– Возможно, ты прав. Честно сказать, я с таким не сталкивался, но пока я тебе не верю. Кроме твоих слов, больше никаких доказательств нет, и я не совсем понимаю, что на самом деле происходит, – ответил Херст.

– Я знаю. Ладно, я продолжу, будут тебе доказательства, только послушай, согласен?

– Есть ли у меня выбор?

Ллойду было смешно наблюдать за Херстом, сама ситуация выходила очень странной. Херст закурил вместе с Ллойдом и сразу начал кашлять, видно сразу – не курильщик.

– Фу, черт, как вы можете курить эту дрянь? – сказал Херст.

– Обычно, как и все остальное, сначала у тебя отвращение, но потом втягиваешься. Многие писатели, полководцы, спортсмены, врачи курят для того, чтобы думалось быстрее или для того, чтобы отвлечься от мира хотя бы на пару минут, пока ты занят ритуалом курения. Сигарета – это инструмент для разгона твоих дурных мыслей, но каждый, конечно, может трактовать это по-своему.

– Интересное сравнение, – сказал Херст, – так что было дальше? Мы до конца так и не доберемся, если будем постоянно отвлекаться.

– Да, продолжим. С Карлом основное я все рассказал, теперь перенесемся в более позднее время, чтобы не топтаться на одном месте.

Так вот, однажды я зашел за шоколадом, недалеко от нашего дома была лавка со сладостями. Мне хотелось взять немного шоколада и карамельные тянучки, я просто обожал карамель. Как сейчас помню: мне 22 года, на дворе 1908 год, я захожу в магазин сладостей «Мисс Свит», а за прилавком стояла она – женщина, которая объяла мой разум полностью и не отпускала до самого конца своей жизни. Ее звали Кира, она была моей первой и единственной женой – человеком, которого я бесконечно люблю до сих пор. Я никогда не забуду запах ее волос с первой нашей встречи в магазине. Они пахли лавандой, корицей и кофе. На вид, как и на ощупь, ее кожа была мягкой, будто бы она только вчера родилась. Наше знакомство было очень нелепым. Мы Кирой познакомились, когда я по неосторожности обвалил всю полку с шоколадом потому, что спешил отнести Карлу лекарство. К Рождеству он заболел, не знаю, это была интоксикация или лихорадка, я так этого и не понял, но смысл был в том, что я попал в ту самую ловушку, где был мой друг, любовь начала струиться по моим венам и была еще не так страшна, как казалось. Кира стояла, уперев руки в бока и смеялась над дураком, который обронил всю полку, было очень неприятно, но я спешил. Ее реакция меня поразила. Кира была одной из тех, немногих, кто не стал кричать, как заносчивая бабка, что что-то пошло не так в очередной раз, а просто смеялась. Это было так просто и так прекрасно. В тот день мы с ней перекинулись лишь парой фраз, как я уже говорил, мне надо было спешить. По возвращению домой я увидел, что Карл лежал на моей кровати и корчился, ему было плохо, словно демон пытался выйти из него в тот момент. Я сказал ему: «Если ты будешь продолжать валяться, то толку от тебя никакого, так можно довести себя до смерти. Давай-ка ты наконец возьмешься за себя, встанешь и начнешь жить заново! Неужели ты будешь страдать всю жизнь по этой суке? Я принес тебе лекарство, надеюсь, оно поможет и станет легче». Карл мне ответил что-то вроде: «Друг, не надо так про нее». Между нами возникла перепалка. Мы кричали друг на друга, бранились, но уже через пару минут такой ругани каждый решил взять перерыв. Сигарет тогда не было, приходилось комбинировать из подручных средств, что есть. Я отсел от Карла, забил небольшую трубку всякой дряни, похожей на табак и задумался, – Ллойд отвел взгляд, но продолжил: «Знаешь, вспоминая это, я думаю, что чувства людей – это их же болезнь, если бы не было чувств, мы бы все давно жили в тысячу раз лучше, поверь. Все же, без них не было этого привкуса сладости или горечи, не было бы гонки в жизни. Мы пытаемся успеть все на свете, но это невозможно, да и физически нереально. Тем не менее, мы пытаемся. Азарт, одержимость, мания величия и так далее- вот, что нас ведет вперед. Ах, да… И любовь, конечно».

