– Разве плохо, что люди к чему-то стремятся? – задал он риторический вопрос.

Он откинулся на сиденье и беспрерывно смотрел на звезды. Казалось, он даже не моргал.

– Да, наверно, меня туда тянет, – задумчиво сказал Анджелл после 5-минутного молчания (или около того).

– Это имеет смысл…Вероятно.

– Что в этом мире не имеет смысл? – усмехнулся он.

– Религия, – уверенно ответила я.

– Религия? – он удивленно переспросил. – Почему?

– Она уже давно не та, что в прошлом. Она продажна. Иконы, крестики, роскошные церкви. Истинная вера может не подкрепляться чем-то материальным.

– Это резко. Я не думаю, что все так.

– Почему?

– Дело не в материальных вещах, дело только в вере. Многие люди не ходят в церкви, но остаются верующими, это зависит от человека.

– Я не верю в Бога, – покачала я головой. – Я не верую. Это… нереально все, – я посмотрела на него.

– Ты разочаровалась в нем? – тихо спросил он.

Странно, но казалось, что он смотрит не на меня, а прямо в мою душу, словно рентген.

– Это неважно, – быстро проговорила я. – Неважно.

– Ты не хочешь говорить об этом?

– Не хочу, – покачала я головой и отвернулась и подняла голову вверх. Казалось, будто звезды живут своей собственной жизнью – они искрились и сияли, на мгновение тухли и зажигались с новой силой… Совсем как люди. Только иногда людям не хватает веры в себя, чтобы «зажечься».

– У тебя было чувство, словно… Словно ты не там, где должен быть? Словно ты чужой?

Теперь его глаза были направляющим светом, и я видела его, он завораживал, будто мираж, но был таким близким.

– Я с этим чувством живу, – улыбнулся он.

– Ты привык?

Он неопределенно покачал головой и отвернулся.

– Привыкнуть – значит смириться. Я не смирялся.

Он снова посмотрел на звезды, а я украдкой изучала Анджелла. Он был обычным – таких, как он, ходит по Земле, миллионы, но что-то… Что-то было в нем иное, неприродное, но не отталкивающее, а просто нечто нечеловеческое.

– А я смирилась. Уже давно, – проговорила я.

Анджелл посмотрел на меня, будто хотя что-то сказать, но ничего не произнес.

– Тебе только так кажется, – наконец проговорил он.

Я недоверчиво хмыкнула.

– Знаешь, почему? Потому что… Я чувствую это. Ты не кажешься смирившейся.

– Ты ничего не знаешь обо мне.

– Я хорошо чувствую людей.

– Все равно. Ты же не можешь сказать, что у меня на душе?

– Могу.

– И что же? – удивилась я.

Он внимательно посмотрел в мои глаза, не отрываясь.

– Смятение… Страх… Боль… Надежда. Ты надеешься на лучшее, все же.

Я резко отвела взгляд, вздохнув.

– Сеанс психотерапии окончен. Ты поведешь машину?

– Да, – спокойно ответил он.

Мы поменялись местами.

Я избегала смотреть на него, а он был таким же невозмутимым.

– Извини, – проговорила я неуверенно, когда мы отъехали от кафе. – Я просто… Это была больная тема.

– Я понимаю, – спокойно ответил он. – Все нормально.

Разговор оборвался, будто мелодия на последней ноте. Мне не хотелось говорить; Анджелл тоже был неразговорчив.

Звезды на небе и полная луна освещали нам дорогу лучше фонарей. Но было странным то, что рядом с малознакомым подозрительным парнем я не ощущала страха. Совершенно.

Ночь приблизилась к нам незаметно, словно враг, пробравшийся в тыл противника. Анджелл вел машину аккуратно, и я начала засыпать под равномерное бурчание мотора и однообразие пейзажа, который можно было разглядеть из-за яркой луны. Странно, но на меня накатило такое спокойствие, и я представилась самой себе волной, которая неторопливыми перекатами достигает берега и отступает снова назад, словно беря разгон. Анджелл был все также молчалив и собран. Он не пытался завязать разговор, мне не хотелось говорить. Я вспоминала о былых временах в своей семье – когда все было хорошо, когда не произошло ещё непоправимых ошибок, не было произнесено разрушающих слов. Все было иначе, чем сейчас. Тогда было понимание, между нами не простирались километры непонимания и обмана, все было просто и легко. Я жалела о тех временах, теперь они казались мне не более чем дымкой в темноте ночной, легким утренним туманом.

