Двадцать минут спустя в миске замешано тесто, ингредиенты помножены в правильном соотношении. Я избегаю бухгалтерскую математику, в которой царствует Пилар, но без вычислений в рецептах все же не обойтись. А этот рецепт должен был показать кухонному монарху «Совы и ворона», на что способна девчонка из «маленького кубинского местечка». Четыре формы для выпекания смазаны и уже ждут. Остался последний штрих.

Раздается громкий рев, пока я ищу в кладовке миндальный экстракт. Это либо газонокосилка-мутант, либо мотоцикл со страдающим от простуды двигателем. Минуту спустя я выглядываю из кладовки и вижу мокрого от дождя парня примерно моего возраста на моей кухне – э-э, то есть на кухне Полли. На столе белый ящик, которого раньше не было. Прежде чем я успеваю сказать «привет», парень подходит к деревянному столу, макает палец в миску с тестом и облизывает его.

Я выбегаю из кладовки.

– Какого черты ты творишь?

Он вздрагивает.

– Твой палец! В моей миске!

– Ой, извини. – Ага, не вижу ни капли сожаления в его шести с лишним футовой, облокотившейся на стол туше. Темно-русые волосы, словно создатель макнул его в дождевую лужу – стрижка кроп с кудряшками на макушке. На нем потертые джинсы и коричневый кожаный бомбер. – Мы не знакомы. – Он выпрямляется, но что-то в моем лице заставляет его отдернуть протянутую руку. – Орион Максвелл.

Мне не нужно его имя. Я хочу, чтобы его кровь оросила живую изгородь Спенсера за эту наглость. Однако я все же говорю:

– Лайла Рейес. – Я склоняюсь над миской. – И это для гостей. А если бы это была заготовка для безе? Даже две капли воды с твоего пальца все испортили бы.

– А это для безе? – Он играет бровями. – Обожаю.

– Нет, это не для безе. И не для твоих ручонок. Ты приехал сюда на грязном мотоцикле.

Орион кивает в сторону раковины и крутит пальцами.

– Помыл их перед тем, как снять пробу. Как и всегда.

– Хочешь сказать, ты часто так делаешь? – Я размахиваю руками. – Ходишь и суешь свои пальцы в тесто, когда угодно?

Он подходит ближе. Настолько близко, что я замечаю голубые глаза, небольшую ямочку на подбородке и точеную форму носа. От него пахнет древесиной и сырой кожей.

– Только если попросят.

– Не припоминаю, чтобы отправляла приглашение.

– Я уже понял, – говорит он. – И снова прошу прощения. Привычка. Полли всегда просит попробовать.

Я театрально фыркаю.

– Поверю в это, когда…

– Орион. Вот ты где, дорогой. – Полли буквально вспархивает от двери и приземляется рядом с Орионом. – У нас уже почти ничего не осталось.

Он улыбается.

– Простите. Собирался приехать раньше, но в магазине произошла небольшая накладка. Как ваша сестра?

Щелк! Хрясь! Полли как неоновая палочка. Орион надломил ее посередине, и она теперь светится вся – от седых волос до ортопедических кухонных тапочек.

– Ей гораздо лучше, спасибо. Это был всего лишь вирус.

– Рад слышать. – Он указывает на белую коробку. – Этого должно хватить. «Английский завтрак», зеленый с жасмином, две пачки «Эрл Грей» на этот раз, как миссис Уоллас и просила. Отец закинул образец нового «дарджилинга», который он недавно для себя открыл. Нереально вкусный.

– О, попробую позже, – говорит Полли.

– Вы не разочаруетесь. Увидимся. – Он идет к двери, окинув меня взглядом. Я стою в фартуке поверх спортивной формы, сжимая в руках бутылек с миндальным экстрактом.

– Подожди. – Полли бежит за ним с маленьким коричневым пакетом и широкой улыбкой во все тридцать два зуба. – У меня остались бисквиты со вчерашнего дня.

– Спасибо, постараюсь, чтобы они дожили до дома. – Он нюхает содержимое. – Лимонные! Обожаю.

Я думала, он обожает безе.

Теперь он пристально смотрит мне в глаза, кивает так, что кудряшки сваливаются на лоб.

– Лайла.

Я тихо уклончиво прощаюсь.

Сияние Полли угасает, когда Орион закрывает за собой дверь. Ее лицо напрягается, но она говорит:

– Семья Ориона владеет лучшим чайным магазином в Хэмпшире. Называется «Максвеллс». Такой милый мальчик.

