Вообще-то Иринка Никите нравилась. Почти всегда. Не нравилась только иногда, когда начинала говорить вредным голосом, поучать, воспитывать и командовать.
- Это научный эксперимент. - Нехотя буркнул он. - Может оказаться очень полезным для одного исследования. А ты откуда про лампочку узнала? Ты же головой не крутила.
Никита был доволен, что Иринка заметила его фокус. Просто он не показывал вида и напускал на себя важность.
- Она у меня над головой висит и в пенале отражается. Смотрю, вдруг замигала, а после пропала. Значит погасла. Хорошо, что ты её взрывать не придумал, а то бы бабахнуло у меня над головой посреди урока. Я бы тебе этого никогда не простила, даже если бы не испугалась от неожиданности.
- Да не хотел я ничем бабахать. Просто интересно было, что получится, если ею попробовать на расстоянии управлять.
- А получилось, что теперь твоим родителям всё расскажут. И ручку твою отобрали. - Иринка для строгости нахмурила брови.
- Жалко. Да ладно, я могу ещё сделать, - заявил Никита бодрым голосом, но на секунду задумавшись уточнил, - если папа не запретит.
Папа у Никиты, конечно, был сторонником прогресса, но только если прогресс не мешал учёбе сына. В этих случаях папа соглашался с мамой в том, что учёба важнее всяких изобретений и исследований.
- А зачем тебе ручка, которая пишет за тебя? - Снова воспитательным голосом спросила Иринка.
- У неё лучше получается. А у меня всё неровно. - Никита ткнул пальцем в пропись с двумя разными подчерками.
- Но когда ты свои штучки собираешь там же всё ровно проводишь? - Не отставала Иринка.
- Не штучки, а устройства. В них если что не ровно, то не заработает.
Никита сначала хотел обидеться на "штучки", но передумал, - девчонкам совсем необязательно разбираться в технике, у них другие интересы.
- А ты постарайся и в тетради всё аккуратно выводить. Это тоже важно. - Иринка прямо, как Элеонора Вениаминовна заговорила, даже очки хотела поправить, которых у неё не было.
В общем-то, Никита был согласен с тем, что если постараться, то получится аккуратней, но если есть принтер, аккуратнее которого не напишешь, хоть как старайся? Только доспорить он не успел - прозвенел звонок на урок. Эти звонки "на урок" всегда не вовремя звенят, и что-нибудь обязательно не успеваешь доделать.
За последнюю парту Никиту посадили не потому, что он хуже всех учился и больше всех баловался, а потому что был в классе выше всех ростом на целую голову. Вот, чтобы он никому ничего не загораживал, его и отодвинули к самой стене. А выше всех Никита получился, потому что оказался на целый год старше остальных. А вышло так, потому что папа с мамой забыли отдать его в школу вовремя. Они поехали в командировку и взяли Никиту с собой. А там у них, как сказал папа "вдруг начало что-то получаться". Взрослые так увлеклись этим "что-то", что забыли про Никиту. Точнее не совсем забыли, а забыли, что к сентябрю нужно было вернуться в большой город и вернулись только в ноябре.
В том маленьком научном городке, где они были в командировке, все дети, обычно, оказывались дошкольного возраста, поэтому школы не было. Да и городок какой-то странный был. Из городского транспорта в нём использовались только велосипеды. Впрочем, Никиту с друзьями это всё вполне устраивало. Можно было кататься где угодно и родители не боялись, что они попадут под машину, только под велосипед. Такие попадания легко вылечивались обыкновенной зелёнкой.
Родители не чувствовали себя очень виноватыми в таком забывании - читать и считать сын давно умел. Никита тоже не очень расстроился из-за того, что не пошёл в школу с ровесниками, ведь он даже писать умел. Только, правда, очень печатными буквами и очень неровно, и с ошибками, потому что никаких правил ему ещё никто не задавал и поэтому он их ещё не выучил.
Никита попробовал выводить палочки-крючочки старательнее, чем раньше. Получалось не очень красиво и казалось ему это занятие совсем неинтересным, даже скучным. Правда папа говорил, что скучают только скучные люди, нескучным скучать некогда. Только в его детстве парты в школе были двухместные, поэтому вдвое интересней можно было проводить время на уроке. В Никитином классе каждому ученику полагалась своя индивидуальная одноместная парта. Очень жаль, что взрослые так решили и у детей не спросили. Вот папа рассказывал, что они все одиннадцать лет с дядей Митей за одной партой просидели. Наверное, папа чего-то не договаривал. Конечно, тогда дядя Митя не был дядей, а папа папой, но в старших классах за партой для первоклассников они бы не поместились. Коленки бы им мешали. Скорее всего, им каждый год выделяли новую парту или старую, но побольше. И ещё, скорее всего, они не только сидели, а что-нибудь делали, вот и не было им скучно.
Никита поёрзал на стуле, посмотрел на выключенные лампочки, вздохнул и снова принялся выводить в прописях обычной ручкой обычные палочки с крючочками.
Вечером пришли папа с мамой с работы, и мама ещё в коридоре строго-престрого спросила: "Ну-с? Что расскажешь?"
А папа сказал: "Давай сначала поужинаем".
Никита ужинал совсем безо всякого удовольствия. Мама показательно сердито громыхала всякими столовыми приборами, а папа просто молчал и время от времени подозрительно посматривал на сына.
Вот ужин и закончился.
- Ну-с... покажи-ка ты нам свои прописи. - Потребовала мама.
Делать было нечего. Никита принёс тетрадь.
- Интересно-интересно. - Сказал папа, разглядывая строчки с ровными крючочками и строчки с неровными крючочками. - Очень даже интересно.
После этого он достал из кармана Никитину ручку с колёсиком и попытался пристроить её к прописи. Никита снова вздохнул. Папа ведь не знал, где и как она включается, поэтому у него ничего не получалось.
