– Согласна, это будет незабываемое зрелище! Особенно, если ее соответствующе украсить, – говорю, с милой улыбкой глядя на Тагаева. – Наши конкуренты справятся, обещаю.

Тагаев со странной гримасой запрокидывает голову и начинает старательно рассматривать потолок. И я понимаю, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Может, вернемся в кабинет и рассмотрим дворец подробнее? – бедная Стефа вообще не понимает, что происходит.

Ариана с готовностью кивает и идет в кабинет, Стефа спешит за ней. Я тоже разворачиваюсь, пряча телефон, как тут мне дорогу преграждает широкий торс.

Поднимаю глаза – надо мной с грозным видом нависает Тагаев.

– Не дождетесь! – шипит он, полыхнув опасно горящим взглядом. – Вы будете работать над этой свадьбой, ясно вам?

Только собираюсь ответить, как звучит сигнал вызова. Достаю телефон, и сердце привычно проваливается вниз. Воспитательница из садика.

– Анастасия Андреевна, Давид снова подрался с Иваном. У него разбита губа, срочно приезжайте, это третий раз за месяц!

– Хорошо, Зинаида Рудольфовна, я еду, – говорю, огибая мощную фигуру Артура, и направляюсь к двери.

– Я в садик. Скажете Стефании Демидовне, пусть не ждет, – бросаю на ходу секретарю и с колотящимся сердцем бегу к машине.

Прыгаю за руль, на ходу запуская двигатель. Он бодро урчит, но как только трогаюсь с места, машина несколько раз фыркает и глохнет.

Что за дела? Стучу по рулю, останавливаю и перезапускаю двигатель, и он с утробным стоном глохнет уже окончательно.

«Спокойно, Настя, держи себя в руках!» – говорю сама себе, делая несколько глубоких вдохов-выдохов. Выскакиваю из машины и захожу в приложение такси. Экран приветливо мигает и гаснет, на прощание витиеватыми буквами написав мне название бренда. Зашибись…

А вот нечего было делать из телефона роутер. Или хотя бы следовало взять с собой повербанк. Придется вернуться в офис и вызвать такси оттуда.

Иду быстрым шагом, запихивая бесполезный мобильник в сумку, попутно гадая, у кого из драчунов разбита губа. У Давида или у Ивана.

Ваня Исаев – рослый балбес, который повадился дразнить моих сыновей. У Данила хватает выдержки, на провокации он не ведется, зато Давид заводится с пол-оборота.

Вдвоем мои сыновья непобедимы, поэтому Иван выбирает моменты, когда Даньки нет рядом. Это бывает нечасто, но бывает. В этом месяце как прорвало.

Конечно, каждая мама горой стоит за своих детей, но я точно знаю, что Давид не задира. Каждый раз сын смотрит на меня моими зелеными глазами, светящимися как лазеры, и говорит:

– Мам, ну он же меня довел! Я его предупреждал!

И каждый раз я веду долгие беседы на тему, как нехорошо драться и что настоящие мужчины решают проблемы не кулаками. При этом Стефа сверлит меня уничтожающим взглядом и надувается как воздушный шарик.

Она в корне со мной несогласна. Стефа считает, что мальчикам следует подловить вредного Ваньку и навалять ему вдвоем от души. Но она ни за что не станет подрывать мой материнский авторитет и всегда сдерживается от резких высказываний при детях. Я за это ей очень благодарна, тем более что потом она все равно нашепчет им на ушко свои наставления.

Сыновья меня внимательно слушают, понурив головы, со всем соглашаются, а потом идут к Стефе обниматься. И затем все повторяется.

Я пыталась поговорить с мамой Вани, но там бесполезно.

– Мы воспитываем Ванечку по японской системе «икудзи», до пяти лет ему позволено все! – как отрезала мне выхоленная мадам Исаева. – Это вам следует приструнить своих избалованных детей, госпожа Савицкая!

Дорогу загораживает глянцевый черный корпус автомобиля. Хочу обогнуть его с капота, но автомобиль двигается вперед. Поднимаю голову и прямо перед собой вижу нахмурившегося Тагаева. Он сидит за рулем огромного как танк внедорожника, стекло дверцы опущено, мы смотрим в упор друг на друга.

– Я слышал ваш разговор. Садитесь, Анастасия, – командует Артур, – я отвезу вас в сад.

