Бедняга итак уже седой!

— План? — задумчиво взглянул он на меня, продолжая идти словно робот.

Потом словно проснулся, остановился, взглянул на спрятавшийся средь жидкой кроны дом, нашел глазами открытое настежь окно в квартиру, вновь взглянул на меня — я спешно спрятал руки за спину. На них отпечатался асфальт дорожки подле дома! Так себе вышло приземление, но в принципе — насрать!

— План... Сейчас я иду на встречу, а ты — ткнул он мне пальцем в грудь — идешь домой и поступаешь в полное распоряжение тех... Бодрых бабок. Как их там?

— Нина и Анна... Сергеевна и Петрова — поправился я, видя, как батька нахмурился, в ответ на моё неуважение к старшим — Корабельникова и Победова.

-Эх. В общем — делаешь все, что они тебе говорят. Занимаешься, тренируешься, и т.д.

— Но... зачем? — не понял я, и попытался состроить глазки понаивнее — полезное искусство! Надо тренировать!

— Зачем, зачем... позже объясню! Надо так! — отмахнулся он, и пошел дальше «по своим делам», а я вдруг вспомнил — Ванька!

Я же в семье один трезвым, и не страдающим от похмелья с перегаром, остался! И мне теперь... До окошка обратно ползти!

Та еще задача! — задрал я голову вверх, стоя у стены без особых выступов или впадин, ровная, как лысина комвзвода... Неудобная, как чистое поле. Проще как бы через дверь! Ведь не съедят же меня там, в самом то деле?!

Нет, не съедят. Но отправят в зал разминаться сразу же, как опознают. А Ванька? Без тебя накормим, помоем! А то сейчас твоя мамка как выйдет...

Как оказалось, договоренность с родительницей была почти патовая! Я-то спал, не слышал! А она, мама моя, нагородила там условий... У!.. Никаких опасностей! Высоты, или странных приспособлений! Только маты! И ленточки. Что, в принципе, всех устроило, кроме меня! Если бы не финальный аккорд: «и я должна присутствовать на всех занятиях! А-то как иначе я пойму, что вы меня не обманываете?». Что как бы... Нехило связывает руки уже «раскатавших губу» — бабусям.

— У, плохо!

— У... погано!

Я прекратил делать уже вторую по счету разминку и, распрямившись, сурово посмотрел на ворчливых «перечниц».

— Что плохо-то? Что — погано? Объясните по существу, пожалуйста!

Бабки переглянулись, и выдали «на-гора»:

— А ты на шпагат попробуй сесть! На твой любимый, как тогда, когда ты к нам только пришла!

— Да или уж на обычный, хотя-бы! — усмехнулась бабка, когда я попробовал почесать себе ухо, своей-же пяткой, и что-то, как-то не вышло.

И это попробовал, и — ни хрена! Аж сам немного офигел! Не то, что бы все совсем плохо, но вот просто взять и опустится на пол там же, где и сидел — не получилось. А раньше-то это было просто «вупер-легко»! А уж если попытаться «просто встать» из позиции «почти шпагат»... Н-да, реально ведь всё плохо! И что вообще тогда бабки во мне такого, выдающегося, увидели, с такими-то данными?

— Прыгни!

Ну я и прыгнул.

— Выше!

Прыгнул. С места вверх, взвыв свечкой почти на два метра — лишнего веса-то на теле нет! Собственная масса — невелика, а силы — о-го-го! Вагон и брелочек от БелАЗа!

— Еще! Сделай сальто!

И это не вопрос! Прыгнул, кувыркнулся через голову...

— «Хрусть!»

— Ау... — упал бревнышком на маты, после того, как их, маты, чисто случайно, задела моя шея.

— Саша!

— Саш, ты как?! — подлетели ко мне побледневшие, и окончательно поседевшие бабки, а я взглянул на все так же спокойно катающею взад-вперед коляску мать, продолжающею почти спокойно сидеть на лавочке у стеночки.

Хорошо, что для неё, моей падение, почти-что равносильно падению с движущегося велика! «Ну да, коленочку раздерет, зато уму разуму научится! И не будет больше пререкаться с матерью!» — примерно это вот и читается на её, далеком от довольного — лице.

Мой шейный позвонок, выскочивший наружу, с ней не согласится! Все же приземлился я супер неудачно — прямо на башку! Пусть и на маты — но с двух метров, блин! И с инерцией вращения! Что и привела к такими, хм, печальному последствию.

