена, на работе ему не светило ничего, кроме ухода на заслуженный отдых в нынешнем звании, ну, если повезет, то подполковником. Все. Выше нынешней отметки Никонову не прыгнуть. Он уже прошел пик подъема, и теперь его жизнь неумолимо клонилась к закату, а вместе с нею он и сам катился вниз по наклонной плоскости. Лучше бы ему не напоминали об этом. Но эти двое не промолчали и пренебрежительно произнесли:

– Ну? Чего вылупился? Шагай дальше!

– Вали отсюда, дядя. Сам. Пока не придали ускорение.

У Никонова, что называется, упала планка. С виду он был абсолютно холоден, но это был бешеный холод. Или холодное бешенство.

Он разжал пальцы. Мусорный мешок плюхнулся на асфальт. Последнее, что мог сделать Никонов для своих обидчиков, это процедить им:

– Сели в машину и уехали. Чтобы мои глаза вас здесь не видели. Живо.

Голоногий полосатик пренебрежительно сплюнул в его сторону, и это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Не помня себя, Никонов сделал несколько шагов вперед и размахнулся. В последний момент он сумел изменить траекторию удара. Кулак врезался не в челюсть, а в плечо парня. Таким образом, это было что-то вроде предупредительного выстрела. Далее полосатику и его товарищу следовало забраться в свою красную машину и газануть с места, так чтобы скаты задымились. Вместо этого парень нанес ответный удар.

Должно быть, он имел некоторый опыт в молодежных драках, когда делают эффектные выпады, пританцовывают и машут ногами. Но вряд ли доводилось ему схватываться с матерым сорокалетним мужиком, с его килограммами лишнего веса. Кулачишко полосатика столкнулся с ладонью Никонова. Ладонь эта сжалась, сминая пойманный кулак. Свободная рука Никонова вылетела вперед, на этот раз не делая скидок на возраст и обстоятельства. Полосатика унесло в сиреневый куст, где парень засел крепко и надолго, поскольку, несмотря на яростное трепыхание, он на самом деле не стремился как можно скорее выбраться на свободное пространство, чтобы продолжить поединок.

Его приятель, как и следовало ожидать, попытался достать Никонова в красивом балетном прыжке. Это была еще одна ошибка. Достаточно было поймать его за лодыжку и рвануть на себя, чтобы прыжок завершился бездарным, неуклюжим падением. Будь это настоящая драка, Никонов бы прыгнул поверженному противнику на грудную клетку, чтобы переломать ему ребра, но он вовремя остановился. Бить молодежь – малопочетное занятие. Никонов оставил парней там, где они находились, забрал полиэтиленовый мешок и отправился к мусорным бакам.

Когда он шел обратно, они сместились к машине и что-то объясняли дочери Никонова, перебивая друг друга и размахивая руками.

– Лора! – окликнул он металлическим голосом.

Все трое обернулись. На лицах парней застыло выражение страха и ненависти, на лице Лоры читалась одна сплошная беспримесная ненависть.

– Так это был ты! – воскликнула она. – Как же я сразу не догадалась!

– Что ты здесь забыла? – спросил Никонов строго. – Ты же вроде собиралась…

В это мгновение до него дошло, что дочь планировала поехать на море не с какими-то подружками, а вот с этими оболтусами на красной тачке. Каждый из них был старше ее минимум на пять лет. Никонов испытал новый прилив гнева.

– Иди домой, Лора! – мрачно произнес он. – Кругом! Шагом марш!

– В полиции своей командуй, – злобно оскалилась она.

– А, так твой папик мент! – процедил ее дружок. – Теперь понятно. Вот кто у нас закон охраняет. Дебилы и громилы.

Во избежание новых неприятностей он проворно юркнул в салон автомобиля и позвал оттуда:

– Поехали, Димон! Я не собираюсь о ментовскую подстилку пачкаться.

Полосатик увидел изменившееся лицо Никонова и запрыгнул внутрь машины, которая тут же рванула с места, давя нерасторопных дворовых голубей.

– Ну, папочка, спасибо тебе большое! – прошипела Лора.

Она была в солнечных очках и с яркой пляжной сумкой через плечо. Платье заканчивалось сантиметров на пять ниже трусов или того меньше. А может, это было вовсе не платье, а футболка?

– Домой, я сказал! – рявкнул Никонов. – Вечером поговорим. И за порог ни шагу, ясно? Ты под домашним арестом.

– Ты только и умеешь, что держать всех под арестом! – воскликнула Лора со слезами на глазах. – Не удивляюсь, что мама от тебя ушла. Был ментом и всегда им останешься.

Никонов задохнулся. Набрал в легкие воздух, чтобы дать дочери достойную отповедь, и не сумел выдавить из себя ни звука. Так и стоял, раздувшись, беззвучно шевеля раскрытым ртом. Лора повернулась к нему спиной и быстро пошла к дому. Он наконец выдохнул.

Не помогло. Он снова набрал воздух и снова выдохнул, и так несколько раз подряд. Немного отпустило. Не совсем, правда, но теперь он мог двигаться, да и вообще жить дальше. Никонов сел в свою машину 2009-го года выпуска и выехал со двора. Внутри все дрожало, поэтому он держал руль обеими руками и ехал медленно, а через квартал вообще влип в дорожную «тянучку». На светофоре Никонов включил радио, настроенное на ретро-волну. Запел Крис Ри, а песня была про дорогу в ад. Как раз под настроение.

Осталось только выругаться. Что Никонов и сделал.

В управлении было жарко и остро пахло краской. Несмотря на тесноту, кому-то вздумалось делать косметический ремонт, и тополиный пух лип к свежеокрашенным стенам коридоров.

– Тебя шеф уже два раза спрашивал, – предупредил Никонова Северцев. – Что-то срочное.

Не садясь за стол, Никонов отправился к начальнику. Зинченко пил газированную воду из бутылки. Лицо у него было отекшее. То ли воды слишком много употребил, то ли какой-то другой жидкости.

– Где тебя носит, майор? – сердито спросил он. – У нас очередная пропавшая. Девятая по счету. Девятая!

Подчеркивая значимость сказанного, Зинченко постучал указательным пальцем по столу.

Звук получился внушительный, почти как от полицейской дубинки.

Никонов подобрался.

– Извините, товарищ полковник. Так получилось.