– Но ты же, блин, талантливый! Сегодня нищий, а завтра твои проекты будут продаваться за бешеные деньги! – Я узнавала у знакомых и друзей, сам Глеб ничего не рассказывал: у него, действительно, были гениальные задумки и решения в области программирования. Еще в универе ему завидовали однокурсники и даже преподы. Но для раскрутки нужны были деньги, связи и время.

– Вот завтра, когда эти деньги у меня появятся, и стоит ждать, что твой отец подумает иначе. А сейчас пока смешно и глупо об этом говорить. Знаешь, сколько по миру бродит непризнанных гениев? Я не хочу казаться одним из них.

– А пока ты мне предлагаешь вернуться домой и подождать? Так, что ли?

– Нет, конечно. Я очень рад, что ты пришла ко мне. Больше не нужно прятаться и тискаться в подъездах. Придется квартиру отдельную поискать, но это дело времени.

– Глеб, ты действительно, не против, что я буду жить с тобой? – прошептала недоверчиво. Одно дело – сгоряча хлопать дверью и уходить из дома в никуда, другое – успокоиться и понять, что твой любимый мужчина может быть и не готов к такому повороту.

– Настя, я счастлив. Правда. Просто мне не нравится, что я не успел к этому подготовиться. Нужны минимальные условия, чтобы тебе комфортно было.

– Я потерплю, не переживай. – Ощущение эйфории уже начинало накрывать с головой. Я буду рядом с Глебом, который любит меня просто так, не за мои успехи и послушание, не за какие-то невероятные заслуги, а за то, что я существую на свете. Такая вот, не очень правильная, Настя Астафьева. И не придется каждый день смотреть в глаза отцу и видеть в них вечное неудовлетворение. Наверное, тоже тем, что я существую.

– Настенька, я чай свежий сделала! С твоими любимыми оладушками! – бабушка заглянула в дверь комнаты, аккуратно постучавшись перед этим. – Пойдешь со мной, составишь компанию?

Бабуля переживала за меня, это и понятно: внучка вернулась домой после нескольких месяцев отсутствия, и ходит теперь сама не своя. Отец ей, похоже, ничего не сказал о своих планах выдать меня замуж. Наверное, пожалел. А может, просто не посчитал нужным, с него станется. У меня же язык не поворачивался, чтобы хоть слово вымолвить. Казалось, пока никто, кроме нас четверых, об этом не знает, все еще понарошку, и все еще можно отменить. Ну, и страшно было, что бабуля будет волноваться. В ее возрасте и с ее здоровьем это просто опасно.

Надо было как-то собраться с духом и начинать строить из себя счастливую влюбленную. Чтобы потом весть о замужестве не показалась ей странной. Отец сказал, что можно пока не спешить – они с Залесскими еще готовят документы и обсуждают нюансы, но нужно быть готовой. Ощущала себя вещью или животным, которое хозяин вырастил, выдрессировал, а теперь планирует продать подороже. Гадкое и обидное состояние. Надо было бы психануть, бороться, доказывать свое право на свободу и независимость… Но суровая правда жизни в том, что никакой независимости не было у меня. И провальная попытка самостоятельной жизни с Глебом это очень хорошо показала.

Отец, словно читая мои мысли, не раз об этом напоминал. Вбивал в мою голову мысли: «Не рыпайся, Настя. Делай то, что тебе скажут, и всем от этого будет лучше. А лимит на желания ты исчерпала».

– Спасибо, бабуль. Я лучше подремлю… Как-то ничего не хочется… – Я лежала, закутанная в плед до самого носа, не желая даже шевелиться. Навалилась такая апатия, которую даже мой здоровый юношеский аппетит не мог побороть. И оладушки я люблю очень, но сейчас даже мысль о них вызывала приступы тошноты.

– Роднуля моя, у тебя ничего не болит? – бабуля присела на край кровати, тревожно потрогала мой лоб, потом прикоснулась губами, прямо как в детстве. – Температуры нет, вроде бы… А есть отказываешься. Что случилось, Настёна?

– Душа болит… такое бывает, знаешь? – выпалила, не подумав. А ведь я не хотела тревожить ее.

– Ох, и ты туда же! – ба всплеснула руками. – Когда набраться успела-то?

– Чего набраться? – Я даже привстала немного, так удивилась.

