Прищурившись, Вивиана внимательно смотрела, выглядывая из-за мольберта. Девушка изучала фотографию в рамке, на которой была изображена матушка. Покачав головой, она произнесла себе под нос:

‒ Да уж, натюрморты у меня лучше получаются.

Вивиана поводила кистью на почти пустом холсте с криво нарисованными глазами и встала с табурета, на котором часто сидела во время написания картин. Живопись была ее любимым увлечением, с которым не шли ни в какое сравнение музыкальные инструменты или пение. В написании картин девушка видела то, о чем думала, о чем могла мечтать или даже чего боялась. Так, однажды она изобразила незнакомца в черной накидке, лицо было скрыто под капюшоном, лишь глаза едва заметно сверкали желтыми огоньками, словно волчьи… На холстах юная красавица создавала себе тот мир, который желала, в отличие от той действительности, что за дверью.

Впрочем, Вивиана была довольна и благодарила Бога за своего замечательного, доброго отца Уильяма Четтера, который воспитывал дочь после смерти матушки, а теперь ‒ и за любимого жениха, посланного также свыше, как девушка считала. Томас Уилсон закончил военную академию и заступил на должность констебля в главном управлении. Для него было честью носить красивое, хоть и колючее черное приталенное пальто, символизирующее положение, а также головной убор со значком королевской полиции.

Примерив однажды новые вещи, юноша глубоко вздохнул и с воодушевлением и предвкушением поспешил на работу в первый день. К настоящему моменту он проработал в управлении уже пару лет и числился на хорошем счету у начальства ‒ Томаса считали умным и прозорливым пареньком. Никто из старших констеблей даже не подозревал, что ему помогала, казалось бы, хрупкая и наивная Вивиана. Не женское это дело, как не раз замечал ее отец ‒ священник в городской церкви. Однако сообразительная и внимательная юная особа страсть как любила авантюры, ведь они помогали разбавить однообразную жизнь в высшем свете. А находиться среди дам и господ, сливок общества, в котором умнейший и добрейший Уильям Четтер стал любимчиком, заслужив расположение даже самого графа Лестера, было и правда пресно. Горожане оказались на публике набожными людьми, веровали в Господа и часто посещали церковь.

За окном раздался мелодичный свист. Это Томас подошел к дому невесты и засвистел в свисток, стараясь изобразить часть произведения Бетховена. Вивиана хоть и не очень любила занятия по музыке со скучным престарелым учителем, однако, как истинная леди, обладала познаниями и навыками. Сразу поняв, кто пришел, и узнав мелодию, девушка засмеялась, подбежала к окну и отворила его.

‒ Мадемуазель Четтер? ‒ состроив серьезное лицо, произнес нарочно басом Томас.

‒ Месье Уилсон! ‒ кокетливо прищурившись, подыграла она.

Между молодой парой частенько пробегали шутки и юмор. Среди всего чопорного и заносчивого английского общества Томас был едва ли не единственным открытым и веселым человеком. Даже пожилая матушка осуждала излишнюю радость, которую сын показывал в неподходящее время, а уж тем более не терпела неприличный смех. Собственно, именно за раскрепощенный хохот на людях дама невзлюбила и свою будущую невестку, когда однажды Вивиана засмеялась, увидев, как Томас споткнулся и упал. Дама сочла несносным поведение дочери такого уважаемого, почти святого человека, как Преподобный. «Недаром ходили слухи об изменах ныне почившей супруги священника», ‒ полагала мать Томаса. Она не была рада выбору сына, не привечала в своем доме Вивиану, но и не выражала антипатию открыто, опять-таки, из уважения к мистеру Четтеру.

Отец Томаса уже не вставал с постели и с трудом мог говорить. Сын очень хотел порадовать его своими достижениями на службе, раскрыть какое-нибудь важное дело и получить повышение, о чем постоянно грезил. Когда-то мечта его папеньки ‒ служить народу ‒ не сбылась, и теперь оправдать надежды родителя было суждено единственному ребенку в семействе Уилсонов.

‒ Вы настолько талантливы во всем, даже в игре на свистке. Я сражена, констебль Уилсон! ‒ с воодушевлением добавила Вивиана.