Но я понимала, что ничего не изменить. И поэтому уехала. Людям свойственно убегать от проблем, прятаться за личину равнодушия и бессердечия, людям всегда проще опустить руки и бездействовать, чем бороться. Мы – рабы своих мыслей, а нежеланий. Потому что каждая мысль означает начало наших желаний. Тут мы бессильны.

Я думала обо всем этом, и мне казалось, что печаль отступает. Я думала о том, что скоро мне придется попрощаться с Анджеллом. И так странно защемило в груди, будто я упускаю что-то важное, что-то, находящееся передо мной, но…

Внезапно я услышала, как мотор непослушно рыкнул, заменив привычное ровное урчание, и машина стала.

– Что-то поломалось, – спокойно проговорил Анджелл, смотря на меня. Я удивлялась его спокойствию: на его месте я бы уже как минимум трижды выругалась.

– И что нам делать? – я глянула на Анджелла.

– Нам придется заночевать тут… Утром я посмотрю, что случилось, – пожал он плечами.

– Ты говоришь об этом так спокойно! – возмутилась я.

– А тебе нужно в назначенное время попасть в Неваду?

– Нет, – покачала я головой.

– Тогда нам некуда спешить.

Как назло, машин снова не было, но ночью вряд ли бы кто нам решился помочь, да и все дело было в освещении. Мне пришлось смириться с мыслью, что я приеду в Неваду гораздо позже, чем рассчитывала. Хотя меня ведь там никто не ждет.

… Анджелл сидел на багажнике, держа в руках бутылочку «Колы»; его взгляд был сосредоточенным и устремленным вдаль.

– Мне кажется, что ты с другой планеты, – заметила я, облокачиваясь на багажник рядом с ним.

– Почему? – он с любопытством глянул на меня.

– В тебе есть что-то иное. Я не знаю, ты… Просто другой. Я чувствую это.

– Все люди разные.

– Ты особенный, я знаю это, – сказала я.

– Ты всегда говоришь то, что думаешь?

– Нет, но стараюсь.

– Это верно, – улыбнулся он.

– Прямолинейность и честность никогда не была в моде, – хмыкнула я.

– Какая разница, что имеет значение в обществе, а что нет? Ты должна идти своей дорогой, это твоя жизнь, не так ли?

– Это одинокая дорога, разве нет? – поддела я его.

– Жизнь как небо: днем оно яркое и искрящееся, а ночью пустынное и холодное. А люди будто звезды – они рядом друг с другом и кажется, что их ничего не гложет, но звезды бывают разные: некоторые сияют миллионы лет, а некоторые умирают, не прожив и половины своей жизни. И ни одна звезда вокруг не интересуется, почему та умерла. Мы говорим: «Пришло время», будто это все объясняет. Будто это заменяет нам иные объяснения, будто люди стали настолько ленивы, что не видят, как за этими глупыми однообразными фразами их жизнь течет в никуда. А люди должны быть подобны звездам: светить для всех, но сиять только для кого-то особенного… Это справедливо.

– В жизни все иначе: чаще всего люди умирают, даже не посветив никому…Обидно.

– Для чего эта поездка? – внезапно перескочил на другую тему Анджелл. – Мне просто интересно.

– Не знаю, – честно ответила я. – Я хочу что-то отыскать… Невада – это не конец, я хочу направляться дальше, просто… Всегда нужно определить для себя границы, пометки. Когда я доеду до Невады, я хочу все прояснить для себя, и мне будет жаль, если этого не случится. Но тогда… Я просто поеду дальше. Мне нравятся дороги. Дороги – это свобода. Дороги всегда тебе помогут. В них есть что-то человеческое. Но они бесконечны. Вот почему они мне так нравятся. – А друг… это твой лучший друг?

Лицо Анджелла переменилось, оно стало каким-то напряженным, даже грустным.

– Лучший, – беззаботно ответил он и улыбнулся. Я внезапно поняла, что в нем особенного – улыбка. Такая ясная, чистая, искренняя… Настоящая улыбка, которая идет от сердца.