– Знаю, – к его удивлению, заявляет она, – и не виню тебя. И уж точно не осуждаю. Рори, кстати, тоже, если ты не знал. Она просто хочет, чтобы ты был счастлив.

Он помнит, каково это – быть счастливым. Иногда он чувствует какие-то отголоски счастья: когда летает с Рори, или смотрит, как Элла ведет уроки по точным наукам, или навещает Дэниела в Серебряном Граде. Но ощущение всегда мимолетное и исчезает так же быстро, как и возникает.

Он был счастлив с Хлоей. После войны, когда все улеглось, они поженились. Затем родилась Рори, и на несколько лет – всего миг во времени – все было просто идеально. Он был безмерно счастлив, когда они были семьей, так что, узнав, каково это, не согласен на меньшее.

– Я не могу быть счастлив без нее, – пожимает плечами он, прекрасно понимая, насколько пафосно это звучит, однако же правда есть правда. Он не может даже найти утешение в том, что когда-нибудь они встретятся вновь в другой жизни, если бы Хлоя оказалась в раю или аду.

На лице Линды отражается сочувствие.

– Иногда мне хочется узнать, куда делся кинжал, – продолжает он, вспоминая, как разъяренная Азраэль искала его, клянясь, что спрячет его навсегда, чтобы ее родичи не могли больше друг друга убивать, – потому что предпочел бы быть нигде вместе с ней… чем где-то без нее.

– Люцифер, не говори так. Ты должен думать о Рори, она нуждается в тебе.

Он всегда думает о Рори – она та, ради кого он живет, и благодаря ей боль действительно утихает. Первые несколько лет он вставал по утрам и заставлял себя хоть что-то делать только ради нее.

Когда это случилось, друзья поддерживали его.

Он помнит, как Ева приходила каждый день и плакала, хотя они мало разговаривали. Она держала его за руки и просто рыдала, пока он сидел, не думая ни о чем.

Элла с Кэролом приходили посменно. Она раздвигала шторы и болтала о работе или всякой научной всячине, а он даже не притворялся, что слушал. Кэрол мало что говорил – они обычно просто молча пялились в светящийся телек. Аменадиэль прилетал из рая и извинялся за то, что не мог сделать больше, что не мог вернуть Хлою, потому что ее не было ни в раю, ни в аду, ее просто… не было. Аменадиэль сказал, что согласен с его решением заключить Майкла и Саракиэль в одиночные камеры в аду, где никто не мог бы до них добраться, но это привело к разногласиям среди их родственников. Он все говорил и говорил, пока Люцифер не попросил его перестать.

Мэйз расстраивалась и орала на него, не в силах понять те сильнейшие эмоции, что сотрясали ее тело, словно ураган. Линда приходила и напоминала ему, какая кукла или бутылочка для сока нравится Рори больше других, и просто сидела с ним.

Они постоянно над ним тряслись.

Они все как будто ждали, и он в том числе. Он и сам не знал, чего именно. Срыва? Чуда? Хлою? Но ничего из этого не произошло, и никто об этом не заговорил.

Но это не значит, что для него все в прошлом. Скорбь никуда не делась, оставшись с ним, словно фантомная боль от утраченной конечности, словно жернов у него на шее.

Он искал ее долгие годы – бессчетное множество бессонных, подпитываемых виски ночей за древними текстами. Столько возвращенных услуг, восстановленных контактов, разговоров – от яростно-угрожающих до отчаянно-умоляющих. Сам Бог – Аменадиэль принял на себя эту роль, когда он решил, что не в этом его призвание – не мог ему помочь.

– Мои извинения, Доктор, не обращай внимания на мои самокопания, – улыбается он, с притворным энтузиазмом обнимая ее рукой за плечи и сжимая.

Она обнимает его в ответ и улыбается приближающейся Рори.

– Это лучшая вечеринка в моей жизни, пап, – радостно восклицает дочь, – спасибо.

– Погоди меня благодарить, – хмыкает он, засовывая руку в карман пиджака, – ты ведь еще не получила от меня подарок.

Он берет ее за руку и кладет ключи от Корветта ей в ладонь.

– Но ты любишь эту машину, – говорит она, не отрывая взгляда от ключей.

Он привлекает ее в объятия.