– Так, вот… Сериал-то мой любимый… Название запамятовала, все похожие друг на друга, как один… То ли «сестра брата», то ли «дочь отца», в общем, родня сплошная, а посмотришь – и вовсе не родня. – Бабушка задумчиво нахмурилась. – Неважно. В общем, эта родная сводная приемная по трем мужикам пробежалась, пришла к четвертому. Ребенка ему родила, он ее кормит-поит, а ей все не нравится. Душа, понимаешь, болит!

– Ну, может, и правда, ей с ним плохо живется?

– Да с каких это пор душа в трусах-то обитает, Настенька моя хорошая?! Это когда она туда переместилась? Куда ни глянешь, что у бабы, что у мужика – сплошные зажималки по углам, так это от спермотоксикоза боли-то! Причем здесь душа?

Тут уже я возмутилась:

– Ты меня что, с этими своими героинями сравниваешь, ба?

– Нет, Настюш, ты что! Нет, конечно же… Просто сильно по сердцу шкрябнуло сегодня, вот и вспомнила не к месту…

– Ба, прекращай уже смотреть эту ересь. Неужели на ста сорока каналах не найти ничего хорошего?

– Вот еще! Я тоже хочу быть современной! И буду смотреть, что все смотрят!

– Ну, ты фильтруй, пожалуйста, где выдумка, а где правда… И на меня не перекладывай все это.

– Не обижайся, моя хорошая… Брякнула бездумно… – Она погладила меня по голове своей теплой сухонькой ладошкой. Захотелось ластиться и прижиматься, будто котенку. Так мне этой ласки не хватало всегда… – Ты есть-то будешь?

– Ну, пойдем, попробую… – Выползла из своего кокона, решительно опустила ноги на пол. Есть совершенно не хотелось, но… Бабушка старается, заботится, нельзя отказывать.

*******

Я снова сидела, заперев дверь в свою комнату и со страхом смотрела на несколько цветных упаковок. Тесты для беременности. Разные фирмы, разная стоимость у каждого… Но каждый обещает девяносто девять процентов верных результатов… Очень хотелось бы, чтобы они все показали отрицательный. Что-то подсказывало, что будет иначе.

Тошнота подкатила к горлу, как только увидела любимые оладьи на столе. С трудом удержалась, чтобы тут же не сбежать в туалет. Но разве можно такое творить перед бабулей? А если ее инфаркт прихватит? Она же не переживет еще одного внепланового ребенка в семье…

Первый выход в свет со своим будущим мужем… Как-то не так я себе его представляла. И сам выход, и муж был другой на месте Залесского.

Меня опять мутило. Но теперь уже не от беременности. Как только тесты показали уверенное «да» – где словами, где полосками, тошнота отступила моментом, словно ее и не бывало. Только звон в голове остался, да полная пустота. А сегодня мутило от волнения, от ощущения, что моя жизнь кардинально меняется, а я словно стою в стороне и просто за этим наблюдаю. Так себе переживание, если честно…

– Значит, смотри… Сегодня будут самые близкие. Тренировка перед большим выступлением, так сказать. – Игорь Залесский меня инструктировал, сидя в огромном отцовском кресле, в отцовском же кабинете. Он неплохо смотрелся там, не отрицаю. Но у меня вызывал только стойкую антипатию. – Постарайся сменить выражение лица. Никому не выгодно, чтобы окружающие знали твое отношение к нашему браку. Невинная овечка на заклании мне тут нафиг не нужна. Понимаешь?

– Да. – Выдавила короткий ответ, не имея сил сказать ничего больше.

– Это все, что ты можешь сказать? – на его невозмутимом лице только желваки дернулись. Явно, мой ответ не пришелся по вкусу.

– А что ты хочешь услышать от меня, Игорь? – он уже начал порядком раздражать. – Чтобы я от счастья прыгала? Вешалась тебе на шею, облизывалась исподтишка?

– Теоретически, это было бы идеально. – Он либо не заметил сарказма, либо качественно притворился.

– Извини, но ты не в моем вкусе! – не сдержалась, выплюнула. Даже как будто легче стало, и морально, и физически.

– Не поверишь, но у меня такая же фигня! – Игорь неожиданно расхохотался. – Но я же не смотрю на тебя, как на главного врага народа? Вот и ты постарайся, пожалуйста.