Холмс достал из кармана рулетку, большое круглое увеличительное стекло на ручке и стал стремительно и бесшумно передвигаться по комнате, иногда останавливаясь, опускаясь на колени, один раз даже улегся на пол лицом вниз. Похоже, Холмса так захватило это занятие, что он даже забыл о нашем присутствии, потому что, не умолкая ни на секунду, что-то бормотал себе под нос, то и дело оглашая комнату радостными восклицаниями, вздохами, присвистами и азартными выкриками, свидетельствующими о том, что дело продвигается успешно, точно в соответствии с его расчетами. Мне он в ту минуту показался удивительно похожим на хорошо натасканную чистокровную гончую, которая носится по лесу, подвывая от нетерпения, пока снова не возьмет след. Больше двадцати минут Шерлок Холмс продолжал свои исследования, самым тщательным образом замеряя расстояния между какими-то отметинами на полу, которые я, как ни старался, так и не смог разглядеть. Несколько раз он прикладывал рулетку и к стенам. Я уже перестал надеяться, что смогу понять, что он там хотел высмотреть. В одном месте Холмс чрезвычайно осторожно поднял с пола комок серой пыли и положил его в отдельный пакетик. К начертанному на стене слову Шерлок Холмс приступил в самую последнюю очередь. Каждая буква была тщательно изучена через увеличительное стекло с максимальным вниманием. Покончив со словом, он удовлетворенно кивнул и спрятал в карман рулетку и лупу.

– Говорят, что гений – это терпение, – с улыбкой произнес он. – Это ужасное определение, но к работе детектива оно подходит полностью.

Грегсон с Лестрейдом наблюдали за работой своего коллеги-любителя с интересом, но и с некоторым презрением. Они явно не понимали того, что уже начало постепенно доходить до меня: любые действия Шерлока Холмса направлены на достижение совершенно определенных практических целей.

– Ну и что вы скажете? – в один голос спросили они.

– Знаете, мне не хочется лишать вас славы своим вмешательством, – с нескрываемой насмешкой заметил мой друг. – По-моему, вы и сами прекрасно справляетесь и не нуждаетесь в посторонней помощи. Если вы посчитаете нужным держать меня в курсе того, как продвигается ваше расследование, я буду рад оказать вам любую помощь, которая в моих силах. А пока я хотел бы побеседовать с констеблем, который обнаружил тело. Не могли бы вы назвать мне его имя и адрес?

Лестрейд заглянул в свою записную книжечку.

– Джон Рэнс, – прочитал он. – Сейчас он как раз не на дежурстве. Его адрес Кеннингтон-парк Гейт, Одли-Корт, дом сорок шесть.

Холмс записал адрес.

– Пойдемте, доктор, – сказал он. – Проведаем этого молодца. Вам я могу дать один совет, – Шерлок Холмс повернулся к двум детективам. – Здесь было совершено убийство, и убийца – мужчина. Ищите человека ростом не ниже шести футов, в расцвете лет, у которого непропорционально маленькие для его роста ступни. Он носит тяжелые ботинки с квадратными носками и курит трихинопольские сигары[22]. Сюда он приехал вместе с жертвой в четырехколесном экипаже, в который была запряжена лошадь с тремя старыми и одной новой подковой на правом переднем копыте. Скорее всего, у убийцы красное лицо и очень длинные ногти на правой руке. Это не все приметы, но и они могут помочь вам.

Лестрейд и Грегсон недоверчиво переглянулись.

– Если вы знаете, как выглядит убийца, может быть, вы расскажете еще и как было совершено убийство? – спросил Грегсон.

– Отравление, – бросил Холмс и направился к двери. – Да, вот еще что, Лестрейд, – он остановился у двери и обернулся. – «Rache» по-немецки – «месть», так что не стоит тратить время на поиски мисс Рейчел.

Когда мы покинули Лористонский сад, был час дня. Мы с Шерлоком Холмсом зашли на ближайший телеграф, там он составил и отослал длинную телеграмму. Потом Холмс остановил кеб и назвал извозчику адрес, который дал нам Лестрейд.

– Самые ценные показания те, которые получены из первых рук, – сказал мой друг, когда мы тронулись в путь. – Вообще-то это дело для меня уже не представляет загадки, но все равно стоит собрать всю доступную информацию.

– Вы меня поражаете, Холмс, – сказал я. – Не может быть, чтобы вы были настолько уверены в своих выводах. Наверняка вы хотели просто покрасоваться перед сыщиками.