– Спасибо, вам незачем беспокоиться, – хочу обойти с другой стороны, но внедорожник отъезжает назад и снова перегораживает мне путь.

– Я увидел из окна, что ваша машина заглохла. Садитесь, – нетерпеливо повторяет он.

– Артур Асланович, – устало возражаю, но тут дверь распахивается, Тагаев спрыгивает с водительского кресла и цепко впивается пальцами мне в локоть.

– Быстро в машину, – он обводит меня вдоль корпуса, открывает дверь и чуть ли не заталкивает внутрь. И добавляет непререкаемым тоном: – Ваш сын разбил губу, а вы тут церемонии разводите.

Я возмущенно вскидываю голову, но автомобиль уже трогается с места.

– Вас не учили, что подслушивать нехорошо?

– Не поверите, учили, – невозмутимо отвечает он, держа руль одной рукой, при этом умудряясь лавировать между машинами с филигранной точностью.

Завистливо закусываю губу и едва сдерживаюсь, чтобы не шмыгнуть носом. Мне бы так научиться! А Тагаев тем временем продолжает на удивление без всякого ехидства.

– У вас высокая слышимость динамика. Я не нарочно, простите. Но ваши дети… – он умолкает, а потом договаривает странным тоном: – Они мне понравились.

– Там неизвестно, кто кому разбил губу, – отвечаю осторожно, оглушенная этим признанием. – Скорее всего, Давид Ивану.

– Кто есть Иван?

– Наш главный антагонист, – вздыхаю и вижу в стекло внутреннего обзора как Артур приподнимает бровь. Спешу пояснить: – Он все время задирает Давида. Когда мальчики вдвоем, он их не трогает, а самого Давида дразнит.

– Когда я был маленький, постоянно дрался в садике. Я был меньше всех ростом, и мне вечно доставалось, – вдруг говорит Артур, и мне становится нехорошо. Жаль, не додумалась прихватить с собой распечатки, даже нечем обмахнуться. – А почему вы не поговорите с родителями?

– Там бесполезно, – махаю рукой, – его воспитывают по японской системе, это когда детям до пяти лет можно все.

Артур скептически косится на меня и хмыкает. Я невесело хмыкаю в ответ.

– А есть какая-то причина, чтобы задевать Давида? – задает Артур вопрос, которого я больше всего боялась.

– Да, – отвечаю обреченно, – это касается их отца. Отца моих детей, – поясняю, натолкнувшись на немигающий взгляд в зеркале. – Дело в том, что я честно рассказала детям, что мы с их отцом разошлись еще до их рождения.

Я очень стараюсь, чтобы это не звучало жалостливо или грустно, меньше всего мне хочется, чтобы Тагаев мне сочувствовал. Но, наверное, у меня получилось плохо. Или вовсе не получилось.

– Он от них отказался? Добровольно? – допытывается Тагаев, и я в десятый раз жалею, что он услышал мой разговор с воспитательницей.

Не хочу лгать, но и правду говорить ему не собираюсь. Придется отвечать как можно более туманно и расплывчато.

– Да. Мы обо всем договорились. Он дал мне крупную сумму денег в обмен на то, что я больше не буду его беспокоить, – кажется, вышло максимально приближенно к действительности. Но Тагаев вдруг съезжает на обочину и останавливает машину.

– Что? – он сжимает руками руль и смотрит на меня с недоверчивым прищуром. – Вы хотите сказать, что он откупился от троих родных детей?

– Не от троих, – выбалтываю быстрее, чем соображаю, – от двоих. Первое УЗИ показало двойню. Мальчики раздвоились позже. Точнее, они раздвоились вовремя, но увидели мы только потом…

Ну кто меня за язык тянул? Осталось еще признаться, что наш отец года отправил меня на аборт, чтобы в голове Тагаева шестеренки завертелись в нужном направлении!

Он и без этого в шоке.

– И вы сказали детям? Что отец их продал?

– За кого вы меня принимаете, Артур? – говорю тихо, потому что мешает вмиг перекрывший горло комок. – Разве такое можно говорить детям? Что от них отказались? Я сказала им, что отец не знал о них и уехал. И конечно они теперь его ждут. Придумывают ему всякие оправдания. Сегодня он у них альпинист, заблудившийся на горной вершине. Завтра космонавт, забытый на секретной космической станции. А Иван все время говорит гадости об их отце, и Давид не может сдержаться.