– Да, – отвечает он и бормочет, зарывшись лицом ей в волосы, – но тебя я люблю больше.

***

По ночам Люцифер видит сны - они снятся ему чаще, чем нет.

Для него стало привычным просыпаться посреди ночи с отчаянно колотящимся сердцем и садиться на кровати, обливаясь холодным потом.

Во всех своих снах он видит Хлою. Она улыбается так, как улыбалась только ему – с любовью, доверием и нежностью. Она протягивает ему руку, и он хочет приблизиться к ней, но не может сдвинуться с места. Он видит, как Майкл пронзает ее кинжалом так же, как некогда – Древом Жизни, и она распадается на части у него на глазах. Ее исполненный ужаса взгляд рвет его душу на куски. Он открывает рот, чтобы закричать, но не произносит ни звука – он так же бессилен помочь ей, как и в тот день.

А потом он просыпается.

Он помнит, как однажды проснулся и обнаружил смотрящую на него Рори. Сильно устав, он заснул прямо на диване, а она была в своем детском манеже, с любопытством заглядывая через край.

Он вздыхает, устало проводит рукой по лицу и, поднявшись, направляется к ней. Она тут же задирает руки, и он поднимает ее, перенося на диван.

Он садится и принимается слегка покачивать ее на колене.

Ее маленькие ручки касаются его лица. Он замирает, закрыв глаза, пока ее пальцы скользят по его лицу, довольно неуклюже ощупывая опущенные веки, нос и губы.

– Мама? – спрашивает она, и, может, он и вправду сошел с ума, но готов поклясться, что в ее голосе слышно сочувствие.

Он потрясенно выдыхает, и ее пальцы замирают у него на губах. Аккуратно взяв ее за хрупкое маленькое запястье, он целует подушечки ее пальцев.

– Да, малышка, – бормочет он, не отрываясь от ее пальцев, и оставляет на них еще один поцелуй, – мне снилась мама.

Он вновь засыпает, прижимая дочь к груди.

Это было много лет назад, но он часто просыпался, когда Рори заползала к нему в кровать, привлеченная порожденными его кошмарами звуками.

Он прижимал ее к себе, и у него создавалось впечатление, что они словно бы были одни против всего мира. У него ушло немало времени, чтобы понять, что она присматривала за ним так же, как он присматривал за ней.

***

Ему не говорят, что у Чарли открылись способности.

Он узнает об этом от Рори.

– Это просто отпад, пап, – болтает она, рассеянно скользя пальцами по клавишам пианино. – А когда я пойму, что могу делать? Ну, ты умеешь узнавать людские желания, так что, может, у меня будет что-то подобное. Может, я смогу заставлять людей делать то, что захочу. Было бы круто.

– Это совершенно определенно не было бы круто, – сухо передразнивает он. – И почему ты вообще решила, что твои силы – если они у тебя вообще проявятся – будут похожи на мои? Мы не передаем их по наследству, как цвет волос или форму ушей.

Она встает у пианино и облокачивается на него бедром.

– О, правда? – протягивает она. – Тогда как Чарли может влиять на время и отправлять людей назад в прошлое? Потому что это весьма похоже на то, как дядя Аменадиэль может его замедлять.

Люцифер замирает, и последняя нота повисает в воздухе резким, оборванным звуком.

– Чарли что может делать?

Лицо Рори вытягивается.

– Тебе никто не сказал?

Люцифер поигрывает желваками.

– Нет, – тихо замечает он, – не сказал.

***

– Мы волновались за тебя, – настаивает Линда, обеспокоенно хмурясь. Сидящий рядом с ней Аменадиэль согласно кивает.

– И о Чарли тоже, – честно признается он.

Люцифер ерзает на диване.

– Потому что вы знали, о чем я его попрошу, – несколько возмущенно заявляет Люцифер.

– Да, – отвечает его брат, – а его силы совсем недавно проявились. Он еще не умеет их контролировать. Мы не знаем их полный спектр или что они вообще означают. Люци, ты меня вообще слушаешь?

«Нет».

– Да.

– Слушай, я знаю, ты скучаешь по Хлое. Я понимаю, что ты чувствуешь… – его прерывает отрывистый горький смех Люцифера.

– Нет, брат, не понимаешь.