– Нет, ошибка исключена, – ответил он. – Когда мы приехали туда, я первым делом обратил внимание на следы кеба, которые остались рядом с тротуаром, хотя до вчерашней ночи дождя не было целую неделю. Чтобы оставить такие глубокие отпечатки, экипаж должен был простоять там всю ночь. Кроме того, там были и отпечатки копыт лошади. Контур подковы на одном из копыт просматривался намного четче, чем на остальных трех, значит, эта подкова новая. Поскольку кеб стоял там, когда начался дождь, но наутро его уже не видели (это я выяснил у Грегсона), напрашивается вывод, что и убийца, и жертва приехали туда вместе.

– Да, пожалуй, – согласился я. – А как вы догадались о росте убийцы?

– Проще простого. В девяти случаях из десяти рост человека можно определить по длине его шага. Достаточно просто произвести некоторые подсчеты. Мне нет смысла сейчас утомлять вас цифрами. И в саду на мокрой земле, и в доме на пыльном полу было достаточно отпечатков подошв этого типа, чтобы определить длину его шага. К тому же у меня была отличная возможность проверить свои выводы. Когда человек пишет на стене, он инстинктивно поднимает руку на уровень глаз. Когда я увидел, что надпись сделана на высоте чуть больше шести футов, я окончательно убедился, что был прав.

– А возраст? – спросил я.

– Человек, который в состоянии без труда перескочить четыре с половиной фута, вряд ли окажется дряхлым стариком. Это длина лужи в саду на дорожке к дому, которую он перепрыгнул. Лакированные туфли обошли ее вокруг, а ботинки с квадратными носками просто перемахнули. В том, что я говорю, нет никакой тайны. Я просто применяю в обычной жизни некоторые из тех принципов наблюдения и дедукции[23], которые я отстаивал в своей статье. Что-нибудь еще вам непонятно?

– Длина ногтей и трихинопольские сигары.

– Надпись на стене была сделана указательным пальцем, смоченным в крови. Благодаря увеличительному стеклу я заметил, что рядом с буквами остались небольшие царапины, которые не могли бы там появиться, если бы у того, кто это написал, ногти были коротко подстрижены. С пола я подобрал немного пепла, темного, в виде хлопьев. Такой пепел дают только трихинопольские сигары. Видите ли, я специально изучал различные виды сигарного пепла… Даже написал монографию на эту тему. Могу с гордостью сказать, что я невооруженным взглядом различаю пепел как сигар, так и табака любых существующих производителей. Именно такие мелочи и отличают истинно талантливого сыщика от таких горе-профессионалов, как Грегсон и Лестрейд.

– А как вы узнали, что у убийцы красное лицо?

– А вот это было уже не так очевидно, хотя я совершенно уверен, что моя догадка окажется верной. Но пока еще рано об этом говорить.

Я провел рукой по лбу.

– Голова идет кругом. Чем больше думаешь об этом деле, тем загадочнее оно кажется, – заметил я. – Что заставило двоих мужчин – если второй был мужчиной, конечно, – приехать ночью в этот пустой дом? Куда подевался кучер, который их привез? Как одному удалось заставить другого принять яд? Откуда взялась кровь? Какова причина убийства, если это не было ограбление? Как туда попало женское кольцо? И самое главное, зачем, прежде чем уйти, второй написал на стене немецкое слово «RACHE»? Должен признаться, я не в силах увязать все эти факты воедино.

Холмс одобрительно кивнул.

– Вы сейчас удивительно точно изложили все самые скользкие моменты этого дела, – сказал он. – Многое еще остается непонятным, хотя общая картина мне совершенно ясна. Что касается открытия бедного Лестрейда, то это всего лишь уловка, дешевая попытка направить следствие по ложному следу. Убийца хотел навести полицию на мысль о социалистах и тайных обществах. Надпись была сделана не немцем. «А», если вы заметили, написана на немецкий манер, но настоящие немцы всегда пишут обычную латинскую букву, поэтому можно с уверенностью сделать вывод, что слово написано не немцем, а неумелым имитатором, который к тому же несколько перестарался. Он рассчитывал, что сыщики заглотнут наживку. Но я вам больше ничего не буду рассказывать, доктор. Вы же знаете, что если фокусник заранее объяснит свой трюк, никому не будет интересно на него смотреть. Я тоже не хочу раскрывать вам все методы своей работы, иначе вы станете считать меня самым обычным человеком.