Улыбка у девушки была и впрямь обворожительная. Увидев ее однажды, Томас не смог устоять. Каждую ночь он представлял их свадьбу и наконец брачную ночь. От подобных мыслей кружилась голова, а сердце билось точно удары в колокол, ведь молодой человек еще ни разу не знал женского тела и ласки. Томас буквально считал часы до счастливого дня.

‒ О, мисс Четтер, могу ли я, скромный паренек, надеяться на небольшой подарок от вас в виде воздушного поцелуя перед тем, как отправлюсь на тяжелую службу, где буду думать о вас при каждом малейшем перерыве в работе? ‒ с милейшим выражением лица вымолвил просящим голосом Томас, сжимая в руках свисток.

Молодой человек имел невысокий рост и среднее, даже скорее худощавое телосложение. Форменное пальто его стройнило еще больше, что даже немного не нравилось Вивиане, ибо рядом она выглядела жениху ровней в фигуре. А вот ростом и подавно была выше. Лишь головной убор констебля придавал ему слегка больше роста. Томас смотрел снизу вверх на девушку, точно на небо, его голубые глаза и длинные реснички часто хлопали от волнения, узорные губки, словно у барышни, мило поджимались, выделяя кругленькие щечки и придавая значимости удлиненному подбородку с ямочкой. Его светлые волосы соломенного цвета взъерошились от убора и хаотично разметались по голове.

Впрочем, Томас был довольно красив, однако не за это в него влюбилась Вивиана. Раньше ее скорее даже отталкивали мужчины с женственными чертами лица. Девушку привлекла доброта и отзывчивость юноши. Как-то раз он увидел Вивиану на дороге, с плеч ее спал палантин, а руки были заняты сумкой, которая вдруг порвалась. Выпали фрукты, а Томас уже оказался рядом и держал палантин, бросившись собирать плоды. Он помог донести покупки до дома и скромно попросил разрешение на записку. Романтичная девушка оказалась под впечатлением от встречи, ведь никогда прежде ей не приходилось общаться столь близко с молодыми мужчинами наедине и тем более принимать от них тайные письма.

Их диалог тогда заметил отец и вышел на крыльцо. По итогу мистер Четтер дал согласие на дружеское общение пары, а позже Томас попросил руки и сердца его дочери, на что также получил одобрение. Отец хорошо относился к юноше и был доволен женихом, ибо скромность украшает, а доброта ‒ светлый путь открывает… к Господу.

Вивиана послала воздушный поцелуй пухлыми алыми, как зимняя вишня, губами и помахала ладонью с тонкими пальчиками. Волосы у девушки были длинные, с красивым черным блеском, а глаза ‒ светло-карие, будто легкий чай на одном из ее натюрмортов или блеск на солнечных лучах ограненного гиацинта. Сразу после красивой улыбки Томаса и заворожили окончательно ее невероятные очи.

Вечером жениха ожидали на ужин. Стол уже накрыли, отец и Вивиана заняли свои места. В просторном двухэтажном доме, что подарил Преподобному сам герцог Уинфрит, жила также прислуга. У девушки была не только личная служанка, но и повариха. Мистер Четтер очень трепетно относился к пище, соблюдал все традиции и религиозные предписания, поэтому жирного у них не подавали вообще, а мясо рогатого скота было не так часто, как в других домах. Это не смущало Вивиану, в отличие от запрета ей открыто смеяться после жалобы матушки Томаса. Преподобный следовал нормам поведения в обществе и учил тому же дочь. Однако пытаясь навязать дочери черты характера, которые были ей не присущи, отец лишь подавлял жизнерадостность Вивианы или, как он ее называл, Виви. Ей часто приходилось прятать себя настоящую и при людях либо гостях изображать скучную скромницу и весьма набожную особу, которая без позволения отца не может и слова сказать. Порой девушку это крайне угнетало, даже хотелось немедленно покинуть дом, выйти наконец замуж за Томаса и уединиться в каком-нибудь отдельном жилище, даже пусть гораздо меньшего размера, чем отчий дом, пусть даже там будет всего одна комната…