Я отвлекся, извини. За Карлом я смотрел еще пару лет, примерно до войны, точно не помню. В 1915 году Карла убили, с того момента все и началось. Если ты уж хочешь забежать наперед, то я начал встречаться с той продавщицей Кирой из магазина сладостей. Сначала я не мог к ней подойти, но в 1910 году у нас все закрутилось. Мы дружили, я никак не решался признаться ей в любви. Кира считала меня своим другом, и через некоторое время у нее появился ухажер. Я его быстро убрал с пути, взял яйца в кулак и признался Кире в любви. Так у нас закрутился роман, потом война. Мы не успели пожениться, а потом… За одну затяжку Ллойд выкурил почти всю сигарету, очнулся в госпитале, хотя не должен был.

– Что ты имеешь ввиду? – спросил Херст.

– Видишь, ты ничего не понял. Поэтому прошу нормально послушать меня, чтобы я мог разложить тебе все по полочкам и объяснить всю цель своего появления в твоей жизни. Так что, продолжать? Или как? А может я нажму на кнопку и по домам?

– Ладно, хрен с тобой, заинтриговал, опускай пушку. Мне становится даже интересно, но я все равно считаю тебя больным психопатом.

Херст принес еще кофе, прошло уже около часа, как они вдвоем сидели в кабинете, и Ллойд рассказывал своему новому знакомому невероятную историю, а офицер терзался с двух сторон, верить или нет этому странному незнакомцу.

– Я так понимаю, что ты многого не понял, и мне придется вернуться все-таки немного назад? – спросил Ллойд.

– Да, давай немного откатимся, а то я не могу сложить пазл, – ответил Херст.

– Окей, молодчина. Так вот, я стал жить с Кирой, Карл от меня давно уже съехал, нашел работу, но снова и снова он злоупотреблял спиртным и постоянно шлялся со всякими проститутками. После расставания с Жанне для него все девушки стали не больше, чем кусок мяса. Он убивал себя думками, что не все девушки такие, как он себе придумал. Эта рана оставалась с ним всегда, и он ни под каким предлогом не хотел с ней расставаться. Тем самым, он портил мне нервы, я устал за ним бегать, как за собственным ребенком. В какой-то момент мне надоело выручать его из передряг, поддерживать и везде находить его пьяную тушку. Помню, словно это было вчера: вечером 14 апреля 1910 года я пришел домой к Карлу. В комнате, которую он снимал, стоял запах перегара настолько ядреный, что мне казалось, будто у него пили все драконы, а вместе с ними все Королевство Франции, а посреди праздника на полу лежала голая принцесса. В общем, та еще мерзость. Карл лежал на столе, по которому бегали крысы и ждали, когда он умрет, чтобы им поживиться. Правда, они не знали, что если откусить от него кусочек, то можно опьянеть, словно попил из винной бочки. Я толкнул неподвижное тело, но оно не подавало признаков жизни, лишь издавало невнятное бормотание. Карл бранил меня, половины слов я не понимал. Конечно, сейчас такое вспоминать очень смешно, но тогда все было наоборот. Я несколько раз попытался его поднять, но безуспешно, тогда я взял кувшин воды и вылил ему на голову. Карл стал кричать, как поросенок перед убоем. Гнев окутал мой разум. Чтобы не натворить глупостей, я просто кинул кувшин и ушел. Это был не мой друг Карл, с которым мы катались на качелях, рассуждали о космосе и звездах. Тот человек даже на человека не был похож, мне было больно и мерзко осознавать, что после стольких лет, проведенных вместе, я теряю единственного друга. Иногда, ночью, когда Кира спала, я выходил на улицу покурить и прогонял в голове воспоминания о детстве, о родителях, о нашем доме, о Карле. Сами собой, непроизвольно, слезы накатывались на глаза и медленно стекали по щетине маленькими водопадами. Я ни разу в жизни не видел водопады, но знал, что они есть. Я читал про них и всегда хотел увидеть.

– Черт, а вот это очень грустно. А если это действительно правда, то грустно вдвойне, – перебил Херст.

Ллойд поднял голову и повернул ее на Херста. В руках он мял окурок, который уже превратился в кашу. Херст прочитал по глазам Ллойда, что тот все-таки говорит искренне, но верить до конца Херст не собирался, осторожничал.