— «Хрусть!»

— Аррх! Хорошо! Продолжим? — поинтересовался я, у всё также мертвецки бледных бабок, как ни в чем небывало, вставив вылетевшее обратно — пальцами.

И вновь украдкой взглянул на мать. Иногда незнание — благость!

— Пожалуй, на сегодня хватит. — произнесла Анна Петровна, переглянувшись с товаркой.

— И... Завтра наверное тоже, отдохни.

Так... Кажется, они уже жалеют, о своем решение меня к себе привлечь! И о коньяке! Потраченном на это дело.

— Нет! Нет! Нет! — замахал руками я — Давайте продолжим! Без нагрузок, общие упражнения! Будем возвращать форму! Это не опасно, — опять взглянул я, на вдруг чем-то обеспокоившеюся маму, на которую тут же взглянули и тренеры — и вообще полезно!

А! Вот чем мать обеспокоена! Турник углядела! Это уже на фобию тянет, честно слово! А мои тренерши теперь серьёзно пугаются, когда я хоть чуть-чуть отрываю ноги от земли... Ну невиноват я, маты... Непривычные! И на них прыжки... несколько иначе выходят, чем тоже, но на земле! И вообще! Хотя голова все же реально немного кружится...

— И это... — взглянул я на свои руки, в браслетиках с песком — Этих штук мне явно маловато.

Привык все-же... Батька, ты монстр! Приучил меня, к двойному весу! Сын ты сутулой собаки... И я — твой отпрыск. Да здравствуют трудовые будни! Правда здравствовать они мне не дадут. Бабки, как-то подозрительно быстро привыкли к... Смертельным травмам! К тому, что я себе постоянно что-нибудь рву-ломаю с непривычки, и чаще всего — из-за собственной избыточной силы. К тому... Что я бессмертный?

Уже на следующий день! Перестав обращать внимание, на такую «банальность» как вывихи и растяжения. А через день! Реагировать на рвущеюся связки, и обломы спины, шеи и чего бы то ни было.

Что с ними случилось? Ума ни приложу! Но стали они меня гонять как «сидорову козу»! И в хвост, и под хвост! Сломал, бедняга, руку? Надень шину, и вперед! Ножку потянул? И что? Это разве повод останавливаться, а? А ну вперед!

— Нимогу!..

— Живо! Через «немогу» давай!

Пздц! Они же небыли такими! Никогда! Ни с кем! Что с ними случилось? Еще и батя припер мне новые браслеты на ноги и на ноги — чугунные! Одиннадцать кило на каждый. Я с этими игрушками, и ходить то нормально не могу! А они...

— Выше! Быстрее! Сильнее!

Издеваются!

— Вы хоть убейте, а я с этими штуками — приподнял я свою ручку, с трудом оторвав от мата, на котором распластался причудливой «морской звездой» — И не встану! Фсе! — и решил слово держать, окончательно «растекшись» по поверхности.

Пришлось бате браслетики-то — менять. Не, ну десять килограмм, это реально через-чур! А уж одинадцать... как ему вообще могла прийти такая мысль в голову!?!? Вот четыре, на ноги, и по два на руки — само то! Я их практически и не чувствую, но нагрузку они дают достойную!

— С этим — можно и позаниматься! — потер я новые «кандалы» и улыбнулся.

Правда тут же погрустнел: в обмен на снижение веса, батя, приказал — а иначе это и не назовешь — ходить в этих фигнях круглосуточно и даже в душ.

— «бряк».

Нда, плавать мне с ними не светит — криво улыбнулся я, видя сколь охотно мои рученьки-ручонки прилипают ко дну ванной.

И ведь при всем при этом, при всех этих адовых нагрузках, непосильных для нормального, здорового человека — мать, сидящая здесь же в зале большую часть времени, и наблюдающая за нами «в оба глаза»... Сидит — наблюдает!.. Да, не с сильно-то довольным лицом, но просто наблюдает! Ей как будь то — невдомёк! Хотя ведь тоже, когда-то спортом, по словам отца, серьёзно занималась! Забыл, что ли? Или что? Разве что когда я на канат полез — «включила пожарную сирену»!

— Куда!? Ты что?! Совсем уже, что ли! Тебе нельзя! У тебя операция! Швы разойдутся!

Ага! И жалко её... Но объяснять, напоминать, то время, когда она сама была ребенком — я не решился. Ни кто не решился! Счастлива мать, живя в неведенье!