Ага. Милый. Я разливаю тесто по формам для выпекания.

– Привыкай, он часто будет здесь появляться. – Полли фыркает, бросая грязную миску в раковину, затем демонстративно переносит контейнер с приборами обратно, где я его нашла. – Все должно быть на своих местах, как было. Включая установленные деловые связи. Так что хотя бы постарайся быть с ним любезнее. Он всегда бесплатно доставляет нам заказы.

Отлично. Просто прекрасно. Орион пихает свои пальцы в мое тесто, а в награду получает счастливую Полли и печенье? Вот еще. Я надеваю кухонную варежку, открываю духовку и ставлю в нее формы с тестом. Затем захлопываю дверцу.

Первая подсказка – запах. Сказать, что я понимаю кое-что в пекарском деле, – ничего не сказать. Я знаю, когда налажала с выпечкой или тортом. Ведь я никогда не лажаю. Кроме как сегодня.

Вбегая в помещение, я выключаю духовку, и мой желудок сводит от ужаса. Дым заполняет стеллажи. Нужно открыть. Кашляя, я надеваю перчатки и быстро вытаскиваю все четыре формы для выпекания. Меня окутывает черное облако дыма, какое обычно используют бездарные иллюзионисты в своих трюках.

Уверена, Полли чует запах гари даже в огороде. Постояльцы, наверное, думают, что гостиница горит. Я снова кашляю и ругаюсь, затем, когда помещение проветривается достаточно хорошо, я вижу почерневшие торты, похожие теперь на тротуарные камни. ¿Qué pasó? [34]

Я сто раз делала торт по бабушкиному рецепту, готовила в таких же формах, в такой же духовке, только… черт. Ко мне приходит осознание того, что я знала всю жизнь, но абсолютно забыла, когда разогревала духовку. В Англии пользуются шкалой Цельсия, а не Фаренгейта. Я выставила температуру в 350 градусов по Фаренгейту, что для этой английской версии духовки эквивалентно 600 градусам. Идеально для пиццы. Разрушительно для тортов.

Полли вваливается из огорода, обрывая мои мысли.

Я тереблю подол фартука, приготовившись к словесной атаке, которая даст фору mis tías или мами, когда мы с Пилар приходили домой позже указанного времени. Тон будет таким же, может, даже движения рук будут такими же. Только акцент и лексика могут отличаться.

Полли принюхивается, откашливается и заглядывает мне через плечо.

– Что ж, – твердо говорит она.

Я открываю глаза. Полли уже у морозильника. Она разворачивается с пирамидой маленьких пирожных в руках.

– Держала их под рукой как раз на такой случай, – говорит она. – Имбирные пирожные. Они растают как раз к послеполуденному чаю.

Полли бросает пирожные на полку, направляется к раковине и хмурится, увидев гору посуды.

– Просто ужасно! Я всегда сразу навожу порядок. – Она широким жестом обводит миски и ложки, которые я как раз собиралась помыть перед своей кулинарной катастрофой. – Миссис Уоллас не понравится вся эта грязная, разбросанная как попало посуда. Что, если она решит устроить особому гостю экскурсию на кухню? – Полли топает к выходу. – Надеюсь, ты все исправишь, – рявкает она.

Трясясь, я выбрасываю свои неудавшиеся торты в мусорку – или, как говорит Полли, мусорное ведро. Мусор, verdad[35]. У меня уходит куча времени, чтобы остервенело отдраить все формы и поверхности.

Ну что ж. Меня поддразнивает внутренний голос, пока я скидываю фартук. Кухня всегда была тем местом, где я могла надеяться на гарантированный успех, но сегодня она стала лагерем моей очередной потери. Я не могу провести больше ни минуты в этом запахе гари и моей неудачи. В плане одежды я уже готова к быстрому побегу. Я выпиваю полбутылки воды и выхожу через боковую дверь на маршрут, по которому собиралась бежать два часа назад.

Очевидно, «Сова и ворон» находится в районе Сент-Кросс. Я бегу в сторону живописной аллеи рядом с рекой Итчен; мои шаги тяжелые из-за смены часовых поясов и Цельсия. Я задыхаюсь и с трудом бегу по узкой, мокрой от дождя улице, усеянной кирпичными и каменными домами. И опять основная архитектурная тема – старина. Когда улица разделяется, я оказываюсь перед широким выходом на главную подъездную дорогу. Все мысли уносит ветром; я знала, что так будет. Это не первый раз, когда я перекладываю свое отчаяние на кроссовки и пот.